Праздник навсегда!
Шрифт:
Пожилая женщина в черной фуфайке подошла ко мне, я молча подал ей деньги за двоих. Она, посмотрев на врученную сумму, бросила на меня вопросительный взгляд, почему я дал ей так много. Щеки мои горели, и я не стерпел:
— Два билета, пожалуйста… Дедушка со мной. Женщина внимательно посмотрела вокруг, будто не замечая старика, который сидел передо мной и укоризненно покачивал головой, наверное, оттого, что я не выполнил его указания.
— Какой дедушка? — спросила проводница.
Этот вопрос буквально пригвоздил меня к месту, ибо я понял, что попал в нелепую ситуацию из-за своего непослушания.
— Я ошибся, дайте один билет.
Женщина пожала плечами, оторвала билет и, вручив его мне, пошла дальше. Я сидел и чувствовал себя как в огне. Что больше волновало меня в данную минуту: то, что я попал в нелепую ситуацию, или то, что старик был невидим для проводницы, не знаю. Хорошо, что Арсений не видит моего смущенного лица, думал я и смотрел в окно. Арсений ничего не сказал за всю дорогу.
— Ну вот, через пять минут мы будем на вокзале, — сказал я, когда мы проехали последнюю остановку перед городом.
— Нам, Владимир, нужно в детский дом попасть, ты знаешь, где он находится? — спросил Арсений.
— Знаю, — ответил я. — Только что мы там будем делать? Да и нас не пустят туда.
— У сироток должен праздник быть! Они ждут праздника, мил человек!
Господи, теперь нам не миновать еще каких-нибудь курьезов!
— Как же мы без подарков? Дедушка, невозможно нам без подарков туда идти! — пытался я уговорить старика отказаться от этого предприятия, если такое возможно.
Но Арсений улыбнулся, из-под плаща достал деревянный престольный крест и показал мне его, приподняв вверх. Я ничего не сказал, пусть делает что хочет. Будь что будет.
Глава 9
Третий Новый год Миша встречал без дедушки. До обеда был утренник. Были и Дед Мороз, и Снегурочка, и нарядная елка, и праздничный обед, и подарки, и еще много что делалось старшими людьми, чтобы сироты чувствовали себя как дома и сумели развеселиться. Было все, кроме одного — не было Мишиного дедушки.
Дети веселились вокруг мальчика, бегали по дому, с восклицаниями разбирали подарки, играли. Миша же свои подарки положил в тумбочку и продолжал держать в руках и прижимать к своему сердечку порванного зайчика. Между Мишей и детьми была одна разница, которая не позволяла ему быть таким, как все. Никто уже не надеялся, что когда-нибудь к ним придут их мама или папа, или дедушка, Миша же еще надеялся и ждал. И все эти подарки, весь этот праздник, а может быть, и все ценности мира, какие могли бы ему предложить, он бы променял на одно — быть вместе с дедушкой, сидеть в своем доме и кушать кислые дедушкины пироги, которые были слаще любого пирожного и торта, какими его угощали чужие люди.
После сна дети вышли на вечернюю прогулку во двор. Смеркалось быстро, и вскоре зажглись уличные фонари. Миша стоял у забора и смотрел в ту сторону, где шли поезда. Из-за падающего снега ничего не было видно. Дети, весь день не обращавшие внимания на угрюмое Мишино настроение, наконец добрались и до него. Он стоял к ним спиной и слышал, как сзади доносились голоса:
— Не приедет твой дед! Он умер! Вот дурак, вцепился в своего зайца.
Потом они начали лепить снежки и бросать в него. Мише было больно не от снежков, которые в него попадали. Перед глазами поплыло все, весь этот вечер, снег, фонари, забор стали преломляться в детских слезинках, застилавших его глаза.
Воспитательницы не обращали на ребячью забаву внимания, так как были уже навеселе и живо беседовали о чем-то, их смех разносился по двору.
Вдруг громкий, пронзительный крик разрезал этот вечер.
— Дедушка!!! Там мой дедушка идет!!! кричал Миша, указывая рукой в темноту.
Дети все замерли на месте, и наступила такая тишина, в которой можно было слышать скрип приближающихся шагов. Они все смотрели туда, куда указывала мальчишечья рука. И действительно из темноты стала проявляться фигура старика с посохом. Она молниеносно нарастала, старик шел быстро.
— Сюда, дедушка, сюда! — закричал Миша. — Здесь есть лазейка!
Мальчик вцепился в деда, когда тот ловко юркнул в небольшое отверстие забора. Его сердечко ликовало, слезы лились ручьем:
— Я знал, что ты придешь. Знал, что ты обязательно придешь.
— Знаю-знаю, внучек, — говорил Арсений, гладя мальчика по голове, и щеки старика были влажны. — Ты уж прости меня, я не мог, Мишенька.
— Я знал, что ты не умер!
— Ну, что ты, я болел долго. Я не могу умереть, мой внучек.
— Мне все говорили, что тебя уже нет, а я верил, что ты живой.
— Живой, конечно, живой, милый мой!
— Мне говорили, что тебя нет.
— Есть я, Мишенька, есть.
Дети сбились в кучку и завороженно смотрели на происходящее раскрытыми глазами, окрыв рот, и не было среди них ни одного, кто не представлял бы себя на Мишином месте.
— А ну-ка, живо ко мне! — скомандовал ребятне Арсений. — Ну, живо!
Дети нерешительно придвигались к этому странному старику.
— Ближе, ближе, — приговаривал старик. Наконец все дети, как щенята, прижались к старику.
Я стоял поодаль, и нет слов описывать мое состояние, ибо мне казалось, что все это происходит во сне.
— Владимир! Скорей сюда.
Старик обнял левой рукой всех, а правую вытянул вверх, держа в ней крепко крест, который показывал мне в поезде. Он смотрел на крест вверх, сотрясал им и говорил:
— Господи, Матерь Божия, услышьте нас!
Я не разобрал последних слов, потому что вдруг налетел ветер и вокруг нас закружился снег. Это был сильный порыв, я перестал что-либо видеть, только ближе прижался к детям, обнимая их и защищая от невесть откуда разыгравшейся вьюги.
Когда все рассеялось, мы оказались на нашей полянке в лесу у елки, которую мы наряжали. Падающие снежинки горели изнутри, и вся поляна была светла, как днем. Когда я осмотрелся, то увидел, что на краю полянки стояли зайцы! Господи! Да неужели это все на самом деле происходит или мне снится?
— А ну-ка, зайчики, живо ко мне, порадуйте деток! — прикрикнул Арсений, и зайцы, а их было около десяти, приблизились совершенно бесстрашно к нам. Они сели вокруг елки и смотрели на детей.
Потом начался праздник, и это была подлинная сказка, ее невозможно пересказать. Дети водили хоровод вокруг елочки, пели песни, и все они приняли все это чудное действо как должное, они вошли в эту сказку так, будто это было для них привычным и обыденным делом.