Праздник на осколках умирающего мира
Шрифт:
Я снял с предохранителя трофейное ружьё и пошёл на источник шума. Это было на втором этаже. Там, где мне когда-то преподавали физику или химию. Надо же! Забыл! Но не забыл, что в этом кабинете есть ещё дверь в лаборантскую, у которой, как я заметил ранее, не заколоченное окно. Надо быть осторожней!
Я очень осторожно подкрался к двери в кабинет. Приготовился убить всё живое внутри. А шум продолжался как ни в чём не бывало. Я улыбнулся, предвкушая кровавую баню, и выбил дверь ногой.
Но там были не мародёры.
Там
На вид ребёнку восемь или девять лет. Он был раздетым, только лёгкие штаны и тоненькая кофта спасали его от смерти, и привязанным верёвкой к батарее. Ему очень холодно. Не мудрено, учитывая, как он одет. Я растерялся, так как уже давно не видел детей. Он ёрзал и дёргал батарею, пытаясь освободиться от холодной и одновременно жгучей верёвки. Вот отчего шёл шум. Увидев меня, ребёнок замер.
Мы немного так простояли, в неловкой тишине, пока я не опустил ружьё и не снял с себя трофейную куртку.
– Холодно? – спросил я мальчика. Глупый вопрос: конечно холодно!
Но мальчик не ответил.
Я медленно двинулся в его сторону. Мальчик задёргался.
– Не бойся! Я тебя не обижу!
Подойдя вплотную, я накрыл его курткой. Он испуганно смотрел на меня, ожидая каких-то злых действий. Настолько ребёнок запуган.
– Ты один?
Ответа не последовало. Мальчик очень сильно боялся меня.
– У тебя есть родители? Мама? Папа?
Мальчик трижды кивнул.
– Где они?
Мальчик показал крохотным пальцем на дверь, ведущую в лаборантскую.
– Хорошо. Я сейчас посмотрю, что там, а ты грейся. Когда вернусь, освобожу тебя.
Я снял ещё одну свою куртку и укрыл мальчика. Мне самому стало холодно, однако я не мог оставить ребёнка мёрзнуть.
Вновь приготовив охотничье ружьё, я осторожно вошёл в лаборантскую. Да, те мародёры, что мне повстречались ранее, действительно были людоедами. Лаборантскую они использовали как холодильник для человеческого мяса, а класс физики или химии для стойла «скота». В той комнате на крюках свисали два человеческих тела со снятой кожей. У одного отсутствовали руки. Не трудно догадаться, что это были когда-то родители мальчика.
Я вернулся к ребёнку. Ему всё ещё было холодно.
– Как вы сюда попали?
Мальчик не ответил. Лишь обессиленно всхлипывал, пытаясь заплакать, но холод и голод лишили его энергии даже на это. Он лишь хныкал. Я достал флягу с водой.
– Будешь?
Мальчик поднял голову. Я дал ему флягу, и он начал жадно пить. С водой проблем после начала Апокалипсиса не было. Не то, что с едой. Когда он закончил пить, я убрал флягу и спросил:
– Как тебя зовут?
Ребёнок продолжил стеснительно молчать на мои вопросы.
– Как хочешь. Меня зовут Тимофей. Можешь называть Тимоша или Тим. М-да, как же давно я не слышал и не произносил своего имени.
Я вытащил нож и перерезал верёвку, которая связывала мальчика. Надо было сделать это раньше. В этот момент меня осенило.
– Хочешь есть?
Ребёнок окончательно перестал хныкать и быстро закивал.
– Ладно, пойдём. Я тебя накормлю…
И тут у меня в душе что-то щёлкнуло. Кормить невинного ребёнка человечиной? Только если это крайняя мера!
– Только перед этим придётся еду поискать. Поможешь мне?
Мальчик кивнул.
– Хорошо! Только держись рядом, – я оглядел ребёнка, – и надо бы тебя одеть потеплее, а то сегодня холоднее, чем вчера. Как, в принципе, в любой день этого проклятого года. Посиди здесь, а я принесу одежду.
Мальчик кивнул, и я пошёл осматривать школу.
Большинство кабинетов пустовали. Парты и стулья куда-то убрали. По всей видимости, ими отапливались некоторые кабинеты, в которых жили мародёры и заложники, чтобы те прожили как можно дольше. Через пять минут я нашёл кабинет с тремя лежаками и пепелищем от костра посередине. Здесь спали людоеды. Это был третий этаж. Кабинет русского языка и литературы. Здесь же я нашёл необходимые лохмотья, чтобы одеть ребёнка.
Подобрав всё необходимое, я сразу вернулся в кабинет с мальчиком, однако когда я вошёл, никого внутри уже не было. По началу я рассердился на ребёнка, но потом услышал плач из лаборантской. Я не раздумывая пошёл туда.
Мальчик ревел из последних сил и обнимал подвешенные куски мяса. Я встал на колени и обнял его. Он прижался к моему плечу.
– Тише, тише, малой. Скоро всё закончится. Мы все скоро окажемся в лучшем мире.
Он продолжил плакать. Я поднял его и вынес из лаборантской. Я не знал, как его успокоить, ведь слишком давно не видел детей.
– Пошли домой, – неожиданно вырвалось из моих уст.
Мальчик сквозь рыдание промолвил:
– Идём…
Какой-то восторг внезапно наполнил мою душу. Наконец-то он хоть что-то сказал. В этот момент я осознал: пока мир окончательно не погиб, этот ребёнок – мой смысл жизни. Пусть он не доживёт до совершеннолетия. Пусть у него не будет детей. Пусть нам всем осталось жить где-то год, если не меньше. Пусть. Пока жив этот ребёнок – в моей жизни есть смысл.
– Покажешь, где твой дом?
– Покажу…
Я взял его на руки и понёс из школы. Перед трупом мародёрки, я закрыл ребёнку глаза. Слишком много ужасов он увидел. Да, конец света, но он всё ещё дитя.
Мы вышли из школы, и я поставил мальчика на ноги.
– Сначала поищем еды. Хорошо? Ты ведь голоден?
Мальчик кивнул.
– Так как тебя зовут, дружок?
– Саша.
Я улыбнулся. На глазах невольно навернулись слёзы. Так мало хорошего выдалось в этот период, что такая мелочь кажется чудом.
– Вот и познакомились! Пошли, поищем еды. Ты ведь хочешь есть.