Православие. Тома I и II

Алфеев Иларион

Православная Церковь принимает данные библейской критики лишь постольку, поскольку они не противоречат ее собственному Преданию. Православие отвергает те эксцессы библейской критики, которые были характерны для раннего протестантизма, когда под сомнение ставилась подлинность тех или иных книг Нового Завета, и те, которые присутствуют в современной библеистике. Православной традиции чужд историко–критический метод Р. Бультмана (1884—1976), основанный на идее «демифологизации» Евангелия — отделения сущности евангельской керигмы (проповеди) от предполагаемых последующих наслоений, от «мифов», которыми она якобы обросла в церковной традиции. Такой метод представляется прямо противоречащим пониманию Евангелия как неотъемлемой составляющей церковного Предания.

Исходя из тех же соображений, Православная Церковь не одобряет те переводы Писания, которые искажают священный текст ради того, чтобы максимально отойти от церковной традиции. Наиболее одиозным русским переводом подобного рода было «Соединение и перевод четырех Евангелий» Л.Н. Толстого, о котором

упоминалось выше. Говоря об этом переводе, архиепископ Иларион (Троицкий) вспоминает сцену из «Фауста» Гете, где Фауст переводит первый стих Евангелия от Иоанна то как «в начале был ум», то как «в начале была сила», то как «в начале был подвиг». Эта сцена может показаться карикатурной, но разве, спрашивает архиепископ Иларион, она «не была разыграна и на русской почве, в Ясной Поляне, где поклонник здравого (только своего!) смысла решил по справке с греческим лексиконом остановиться на таком переводе того же евангельского текста: «Началом всего стало разумение жизни»?» Та же сцена разыгрывается и в наше время, когда вольные переводы Писания, отмеченные стремлением отмежеваться от церковного словоупотребления, появляются в протестантской среде.

Впрочем, не только на протестантской, но и на православной почве в последнее время появились переводы, в которых благородная и возвышенная церковная лексика систематически заменяется на низкопробную и нецерковную. К числу таковых относится опубликованный Российским Библейским Обществом перевод Посланий апостола Павла, сделанный В.Н. Кузнецовой. Вот лишь несколько цитат из этого опуса:

Ах, вам бы потерпеть меня, даже если я немного глуповат! Ну уж потерпите, пожалуйста… Я считаю, что ни в чем не уступаю этим самым что ни на есть сверхапостолам. Может, я не мастер говорить, но что касается знания, тут другое дело… Повторяю еше раз: не принимайте меня за дурака! А если принимаете, то дайте мне еше немножко побыть дураком и чуть–чуть побахвалиться! То, что я сейчас скажу, конечно, не от Господа. В этой затее с хвастовством я буду говорить как дурак… Пусть кто угодно претендует на что угодно — я все еше говорю как дурак… (ср.: 2 Кор 11:1–22).

Я совсем помешался! Это вы меня довели! Это вам бы надо меня нахваливать! Пусть так, скажете вы, да, я вас не обременил, но я ловкач и хитростью прибрал вас к рукам. Может быть, мне удалось поживиться через кого–нибудь из тех, кого я посылал к вам? (ср.: 2 Кор 12:11–18).

Пища для брюха и брюхо для пищи… И ты часть тела Христа хочешь превратить в тело проститутки? Боже упаси! (ср.: 1 Кор 6:13–16).

При таком «переводе» происходит сознательная и последовательная десакрализация священного текста, который перелагается на площадной, базарный, кухонный язык. Слова «дурак», «побахвалиться», «затея», «помешался», «нахваливать», «ловкач», «поживиться», «брюхо», «проститутка», идиомы «не мастер говорить», «прибрал к рукам», «самым что ни на есть», «меня довели» не соответствуют ни духу, ни букве священного текста, который требует более благоговейного отношения.

Православная Церковь не может одобрить переводы Писания, рассчитанные на ту или иную специальную аудиторию, под вкусы которой искусственно подгоняется священный текст. Распространенные на Западе феминистские и иные «политкорректные» версии Писания воспринимаются православным христианином как непозволительное посягательство на священный текст, граничащее с кощунством. Православная Церковь последовательно выступает против так называемых «gender–neutral» (нейтральных в половом отношении) версий Библии, в которых применительно к Богу используется «инклюзивный язык». Данный феномен имеет отношение преимущественно к переводам Библии на английский язык, в котором отсутствует категория рода, однако Бог традиционно определяется местоимением «Он» (he), а не «Она» (she). Некоторые представители феминистического богословия настаивают на том, что поскольку Бог не является мужчиной, Его следует описывать нейтральными местоимениями или же вообще не употреблять по отношению к Нему местоимений. Вместо же традиционных терминов «Отец, Сын и Святой Дух» (Father, Son and Holy Spirit), имеющих подчеркнуто мужское звучание, феминистки предлагают употреблять нейтральные в половом отношении термины «Родитель, Искупитель и Питатель» (Parent, Redeemer and Sustainer).

