Православное богословие на рубеже столетий
Шрифт:
Отец Иоанн умирал в жаркий летний день. Последнее, что он произнес, было: «Eucharistic icon» («икона Евхаристии»). Может быть, он хотел сказать о своей любви к Евхаристии, которая для него была центром всего — и богословия, и духовной жизни. Или он представлял себе свою любимую фреску из алтаря семинарского храма, перед которой столько молился. А может быть, он уже созерцал духовным взором Небесную Евхаристию, вечную Литургию, совершающуюся непрестанно в Царстве Божием, где верные Христу, послужившие Ему всей жизнью, становятся «причастниками Божеского естества» (2 Пет. 1:4).* * *
Православная Традиция. Наследие византийского исихазма
Уже в годы обучения в Свято–Сергиевском богословском институте ясно обозначился главный интерес отца Иоанна — святоотеческое богословие, в частности учение святого Григория Паламы. Этому великому византийскому святителю, с именем которого связано идейное обоснование богословской доктрины исихазма, посвящено несколько книг отца Иоанна: «Святой Григорий Палама и православная мистика» [344] , «Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих» (текст и французский перевод) [345] , «Введение в изучение Григория Паламы» [346] .
344
J. Meyendorff. Saint Grйgoire Palamas et la mystique orthodoxe. Paris, 1959. Английский перевод: Saint Gregory Palamas and Orthodox Spirituality. New York, 1974.
345
Grйgoire Palamas. Defense de saints hйsychastes. Louvain, 1959.
346
J. Meyendorff. Introduction а l'йtude de Grйgoire Palamas. Paris, 1964. Английский перевод: A Study of Gregory Palamas. New York, 1964.
347
Byzantine Hesychasm: Historical, Theological and Social Problems. New York, 1974.
348
Byzantine Theology. New York, 1974
349
The Living Tradition. New York, 1978.
350
The Byzantine Legacy in the Orthodox Church. New York, 1983.
В своих книгах отец Иоанн прослеживает православно–христианскую мистическую традицию, истоки которой он видит в раннем египетском монашестве; основные вехи этой многовековой традиции: умная молитва Евагрия Понтийского, мистицизм сердца Макария Египетского, учение об обожении святых Григория Нисского и Максима Исповедника, учение о боговидении преподобного Симеона Нового Богослова, византийский исихазм XI–XIV веков, средневековое русское монашество, преподобный Серафим Саровский и святой праведный Иоанн Кронштадтский в XIX–XX столетиях. Под православной мистикой (в отличие от внехристианского или оккультного мистицизма) отец Иоанн понимает «объективное видение Бога человеком», достигаемое святыми на высших ступенях духовного подвига, всецелое приобщение человека к Богу, при котором «божественный свет сияет в самом теле обоженного человека». На примере святого Григория Паламы отец Иоанн показывает, что истинно христианское богословие немыслимо без мистики: «В богословии Паламы тщетно было бы пытаться разделить собственно богословие и мистику: богословский экзистенциализм и мистика исихазма — это два необходимых аспекта одной и той же Истины» [351] . По мнению отца Иоанна, именно мистическая направленность является главным отличием восточной богословской традиции от западной: «В истории восточного христианства мистическое созерцание Бога и богословие всегда находились в тесном соотношении, никогда не упраздняя друг друга. Поэтому и богословие на Востоке не превратилось в сухую науку, в то время как западное богословие постепенно приобрело “схоластический характер”» [352] .
351
St Gregory Palamas and Orthodox Spirituality. P. 173.
352
St Gregory Palamas and Orthodox Spirituality. P. 174.
Христология. Диалог с дохалкидонскими Церквами
В своих богословских изысканиях отец Иоанн уделял особое внимание христологическим проблемам. Результатом его многолетних трудов в области византийской христологии явилось фундаментальное исследование «Христос в восточно–христианской мысли» [353] . В этой книге, так же как и в других работах, посвященных данной теме, он подчеркивает непреходящее значение IV Вселенского Собора (Халкидон, 451 год), сформулировавшего учение о божественной и человеческой природах Сына Божьего, однако отмечает, что халкидонское вероопределение, хотя и было достаточно сбалансированным, вызвало мощную волну расколов, не изжитых до сего дня. Глубоко изучив историческую и богословскую ситуацию, сложившуюся на Востоке в эпоху Халкидона, отец Иоанн пришел к выводу о том, что христология сегодняшних дохалкидонских Церквей является продолжением и развитием христологии святого Кирилла Александрийского. Именно потому он стал одним из наиболее активных деятелей диалога между Православной Церковью и Восточными Православными (дохалкидонскими) Церквами. Он считал необходимым вернуться к рассмотрению тех разногласий в области христологии, которые стали причиной разделения внутри Восточной Церкви более полутора тысяч лет назад:
353
Christ in Eastern Christian Tradition. New York, 1969.
В настоящее время, — писал он, — нет сомнения в том, что военное подавление монофизитства в Египте и других местах, навязывание халкидонской иерархии при помощи византийской полиции, частые ссылки действительно популярных вождей египетской Церкви сыграли решающую роль в том, что раскол получил характер национального сопротивления византийскому церковному и политическому владычеству в Египте, Сирии и Армении... Те исторические обстоятельства, которые сделали все эти ошибки возможными в прошлом, уже не существуют... Поэтому для всех нас настало время оглянуться назад, на свои традиции, чтобы ясно увидеть подлинные вопросы... и признать, что божественная истина может часто выражаться по–разному без нарушения этим разнообразием единства во Христе [354] .
