Шрифт:
Все обитатели мира уверены, что великие свершения и подвиги возможны исключительно во время войн. Что лишь безжалостный огонь постоянных сражений являет нам истории, достойные пера сказителей. Что повседневная жизнь пресна, и нет в ней событий, способных стать легендами.
Все обитатели мира искренне верят в героику большой войны.
И не понимают, что историю творят не мечи, а люди. Их трусость и отвага, подлость и стойкость, честолюбие и вера – люди ведут за собою мир, и не важно, полыхает ли вокруг война, или же тихо текут спокойные будни. Не важно, потому что тот, кому суждены великие дела, не обращает внимания
Эта история произошла в 70-м году Эры Прайма, всего за несколько лет до начала Второй войны между империей Доктов и Адорнийским королевством.
В этой истории были предательство и самопожертвование, ненависть и любовь, гениальные открытия и жаркие схватки, власть императора висела на волоске, но… Но эту историю забыли. О ней не рассказывают университетские профессора и не слагают баллады менестрели, ее участники либо мертвы, либо предпочитают молчать, а значит, этой истории не было.
Пролог
Нет ничего на этом свете прекраснее и возвышеннее, чем вид океана. Чем вид непоседливых, пребывающих в вечном движении волн, простирающихся настолько далеко, что ни взгляд человеческий, ни даже разум неспособны осознать огромность сих просторов – лишь их величие. Океан завораживает, приковывает к себе, и необязательно, чтобы сам он был при этом спокоен – совсем нет. Полный штиль или грохочущие волны, яростно бьющие в скалистый берег, легкое волнение или разгулявшийся шторм – не важно, океан велик в каждом своем образе, и его невероятная мощь заставляет любого человека ощущать себя жалкой песчинкой. Заставляет задуматься о том, как легко потеряться среди невероятных просторов неистового. А еще, возможно, заставляет радоваться тому, что наслаждаться океаном ему повезло с безопасного расстояния, а не с качающейся палубы хрупкого корабля.
Большое лучше всего видится на расстоянии, например – из окна высокой башни, продолжающей своими толстыми стенами могучую прибрежную скалу. Из просторной, но съежившейся из-за многочисленных книжных шкафов комнаты, которая служила Безвариату Сотрапезнику кабинетом, в которой он частенько уединялся, дабы спокойно поразмышлять под мерный шум великого океана. Полюбоваться им, успокоиться…
Как правило, подобные часы отшельничества приводили Сотрапезника к удивительным открытиям, прославившим его имя на всю империю Доктов, но сегодня мысли Безвариата были неимоверно далеки от любимой работы. Сегодня они были тяжелы, как десятиметровая волна, и беспросветны, как безлунная ночь. Сегодня Сотрапезником владела тоска, разогнать которую не мог даже сказочный вид океана.
Сегодня…
«Океан велик и могуч, но он скован берегами. Как ни смешно – скован. Его невероятная сила в полной мере проявляется лишь там, где океан есть. В его царстве. В его тюрьме».
И Безвариату вдруг показалось, что океан – это он. Могущественный, способный на все, но… скованный, запертый в темнице берегов. И все его невиданное могущество способно вызвать жалостливую улыбку даже у песчинок.
«Я в тюрьме!»
А самое печальное – в тюрьме, выстроенной собственными руками. И стены ее – его идеи, его чувства. Как сокрушить
Как?
Но и оставаться в тюрьме нет никаких сил. Ведь океан, случается, выходит из берегов! Обрушивает ярость на прибрежные скалы и рвется дальше, в глубь земли, заливая леса и поля солью победы. Сокрушая все, что оказывается на пути. Сбрасывая хоть на время незыблемые оковы. Океан не успокаивается, он вечно воюет со своей тюрьмой, а он, великий Сотрапезник, – океан. И значит…
– Безвариат!
Женский голос выдернул ученого из глубокого раздумья, в которое он погрузился, стоя у стрельчатого окна. И пусть великолепная панорама не принесла привычного умиротворения – ученого продолжали одолевать тяжкие мысли, – вид невысоких волн, с бесконечным упрямством накатывающих на торчащие у подножия башни рифы, сумел захватить Сотрапезника. Захватить настолько, что он не услышал ни шагов, ни скрипа открывающейся двери, а потому внезапный оклик заставил ученого вздрогнуть. Он резко обернулся, подслеповато уставился на вошедшую в кабинет женщину и машинально пригладил пышную седую бороду:
– Агата?
– Да, мой милый Безвариат, это я. Неужели ты думал, что кто-нибудь еще осмелится войти в твою берлогу без разрешения?
Женщина тихонько рассмеялась, и мелодичный смех поверг Сотрапезника в томление. В такое привычное и такое сладкое томление, очаровывающее не хуже океана.
«Агата…»
Агата Луиза Мария Франциска Андреа, леди Кобрин, сиятельная владетельница обширной и богатой Кобрии, самой южной доктской провинции. Сиятельная во всех смыслах: и по происхождению, и по несравненной красоте, о которой складывали восторженные гимны все менестрели империи.
Высокая, стройная блондинка с большими небесно-голубыми глазами, она резко отличалась от смуглых и черноволосых южанок – семья Кобрин происходила с севера, родословную вела еще со времен старой империи, и предки Агаты тщательно следили за чистотой своей благородной крови. Одевалась леди изысканно, модные тенденции узнавала одной из первых, и ее роскошное алое платье было создано известнейшим столичным кутюрье. Прелестную шею Агаты украшало ожерелье из мусванских рубинов, а на голове поблескивала диадема.
Это облачение, вкупе с горделивым взором и царственной осанкой, превращало Агату в настоящую владетельницу: недоступную и холодную, однако с Сотрапезником она вела себя не просто мягко, а по-дружески, как с очень близким человеком.
– Ты показался мне печальным, Безвариат, – участливо произнесла леди. – Что-то случилось?
«Она действительно еще не знает? Или это игра?»
Сотрапезник неопределенно повел плечом и вновь пригладил бороду знаменитым на всю империю жестом:
– Наш эксперимент…
– Ты говорил, что разработка идет по плану и ты сможешь справиться со всеми препятствиями.
Она перебила его очень мягко, не позволив зародиться даже тени раздражения. Она умела вести трудные разговоры, и Безвариат в очередной раз понял, как много он проигрывает этой сильной и умной женщине.
«Никто не обвинит меня в том, что я попался в твои сети, Агата, – ты слишком хороша».
А сети ослепительной леди – часть стен его темницы. Самая крепкая часть.
– Ученые изыскания полны неожиданностей, сомнения естественны, – промямлил ученый.