Праздничные истории любви (сборник)
Шрифт:
— И тебе показалось, что он говорит правду? — прошептала Ольга.
— Я просто уверена, что правду. Он так волновался, что у него даже руки дрожали. Такое не сыграешь.
— А как же геометрия? — не сдавалась Ольга.
— Далась тебе эта геометрия! — встряла Маша. — Ты с ним встреться, тогда и узнаешь все про геометрию, если уж так неймется. Только я бы, например, не стала.
— Почему?
— Потому что ситуация полностью под твоим контролем и ты можешь использовать ее по своему усмотрению.
— Это как же?
— А как хочешь! Можешь изображать из себя благородство, можешь — сумасшедшую
— Да? — растерялась Ольга.
— Конечно! Он же умоляет о свидании, а не ты!
— Пожалуй, тут есть над чем подумать…
— Вот именно!
Ночью после дискотеки Ольге не спалось. Она без конца прорабатывала варианты встречи с Добровольцем. Сначала представляла, как завтра с тонким благородством едва лишь намекнет на непорядочность близнецов и позволит Сашке иногда провожать ее из школы домой. Потом ей виделось, как она в позе оскорбленного достоинства особы царских кровей слушает признание Добровольского в его гнусности и гордо отсылает его от себя с приказом никогда не приближаться к ней ближе чем на метр. Третий вариант нравился ей больше всего, потому что по его сценарию они с Сашкой сначала признавались друг другу в любви до гробовой доски, а потом тонули в сладких слезах и поцелуях.
Только под утро Ольга все-таки заснула, и приснился ей отвратительно-непредусмотренный четвертый вариант. Будто бы она приводит Добровольского домой, говорит маме: «Познакомься, это Саша», а тот начинает дьявольски хохотать, а потом заявляет, что никакой он не Саша, а наоборот — Паша. После этого у Паши вдруг начинает вытягиваться и разветвляться в разные стороны шея, и он превращается в чешуйчатую многоголовую гидру.
Ольга проснулась от страха и тут же решила, что сон, без сомнения, пророческий, тем более что приснился с четверга на пятницу. Исходя из этого, она решила, что расслабляться от сообщения, полученного от Маши, не стоит, а надо постоянно находиться в состоянии боевой готовности и не терять самообладания, чтобы гидроподобная близнецовая многоликость не застала ее врасплох.
Удовлетворенная принятым решением Ольга мгновенно заснула снова и проснулась по звонку будильника вполне бодрая и в крайне боевом настроении. Днем 9-му «А» предстояло совместно с московскими гостями посетить Русский музей, и Ларионова настроилась исключительно на общение с прекрасным, к чему братья Добровольские не имели никакого отношения.
Глава 9
Неужели все будет хорошо?
Во дворе музея Нина Петровна попросила ребят подождать, пока она договорится об экскурсии, но Ольга остановила ее:
— Зачем тратить деньги на экскурсовода, если у нас есть свой собственный!
— Что ты имеешь в виду? — не поняла ее классная руководительница.
— У нас есть Петр, — сказала Ольга и вытолкнула вперед Телевизора. — Он с пятого класса занимается в школе при музее и знает абсолютно все периоды и направления!
— В самом деле? — с сомнением качнула головой Нина Петровна.
Это ее сомнение Телевизору не понравилось, и он, поглядывая на Оксану Панасюк, тоненько, но решительно заявил, что Ларионова
Экскурсию Телевизор начал, как и полагается, с древнерусского искусства, то есть с икон, и вел ее так мастерски, что на его детсадовский голосок слетелась еще масса народа и стала толпой ходить по залам вслед за девятиклассниками. Катанян недовольно пробурчал, что неплохо бы взять с этих любителей халявы деньги и тогда к молочному коктейлю можно будет взять в буфете еще и по пирожному. Галка по-змеиному зашипела ему в ухо, чтобы он замолчал и не позорил класс перед москвичами. Нина Петровна, гордясь учеником перед музейным народом, несколько раз смахнула слезу умиления, а Ольга никак не могла стойко держать намеченную линию поведения, поскольку Саша Добровольский безотрывно смотрел ей в щеку.
Воспользовавшись некоторой сутолокой, возникшей при переходе в следующий зал, Ольга задержалась в предыдущем и быстрым шагом пошла по залам в другом направлении, чтобы скрыться от Саши и привести свои чувства и настроение в норму. Остановилась она около огромной картины Брюллова «Последний день Помпеи» и села против нее на мягкий диванчик. Да-а-а… Прямо скажем, не повезло этим помпеянам… Страшная картина, хоть и ненатуральная какая-то… Все рушится, черный пепел валится, а люди чистенькие, красивые, ни ран у них, ни крови… Телевизор, правда, объяснил это несоответствие изображенного реальности суровыми законами классицизма, но Ольга почему-то все равно осталась недовольна Брюлловым.
Она вздохнула, встала с диванчика и хотела подойти поближе к портрету Самойловой, чтобы получше рассмотреть ее бальное платье, но тут кто-то дернул ее за руку и силой усадил обратно. Ольга ойкнула и увидела рядом с собой Пашу Добровольского. Она теперь с полной уверенностью могла утверждать, что это не Саша. Она только глянула в лицо своего одноклассника и сразу увидела совсем другие черты, сердцем почувствовала чужого ей человека. Добровольский этого не знал, и преимущество было на Ольгиной стороне. Она вся подобралась и приготовилась к последнему, как ей казалось, бою с коварными близнецами.
— Что ты смотришь на меня, как на многоголовое чудовище? — спросил Доброволец, и Ольга, несмотря на то что сама нарекла сон про чешуйчатую гидру пророческим, поразилась совпадению образов.
— Как хочу, так и смотрю, — не очень умно ответила она. — Быстро излагай, что тебе от меня надо, Пашенька.
Ольга думала, Добровольский удивится тому, как быстро она его раскусила, и растеряется оттого, что прикидываться Сашкой бессмысленно, но Паша, казалось, ничего необычного не заметил.
— Ольга, это я во всем виноват, — сказал он абсолютно неожиданно для Ларионовой.
— В чем? — удивилась она.
— Ну… это я подбил Сашку пару раз пригласить тебя на той дискотеке, а потом на прогулку…
— И что? — В Ольгином голосе уже явственно зазвенел металл.
— Я просто так ему предложил… ну… потому что с тобой мы тогда еще ни разу не танцевали и не встречались… Все девчонки надоели, и с тобой интересно было… на новенького…
— Ну и?! — вскрикнула Ольга слишком громко для музея и вскочила с диванчика.