354
Протоиерей Иоанн Мейендорф. Халкидониты и монофизиты после Халкидона.
– Вестник Русского
Христианское единство
Проблема христианского единства глубоко волновала отца Иоанна на протяжении всей жизни. Его экуменическая деятельность началась еще в студенческие годы. Он стал основателем и первым генеральным секретарем «Синдесмоса» — Всемирного братства православной молодежи (включающего в себя и представителей дохалкидонских Церквей); на протяжении многих лет участвовал в работе Всемирного Совета Церквей. Участие отца Иоанна в экуменическом движении было основано, с одной стороны, на строгой защите православных догматов, с другой — на поиске путей к преодолению существующего разделения между христианскими конфессиями. В Париже русская богословская мысль столкнулась с инославием лицом к лицу, и ей предстояло осмыслить исторический путь христианских Церквей, выявить то самое существенное, в чем они сохраняли общность. В те годы отец Сергий Булгаков говорил: «Церкви, сохраняющие священство, хотя и разобщены, но не разделены в жизни таинств. Иными словами, разделение Церкви не проходит до глубины, в своей таинственной жизни Церковь остается едина, по крайней мере, это можно утверждать об отношениях между православием и католичеством» [355] . Гораздо более сдержанную позицию занимал отец Георгий Флоровский, который считал разделение Церквей реальностью и призывал к единству на основе возвращения к вере Древней Неразделенной Церкви. Его позицию разделял и отец Иоанн Мейендорф, считавший, что церковное единство должно основываться на единстве веры при возможном разнообразии в способах ее выражения: «Учение о кафоличности подразумевает законную возможность культурного, литургического и богословского разнообразия в единой Христовой Церкви. Это разнообразие не означает разногласия или противоречия. Единство Церкви предполагает полное единство веры, видения и любви, то единство единого тела Христова, которое превосходит всю законную множественность и разнообразие» [356] . По мнению отца Иоанна, православное богословие должно быть не «восточным» в узко–конфессиональном смысле, а универсальным, кафолическим, вселенским:
355
Протоиерей Сергий Булгаков. У кладезя Иаковля.
– Православие и экуменизм. Документы и материалы (1902-1998). Изд. 2-е. М., 1999. С. 131.
356
Протоиерей Иоанн Мейендорф. Кафоличность Церкви.
– Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата № 80. Париж, 1972. С. 239
Все христиане стоят перед вызовом единого и в корне расцерковленного мира. Этому вызову нужно смотреть в лицо... как проблеме, нуждающейся в богословском и духовном ответе. Для молодых поколений, где бы они ни были, не существенно, от какой именно духовной генеалогии зависит этот ответ — западной, восточной, византийской или латинской, — лишь бы он прозвучал для них истиной и жизнью. Поэтому православное богословие будет либо подлинно «кафолическим»... либо не будет богословием вообще [357] .
357
Протоиерей Иоанн Мейендорф. Православное богословие в современном мире.
– Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата № 67. Париж, 1969. С. 175.
Тема взаимоотношений между Православием и инославием затрагивается в следующих книгах отца Иоанна: «Православие и кафоличность» [358] , «Православная Церковь: вчера и сегодня» [359] , «Кафоличность и Церковь» [360] , «Свидетельство миру» [361] , «Видение единства» [362] .
Церковная история
358
Orthodoxie et catholicitй. Paris, 1969.
359
The Orthodox Church: Yesterday and Today. New York, 1963.
360
Catholicity and the Church. New York, 1983.
361
Witness to the World. New York, 1987.
362
Vision of Unity. New York, 1987.
Отец Иоанн Мейендорф был блестящим и разносторонним знатоком церковной истории, которую он преподавал сначала в Парижском богословском институте, а затем в Свято–Владимирской семинарии. Среди его церковно–исторических трудов — «Имперское единство и христианские разделения» [363] , «Византия и Московская Русь» [364] . Отец Иоанн рассматривал в исторической перспективе взаимоотношения Церкви и государства, заостряя внимание на таких трудных и спорных проблемах, как папоцезаризм византийских императоров и цезарепапизм римских епископов, гонения на еретиков со стороны православных в эпоху Юстиниана и гонения на православных со стороны иноверцев и безбожников в мусульманской Турции и советской России.
363
Imperial Unity and Christian Divisions. New York, 1989.
364
Byzantium and the Rise of Russia. Cambridge, 1981. На русском языке: Византия и Московская Русь. Париж, 1990.
Отец Иоанн считал себя в первую очередь церковным историком и лишь во вторую — богословом. Он говорил, что все богословские проблемы должны рассматриваться в контексте истории. Ни догматы Церкви, ни определения Вселенских Соборов, ни церковные каноны, ни учение Святых Отцов — ничто из этого не может быть правильно понято вне церковно–исторического контекста: «Для того, чтобы действительно проникнуть в мир Святых Отцов, почувствовать их мысль, узнать, почему они говорили именно так, а не иначе, и что все это значит для нас — носителей другого менталитета, живущих много веков спустя, в иной культуре, — нам необходимо изучать историю» [365] .
365
Введение в святоотеческое богословие. С. 10.