Вопрос, однако, не ограничивается только требованием терминологической правки. Представители феминистического богословия указывают на то, что на протяжении всего Священного Писания предпочтение отдается мужчинам, а не женщинам. В Ветхом Завете говорится о Боге Авраама, Исаака и Иакова (см.: Исх з, 16), а не о Боге Сарры, Ревекки и Рахили; заповеди Моисеевы адресованы мужчинам, а не женщинам (не возжелай жены ближнего твоего); В книге Притчей Соломоновых автор обращается к читателю–мужчине, тогда как о женщинах говорится в третьем лице. В Новом Завете адресатами нравственных заповедей тоже оказываются преимущественно мужчины (ср.: Мф 5:31–32; Лк 18:29; 1 Кор 7:27–28); При упоминании о количестве присутствующих исключаются женщины (Мф 14:21: евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей; ср.: Мф 15:38); и даже в число 144 тысяч спасенных входят только мужчины (Откр 14:4: те, которые не осквернились с женами). В Посланиях апостола

Павла неоднократно подчеркивается неравенство между женщиной и мужчиной (ср. 1 Кор 11:3–16, 1 Кор 14:34–35; Кол 3:18; i Тим 2:11–15). С точки зрения феминистского богословия наличие в Писании столь многочисленных текстов, «исключающих» или унижающих женщин, объясняется культурными и общественными стандартами патриархальной эпохи, в которую жили авторы Ветхого и Нового Заветов, и, следовательно, данные тексты должны быть откорректированы. Однако в Православной Церкви такая коррекция считается недопустимой, поскольку она не только радикальным образом разрушает текст Священного Писания, но и во многих случаях ведет к пересмотру тех нравственных установок, которые были характерны для ранней Церкви и которые сохраняются в православном Предании.

4. Состав и авторитет Предания. Святоотеческое наследие

Помимо Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, в состав Предания Православной Церкви входят другие письменные источники, в том числе богослужебные тексты, чинопоследования Таинств, постановления Вселенских и Поместных Соборов, творения отцов и учителей древней Церкви. Каков авторитет этих текстов для православного христианина?

Безусловным и непререкаемым авторитетом пользуются вероучительные определения Вселенских Соборов, прошедшие церковную рецепцию. Прежде всего речь идет о Никео–Цареградском Символе веры, который представляет собой суммарное изложение православного вероучения, принятое на I Вселенском Соборе (325) и дополненное на II Соборе (381). Речь идет также о других догматических определениях Соборов, вошедших в канонические сборники Православной Церкви. Эти определения не подлежат изменению и являются общеобязательными для всех членов Церкви. Что же касается дисциплинарных правил Православной Церкви (в канонические сборники Православной Церкви, наряду с определениями и правилами семи Вселенских Соборов, включены также «Апостольские правила» и каноны ряда Поместных Соборов Восточной Церкви IV–IX веков), то их применение определяется реальной жизнью Церкви на каждом историческом этапе ее развития. Некоторые правила, установленные отцами древности, сохраняются в Православной Церкви, тогда как другие вышли из употребления. Пересмотр и обновление кодекса канонического права является одной из неотложных задач Православной Церкви.

Безусловным авторитетом пользуется литургическое Предание Церкви. По своей догматической безупречности богослужебные тексты Православной Церкви следуют за Священным Писанием и веро–определениями Соборов. Эти тексты являются не просто творениями выдающихся богословов и поэтов, но частью литургического опыта многих поколений христиан. Авторитет богослужебных текстов в Православной Церкви зиждется на рецепции, которой эти тексты подвергались в течение многих веков, когда они читались и пелись повсеместно в православных храмах. За эти века все ошибочное и чуждое, что могло бы вкрасться в них по недоразумению или недосмотру, было отсеяно самим церковным Преданием; осталось лишь чистое и безупречное богословие, облеченное в поэтические формы церковных гимнов. Потому Церковь и признала богослужебные тексты в качестве «правила веры», в качестве непогрешимого вероучительного источника.

Следующее по значению место в иерархии авторитетов занимают творения отцов Церкви. Из святоотеческого наследия приоритетное значение для православного христианина имеют произведения отцов древней неразделенной Церкви, в особенности же восточных отцов, оказавших решающее влияние на формирование православной догматики. Мнения западных отцов, согласующиеся с учением Восточной Церкви, органически вплетаются в православное Предание, вмещающее в себя как восточное, так и западное богословское наследие. Те же мнения западных авторов, которые находятся в явном противоречии с учением Восточной Церкви, не являются авторитетными для православного христианина.

Святоотеческое наследие всегда играло особую роль в православном Предании. Преподобный Иоанн Дамаскин определял Предание Церкви как «пределы, которые положили святые отцы наши». Святитель Афанасий Александрийский говорил о «первоначальном Предании» и о «вере Вселенской Церкви, которую передал Господь, проповедали апостолы, сохранили отцы». Вера, исповедуемая Восточной Церковью, определяется как «вера апостольская, вера отеческая, вера православная».

Понятно, почему христианская вера должна быть «апостольской»: переданная Самим воплотившимся Богом Словом, она была вручена апостолам как талант, который именно им надлежало приумножить, дабы он принес десяти-, пятидесяти–и стократный плод в истории разных народов. Понятно, почему вера должна быть «православной»: иметь правое мнение о Боге необходимо для спасения, тогда как ложное понимание Бога приводит к духовной гибели. Но почему вера должна быть «отеческой»? Может быть, речь идет о какой–то неизбежной стилизации Православия под «отеческую старину»? Или православные христиане должны быть всегда обращены в прошлое, а не жить настоящим или работать для будущего? Или идеалом для православного христианина должен оставаться какой–либо «золотой век», в котором жили великие отцы Церкви и на который современная Церковь должна ориентироваться? Или, может быть, речь идет о том, что формирование православной богословской и церковной традиции завершилось в «святоотеческую эпоху» и что, следовательно, ничего нового в православном богословии и вообще в жизни Православной Церкви уже происходить не должно?