Праздни и будники
Шрифт:
– Господи, Боже! Ну, хоть примерно, – взмолилась Ольга. Женщина тяжело сопела, честно пытаясь вспомнить номер. – Кажется, пятая.
– Идемте! – Ольга, тихонько чертыхаясь, пошла провожать перебравшую.
Потом сверху шумно скатился упавший юнец и завозился у задней стенки палатки, видимо, в тщетных попытках встать на ноги. Подобрали и его. В довершение ко всему, появилась парочка.
– Ты от меня не уйдешь? – громко вопрошала она.
– Не волнуйся, я тебя доведу, – тихо обещал он.
– Ой, как писать хочется… Нет, стой! Стоять! – крикнула она.
– Да я стою…
– Знаю я вас, – проворчала
А утром пошел дождь. Первый за десять дней.
За завтраком народ тяжело похмелялся, разливая под столом.
У вигвамных дикарей пополнение – приехала Сашина знакомая с маленькой дочкой. Они пришли по берегу. Валера сделал вид, что никого не видел.
Штормит.
Одинокая экономистка лежит неглиже на туристическом коврике, сердитое море бросается волнами, окатывает ее ноги. У всех проходящих мимо она кокетливо спрашивает «который час». Мы загораем далеко от пляжа, там, где прибрежная скала пьет соленую воду длинным каменным языком, окруженным тремя рядами белых клыков; обточенные морем валуны с кварцевыми наконечниками, пасть дракона.
– Вы не подскажете, обед во сколько? – радостно спрашивает Валя со своего коврика.
– В половине второго, – вежливо отвечает Ольга.
– Хорошо здесь, не правда ли?
– Замечательно.
– Кстати, вы будете участвовать в Дне Нептуна? Директор обещал устроить нечто грандиозное.
– Вряд ли. – Мы порываемся уйти.
– А вы не знаете, где это все будет проходить?
– Нет, не знаем. – Ольга тянет меня за руку. Валя замечает этот жест, приподнимается на локтях.
– Хорошо вам, у вас компания… Директор обещал сделать фотографии, – вспоминает она. – Приходите на праздник, будет интересно.
– Знаете, у нас такая работа, что мы, наоборот, стараемся избежать компании хотя бы на отдыхе.
– Понимаю, конечно, – она обреченно вздыхает. Мы уходим, оставив позади драконью пасть.
Во время обеда Валера распекает воронежскую группу, особенно достается самым молодым. Причина – вчерашняя поголовная пьянка.
– Хотите орать, идите на берег и орите! – чеканит слова Советский. – Вы здесь подчиняетесь правилам общежития. Нет – возвращаю деньги, путевки, и до свидания!
На скамейке, в стороне ото всех сидят: медсестра Эля, сторож Олег Федорович и инструктор Юра. Им досталось от разгневанного начальника за продажу водки туристам. Валера не пьет, не курит и не переносит алкашей. Почти все работники базы – родня Советского: его сестры, племянники и племянницы, или люди по особым рекомендациям от друзей. Олег Федорович и Юра относятся к спасателям, они назначены местной администрацией, с которой ссорится Советский не хочет, оно и понятно.
Юра, загорелый до черноты, полнеющий и стареющий блондин. Ходит в шортах, на морщинистой шее толстая цепь, наверное, золотая. У него есть машина, на которой он возит желающих на экскурсии. По молодости, видимо, был избалован курортными романами; теперь, не заметив, как постарел, хорохорится, пристает к молоденьким женщинам, смотришь на него – смешно и жалко. Сказать? – не поймет.
Олег Федорович – маленький сухой
Эля – другое дело; единственный случайный человек, нанятый впопыхах, потому что прежняя медсестра не смогла приехать.
Крупная высокая девушка, громогласная, мужеподобная и сильнопьющая. О том, что она и есть медсестра я узнала случайно, когда один из мальчишек упал и разбил губу, поварихи направили его к Эле. Эля сказала «заживет». Тогда приятели привели плачущего подростка к нам. Оказалось, что у него кровоточит десна и шатается передний зуб. Промыли, намазали и велели не есть ничего твердого несколько дней.
На завтраке повариха Лена подошла и тихонько спросила, не умею ли я делать уколы.
– Умею… А Эля что?
– Она спит, теперь до обеда не добудишься, а мне надо по времени делать, – шептала Лена. – Только Валере не говори, а то Эльке и так достается.
– Слушай, у нее хоть какие-то лекарства есть?
Лена сокрушенно вздыхает и снова шепчет:
– Ей Валера спирт выдал, медицинский. Но она его уже выпила, – Лена оглянулась и одними губами произнесла, – целую банку!
Повара работают через день. В одной смене – родная сестра Советского и племянница Лена; в другой двоюродная сестра и Миша. Миша профессионал, знаток кубанской кухни Советский сманил его из ресторана в Новороссийске.
Каждый вечер, как только Советский собирает народ на дискотеке, мы уходим в столовку и сидим там со свечкой, пьем кофе и поджидаем енотов. Они приходят, потому что добрый Миша оставляет для них полное ведро помоев. Сначала мы познакомились с крупным самцом. Он почти не боялся, спускался со склона, становился на задние лапы, передними упираясь о край ведра, и принимался громко чавкать, время от времени, помешивая в помоях лапой, в поисках лакомых кусочков: мясных косточек или курицы. Миша иногда присоединяется к нам и рассказывает о том, как осенью голодные шакалы подходят совсем близко и воют по ночам, о сучке Моте, которую на самом деле зовут Матильдой – и она единственная, кто выжил из всей живности в последнее наводнение.
– Когда река все здесь посмывала, зверья не осталось совсем. Сидишь вечером, такая тоска… Мы приехали, апрель, туристов нет, по ночам до того жутко бывало, да еще шакалы воют, оголодали за зиму… Вот, однажды сижу в столовке, смотрю – енот пришел. Тоже кушать ищет. Я так обрадовался. С тех пор всегда оставляю им еду. Теперь-то опять размножились, – он замолкает, отпивает глоток кофе, – я вверх по руслу реки ходил, там выдра живет, зайца видел, кабаны, тоже, есть…
Пока мы слушаем его, совсем забываем о ведре. Нас привлекают усилившиеся звуки возни, резкого писка, тявканья и топота. Миша светит фонариком: из ведра торчат пять полосатых хвостиков, заботливая мамаша суетится рядом, фыркает на стаю ежей. Поужинавший папа взобрался на мойку и пьет воду. Малыши пугаются света, смешно сваливаются с ведра, только один продолжает увлеченно сопеть и чавкать, почти целиком погрузившись в помои. Самец замирает напряженно, мать, видя что ее детеныши разбежались, лезет в ведро, как будто нас и нет вовсе.