Праздник непослушания (с илл.)
Шрифт:
— Мы решили навестить тебя, очаровательная Парлипа! Мы хотели узнать, не отказалась ли ты от своего неразумного решения? — прохрипел Николас.
Пленница не смотрела на него. Мышиный король на плече Николаса заёрзал, сверкнул острыми глазками и издал пронзительный писк. Ему не понравилось молчание Парлипа.
— Я на тебя не обижаюсь! — вкрадчиво продолжал Николас. — Но, поверь, я сделал всё возможное для того, чтобы ты могла полюбить меня…
— Вы лишили меня всего, что я имела, — глухо ответила Парлипа.
— Ты говоришь о Мило? — усмехнулся колдун. — Но я должен был убрать его
— На следующий день после «Никогда»…
Мышиный король возмущённо зашуршал крыльями. Лицо Николаса побагровело… Но он сдержал себя.
— Надеюсь, ты понимаешь, что в нашей власти заставить тебя! — произнёс он, не повышая голоса. — Мы, кажется, уже доказали тебе, на что способны! Или этого ещё мало?
Николас нагнулся и резким движением приподнял подол парчового платья Парлипа, приоткрыв ноги танцовщицы. Парлипа медленно, тяжело поднялась и гордо выпрямилась перед колдуном, покачиваясь на своих деревянных ногах. Лицо её выражало отчаянную решимость.
— Вы лишили меня моего любимого. Вы лишили меня ног… Вы убили во мне балерину! Но вы ничего не добились этим… Ничего! — Голос её срывался от ненависти и отвращения. — Вы можете превратить меня всю в деревяшку, как сделали это с Мило. Всю с головы до ног! Я готова на это… Превращайте! Ну… Скорее… Скорее! Неужели вам не надоело слушать то, что я повторяю изо дня в день? Я не буду твоей женой, Николас. Никогда. Более, чем никогда! Вы… вы…
У Парлипа перехватило дыхание.
— Я могу превратить тебя во что угодно! — усмехнулся колдун. — Но ты мне нужна живая, а не мёртвая! Если дашь согласие выйти за меня замуж, ты опять будешь танцевать, как прежде. Как в пору, когда столь неразумно полюбила своего капитана Мило. И даже лучше.
— Я не переставала любить его, — сказала Парлипа. — И не перестану! А тебя я ненавижу вместе с твоим мышиным покровителем. Что может быть отвратительнее мышей и крыс?!
Жирный король с узкой вытянутой головкой, сидевший на плече, как на троне, опять зашуршал крыльями и издал пронзительный писк.
Николас властно поднял руку:
— Хватит! Довольно… Я не позволю больше оскорблять слух его величества! Но я ещё вернусь… И мы поговорим о дне нашей свадьбы. Моему терпению нет предела!
— И жестокости тоже! — глухо произнесла пленница.
Хлопнула кованая дверь; угрожающе звякнул засов. Парлипа опустилась в кресло и вытянула перед собой ноги, которые казались ей чужими и мёртвыми.
Она не знала… Она представить себе не могла, что Мило и Люба уже карабкались вверх по стене одинокой башни, цепляясь за плети дикого винограда. Всё ближе и ближе к окну под самой крышей.
…На бархатной подушке с золотыми кистями, ничего не подозревая, крепко спал Мышиный король. Две летучие мыши сторожили его золотую корону. А на втором этаже замка при свечах и жарко пылающем камине колдун Николас играл в карты со своей старухой матерью.
— Проклятая девчонка! Она ненавидит меня… — Николас бросил на стол карты и откинулся в кресле.
— Ты говоришь о той несчастной девушке, которую держишь взаперти? — спросила старуха.
— Она сама сделала себя несчастной! Согласись, если она выйдет за меня замуж, то мгновенно станет первой дамой Джоконды!
— Какой Джоконды? — вздохнула старуха, собирая карты. — Это уже не Джоконда! Я твоя мать, и я могу говорить тебе правду. Имею право! Ты, Николас, сошёл с ума…
— Я заставлю её согласиться! — упрямо пробормотал Николас. — Мы сломим её упорство. Я добьюсь своего!
— Боюсь за тебя, Николас… — произнесла старуха. — Ты стал колдуном. Злым колдуном! А ведь я помню тебя добрым, порядочным человеком. Я не могу не любить тебя, потому что ты сын мой. Но одобрять твои поступки я не обязана…
— Да, я стал колдуном! — вскипел Николас. — Я могу и тебя превратить во что угодно!
— Ты не посмеешь этого сделать…
Николас усмехнулся:
— Хочешь, попробую? Ну, во что превратить? Говори!
— Не смей! Я запрещаю тебе! — вскричала старуха.
— Посмею! — упрямо сказал колдун.
— Я не за себя боюсь. Не за себя… Но пойми: поднявший руку на мать не может ждать прощения. Я за тебя боюсь, сын мой!
— Не бойся за меня! Я просто хочу показать тебе свою силу. Хочу доказать… Чтобы ты мной гордилась! Хочешь, я превращу тебя в бабочку? Это не так страшно… В красивую бабочку!
Старуха в ужасе попятилась:
— Сын! Я боюсь за тебя… Тебе не будет прощения!
Николас уже ничего не слышал — он колдовал.
— В бабочку! В бабочку! Я превращу тебя в бабочку… Мама! Ты — бабочка… Бабочка! — завопил он истошным голосом и взмахнул руками перед лицом матери.
В тот же миг старуха исчезла, а бабочка, крылья которой напоминали мраморные разводы, бесшумно запорхала по комнате.
Николас молча наблюдал за беспечным полётом бабочки… Пока она не наткнулась на пламя свечи, не вспыхнула и не упала на стол. Только тогда он опомнился и устало опустился на стул, шепча как бы про себя:
— Прости, мама… Я пошутил… Теперь я сирота… Я сам сделал себя сиротой.
Слеза покатилась по щеке и исчезла, затерялась в его рыжих дремучих усах.
Хоть Николас и был колдуном, он так же, как и Мышиный король, беззаботно спавший на своей бархатной подушке, не подозревал, что в это самое время Мило и Люба уверенно приближались к своей цели.
Иногда Любе становилось страшно. Ей казалось, что она, того гляди, сорвётся и разобьётся у подножия башни. Ей хотелось проснуться, потому что она понимала, что всё это происходит во сне, который можно прервать. Но так только казалось… Сон упрямо не прерывался. И она была благодарна ему!