Праймзона
Шрифт:
— Только погляди на них!
— Оборванцы! Или разбойники? А может, оборванцы-разбойники! Или… скорее всего… контрабандисты из Праймзоны! Буа-га-гашечки!
— Народ, где вы взяли такие страшные костюмы?! Грязные, подержанные!
— Ну ты и простофиля! Эти костюмы — вовсе не грязные. Они лишь изображают грязные костюмы! Своим видом ребята хотят подчеркнуть, что контрабандисты — нищеброды, невежды и неряхи!
— Буа-га-га! Подчеркнуть у них получилось!
Рутгер, Иманд, Буджум и Шелти, старательно изображая непринужденность, застыли на месте, остановленные подвыпившей толпой в две дюжины человек.
При взгляде на безмятежное лицо лучницы Рутгера осенило.
— Господа, попрошу расступиться! — с наигранной спесивостью в голосе сказал он, старательно изображая подвыпившего кутилу. — Моей героине стало плохо! Мы несем ее к персональному лекарю лорда Бэскета!
— Плохо? Ей стало плохо? Да напилась твоя цыпочка! Вот и вся болезнь! Насосалась как блоха! А вино тут забористое! Коня на спину завалит! Не говоря уже о сливочном ликере! — заржал мужик в костюме трехголовой чуди, при том заржал примерзко.
— А девица у тебя, брат, ничего! Фигурка, формы, все дела… Где таких раздают? — осведомился толстяк в костюме пирата.
— Бросай свою тощую грымзу, губастик, и пойдем с нами! Мы научим тебя играть в фанты! — призывно воскликнула захмелевшая пышногрудая девица с вишенками, вышитыми на чашах лифа.
Однако Рутгер и его герои не стали тратить время насловесные перепалки. Они решительно пошли своей дорогой. Тем более что впереди, за черным кружевом ветвей, призывно сияло что-то очень похожее на театральную сцену!
Да, это была сцена. И на ней вовсю шло театральное действо, в котором опытный взгляд Рутгера сразу же опознал трагедию.
Притихшие зрители сидели на траве и, затаив дыхание, следили за каждым движением седого, с отчетливо контурирующимся брюшком, мужчины, стоящего на авансцене. По некоторым, ведомым каждому театралу признакам, Рутгер сразу же догадался: трагедия движется к слезоточивому финалу.
Он сделал знак своим героям и Иманду. Вся компания остановилась, так сказать, в задних рядах импровизированного зрительного зала.
Мужчина-актер, глядя поверх голов, словно бы выстреливал в ночь текстом своей роли.
Голос его был таким глубоким, а интонации такими подлинными и проникновенными, что Рутгер, сызмальства неравнодушный к актерской игре, невольно расчувствовался.
Я тотчас же умру…
Ведь яд злотворный
Уже проник в мою гнилую кровь… И с родины
Вестей мне не узнать. Но предрекаю:
Возмездие настигнет неизбежно
Всех тех, кто строил козни и интриги
Коварные, бессовестные плел…
А вы — всем честным людям расскажите
О тайных подоплеках всех событий!
Пусть знают правду все…
А дальше — тишина…
После слова “тишина”
И он упал — вначале на колени, а затем, выронив массивный, богато украшенный кубок, который держал в руках, на живот.
Кубок со звоном покатился по дощатому помосту сцены.
“В кубке — яд!” — догадался Рутгер.
Зал погрузился в загробную тишину. Многие из присутствующих — и это отметил скептик Шелти — выглядели сильно расстроенными. Неожиданно сильно растроенными — ведь всякому же ясно, что пьеса является чистой выдумкой. — Какой актер! Какая игра! — прочувствованно шепнул Рутгер на ухо Иманду.
Зал, меж тем, вышел из оцепенения и над толпой понеслись экстатические восклицания.
— Браво!
— Да здравствует лорд Бэскет!
— Гениально!
— Бесподобно!
— Это войдет в века!
— Лорд Бэскет — величайший актер всех времен и народов! Так пишут в альманахе “Современный адорнийский театр”!
— Да здравствуют докты!
Внимательный ко всему что происходит вокруг, Иманд бросил на Рутгера удивленный взгляд.
— Выходит, это и есть человек, который нам нужен?
Рутгер пожал плечами. Он был бы рад не показать Иманду, насколько сильно он ошеломлен. Однако даже его способности к притворству были небезразмерны!
— Выходит, он и есть…
Тем временем за сценой заскрипел поворотный механизм и тяжелый бархатный занавес, ощутимо провисая на веревке, захлопнулся перед самым носом бездыханно лежащего на сцене героя.
— И долго он будет там отдыхать, за занавеской? — спросил простодушный Иманд у Рутгера. — Час? Два?
— Час? Зачем так долго? Да ты никак в театре ни разу не был, дружище?
— Конечно не был! Куда мне! Не смотря на благородное происхождение и воспитание, я уж много лет простой охотник, — Иманд развел руками. — И потом, у нас, у доктов, разве много театров? Правильно говорят — адорнийская причуда!
Рутгер почувствовал, как сладко екнуло его сердце. Хоть в чем-то он превосходил этого всезнающего, всевидящего, невозмутимого и несмущаемого Иманда! Хоть в чем-то! И он дал необходимые пояснения:
— Сейчас зрители начнут аплодировать. Кричать. Примутся звать актеров на бис. Все актеры — ну, те, что играли в этой пьесе, выйдут по эту сторону занавеса. И поклонятся. Вместе с ними выйдет и Бэскет. Он как бы воскреснет.
— А потом?
— Потом они вновь зайдут за занавес.
— И?
— И будут ждать, пока зрители будут вновь звать их явиться по эту сторону занавеса.
— Но зачем? — искренне недоумевал Иманд.
— Затем, что вызывая актеров аплодисментами и криками “браво!”, зрители выражают свое восхищение игрой актеров и той пьесой, которую им показали!
— Восхищение? Игрой? Ну пусть, пусть… — вздохнул Иманд, словно бы сдаваясь на милость непознаваемого.
— Но если ты хочешь знать, когда и где мы сможем предпринять попытку поговорить с Бэскетом, то я скажу тебе, что знаю ответ. Сейчас же мы пойдем к нему в гримерную комнату! Я затаюсь где-нибудь там. И попробую — как театрал у театрала — выведать у лорда то, что нас интересует! Ежели мне повезет, считай, мы спасены. А вот ежели лорд Бэскет окажется злонравным упрямцем… Тогда уже вам придется отбивать меня у его свирепых телохранителей!