Православие. Тома I и II
Шрифт:
Изложенное выше учение Григория Паламы, утвержденное Константинопольскими Соборами середины XIV века, подводит итог многовековому развитию восточнохристианского учения о Боге, окончательно формулируя мысль о неименуемости сущности Божией и именуемости энергий Божиих. Все имена Божии, включая имена «Бог» и «Божество», являются именами энергий, а не сущности Божией. Они могут применяться и в отношении сущности, однако лишь в условном смысле, так как сущность Божия неименуема, сверхименуема, выше всякого именования и постижения.
Кроме того, паламитское учение о сущности и энергиях Божиих на новом уровне поднимает вопрос об относительности человеческого языка применительно к Богу. Всякое слово, имя, всякий термин, будучи частью человеческого языка, приспособлены для описания тварных реальностей,
Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин 1:9), то есть Отец. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир, то есть Сын. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир, то есть другой Утешитель (См.: Ин 14:16; 14, 26). «Был», «был» и «был», но был един; «свет», «свет» и «свет», но единый свет, и един Бог. Это же представил прежде Давид, говоря: Во свете Твоем узрим свет (Пс 35:10). Ныне же мы и узрели, и проповедуем, от Света–Отца приняв Свет–Сына во Свете–Духе, краткое и простое богословие Троицы.
Наиболее полно учение Григория о Боге как о свете раскрыто в проповеди, посвященной празднику Крещения Господня, называемому в литургическом календаре Восточной Церкви «днем светов». Григорий говорит здесь о свете Святой Троицы, который, с одной стороны, находится за пределами всего чувственного и умопостигаемого, с другой же — возглавляет всю иерархию светов от духовного до материального. Свет Святой Троицы абсолютно трансцендентен тварному бытию, вместе с тем он пронизывает собою весь тварный мир, так что все существующее есть различные уровни причастности этому свету:
Бог есть свет высочайший, недоступный, несказанный, ни умом не постигаемый, ни словом не изрекаемый, просвещающий всякую разумную природу. Он — то же в духовном мире, что солнце — в чувственном. По мере нашего очищения Он представляется нами, по мере представления возбуждает к Себе любовь, по мере любви нашей вновь умопредставляется; Он созерцаем только Сам Собою и постижим лишь для Самого Себя, изливаясь лишь в малой степени на то, что вне Его. Я говорю о свете, созерцаемом в Отце, Сыне и Святом Духе, богатство Которых есть одноприродность и единое излияние светлости. Второй же свет — Ангел, некая струя или причастие первого света, имеющая просвещение благодаря своему стремлению к первому свету и служению Ему: не знаю, получает ли он просвещение в соответствии с чином, в котором находится, или по мере просвещения получает свой чин. Третий свет есть человек, что известно и внешним. Ведь и они, в силу присущего нам логоса, называют человека , и из нас самих наиболее богоподобные и приближающиеся к Богу. Знаю и другой свет, которым изгнана и пресечена первоначальная тьма: этот свет — первооснова видимого творения, а именно — циклическое вращение звезд и небесная стража, освещающая весь мир.
Божественный свет
Различие между сущностью и энергией Божиими, сформулированное Григорием Паламой, помогает понять восточнохристианское святоотеческое учение о Боге как о свете, а также природу того мистического феномена, на котором это учение основано.
Первым христианским писателем, объявившим, что «Бог есть свет», был святой апостол и евангелист Иоанн Богослов. Эту истину, по его словам, он услышал от Самого Иисуса Христа: И вот благовестив, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1 Ин 1:5). Последняя фраза представляет собой, вероятно, одно из — афоризмов Иисуса, которые запомнились ученикам Христа и частично вошли в новозаветный канон, частично в апокрифические писания, частично же сохранялись в течение долгого времени в устном предании. О Себе Самом Иисус
Тема Божественного света была лейтмотивом всего творчества Григория Богослова. Один из любимых образов Григория, когда речь идет о Боге, — образ солнца. Григорий пользуется этим образом, в частности, говоря о врожденном стремлении человека к Богу как к наивысшему благу:
…Из многих и великих (даров)… которые мы получили и ещё получим от Бога, величайшим и более всего (свидетельствующим) о человеком подобии (Божием) является наше стремление к Нему и родство с Ним. И что солнце для существ чувственных, то Бог — для умственных; Он освещает мир видимый, а Он — невидимый; оно делает телесные взоры солнцевидными, а Он умственные природы — боговидными. И ка солнце, давая возможность видящему видеть, а видимому быть видимы» само несравненно прекраснее видимого, так и Бог, сделавший, чтоб существа мыслящие мыслили, а мыслимые были осмысливаемы, Сам есть вершина всего мысленного, так что всякое желание останавливается на Нем и далее никуда уже не простирается. Ибо нет ничего выше Его и даже вовсе ничего не находит ум самый продвинутый в философии, возвышеннейший и любопытнейший. Бог есть предел желаемого: в нем находит упокоение всякое созерцание.
Григорий подчеркивает тринитарный характер Божественного света. Бог Троица есть свет, и каждое из Лиц Святой Троицы есть свет, говорит Григорий, ссылаясь на евангелиста Иоанна:
Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин 1:9), то есть Отец. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир, то есть Сын. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир, то есть другой Утешитель (См.: Ин 14:16; 14, 26). «Был», «был» и «был», но был един; «свет», «свет» и «свет», но единый свет, и един Бог. Это же представил прежде Давид, говоря: Во свете Твоем узрим свет (Пс 35:10). Ныне же мы и узрели, и проповедуем, от Света–Отца приняв Свет–Сына во Свете–Духе, краткое и простое богословие Троицы.
Наиболее полно учение Григория о Боге как о свете раскрыто в проповеди, посвященной празднику Крещения Господня, называемому в литургическом календаре Восточной Церкви «днем светов». Григорий говорит здесь о свете Святой Троицы, который, с одной стороны, находится за пределами всего чувственного и умопостигаемого, с другой же — возглавляет всю иерархию светов от духовного до материального. Свет Святой Троицы абсолютно трансцендентен тварному бытию, вместе с тем он пронизывает собою весь тварный мир, так что все существующее есть различные уровни причастности этому свету:
Бог есть свет высочайший, недоступный, несказанный, ни умом не постигаемый, ни словом не изрекаемый, просвещающий всякую разумную природу. Он — то же в духовном мире, что солнце — в чувственном. По мере нашего очищения Он представляется нами, по мере представления возбуждает к Себе любовь, по мере любви нашей вновь умопредставляется; Он созерцаем только Сам Собою и постижим лишь для Самого Себя, изливаясь лишь в малой степени на то, что вне Его. Я говорю о свете, созерцаемом в Отце, Сыне и Святом Духе, богатство Которых есть одноприродность и единое излияние светлости. Второй же свет — Ангел, некая струя или причастие первого света, имеющая просвещение благодаря своему стремлению к первому свету и служению Ему: не знаю, получает ли он просвещение в соответствии с чином, в котором находится, или по мере просвещения получает свой чин. Третий свет есть человек, что известно и внешним. Ведь и они, в силу присущего нам логоса, называют человека , и из нас самих наиболее богоподобные и приближающиеся к Богу. Знаю и другой свет, которым изгнана и пресечена первоначальная тьма: этот свет — первооснова видимого творения, а именно — циклическое вращение звезд и небесная стража, освещающая весь мир.