Праздник покойной души
Шрифт:
– В каком смысле?
– В таком! Не оставишь Фимку голодной?
– А при чем тут пьешь-не пьешь? У меня батя от водяры помер. И свой букварь в первом классе на табачные самокрутки искурил. А я не хочу. Людмила Станиславовна меня знает. Бригаду строителей возглавляю. Между прочим, строительный техникум окончил.
– Хочешь бутербродик, Гриша? – засуетилась подруга. – Все равно продукты пропадут. Давай чайничек вскипятим.
– Да домой мне надо, – нерешительно протянул прораб.
– Всем надо! – весомо заявила я. – Пусть Фимка хоть ненадолго себя человеком почувствует. В коллективе.
За столом обстановка немного разрядилась. Гришка наворачивал подряд все, что вытащили из холодильника, и по скорости поглощения еды не уступал Фимке. Никто и не заметил, как кошка умяла весь корм, выложенный ей в миску и, решив проявить самостоятельность, сунула голову за добавкой…
Дикий грохот и приглушенные кошачьи вопли сорвали нас с места. Фимкина голова капитально застряла в банке. Ошалевшая от страха и ничего не видящая кошка, мотая железно-упакованной головой, шарахалась в разные стороны, ударяясь обо все, с чем соприкасалась, и еще больше шалела. «Инфаркт заработает!» – мелькнула у меня мысль, а я вслух крикнула:
– Хватайте «Железную маску»!!!
За кошкой рванули с разных сторон. Я пробежалась по тщательно вылизанной пластиковой миске, заставив ее сдавленно хрустнуть. Ахнула, но тут же нечаянно наподдала ногой пакет сухого корма. Рекламируемые «вкусные хрустящие подушечки» взметнулись ввысь и покрыли почти все свободное пространство пола. Реклама не обманула, они действительно хрустели. Под нашими ногами и довольно противно.
Даже втроем мы не могли поймать несчастное животное, уж очень неожиданным было направление его прыжков. А когда Фимка рванула в темные комнаты, я и Наташка невольно умерили прыть. Наконец Гришка пригнал кошку на кухню, и Наташка ловко накинула на нее мою шубу.
Фимкину голову с трудом вывинтили из банки. Во время спасательной операции она признательно ободрала всех когтями и, получив долгожданную свободу, понеслась прятаться в темноту. Скорее всего – в Милочкину спальню.
Я ликвидировала последствия, оставшиеся от вкусных подушечек, выкинула сломанную миску и, подумав, выбрала для Фимки красивое блюдце, расписанное ландышами. Кажется, это замечательное растение входит компонентом в успокоительные медикаментозные средства. Затем, вытащив наличный денежный запас, мы с Наташкой ссудили Григория деньгами на прокорм животного, двадцать раз напомнив, чтобы не оставлял банки на полу, от души насыпали Фимке сухого корма, рассказали, как ухаживать за кошачьим лотком и вконец благодетеля разозлили. Минут пять он ругался, доказывая, что не дурак.
– Оч-чень хорошо, что предупредил! – восхитилась Наташка. – Теперь запиши наши телефоны и, если что, звони. Нет. Лучше я тебе сама все напишу.
Она отодрала от журнала клочок и, высунув от старания язык набок, старательно записала цифры.
– Вот. Убери при мне… Куда ты пихаешь записку?!
Ответить Гришка не успел. Из коридора отчетливо послышался скрип открываемой двери. Резко потянуло холодом. Наташка брякнулась на диван и прошептала:
– А вот и Антонина Генриховна…
– Я же сказал, она померла, – стоял на своем удивленный Гришка.
– Ну тогда Эдик вернулся… За молотком… Дать сдачи Антонине Генриховне…
– Охренеешь с вами! – заметил Гришка и уверенно направился в коридор.
– Не ходи!!! – взвизгнула Наташка, а когда он обернулся, заикаясь добавила: – К-кошку н-некому к-кормить б-будет.
– Некому, – согласился Гришка, – ща она в открытую дверь улепетнет, ищи ее потом! – и резво рванул дальше, отмечая маршрут движения активным шумом.
Все это время я простояла памятником золоту. Иначе говоря, молчанию, которое, судя по поговорке, таковым и является. Собственного тела я не ощущала, работало только сознание. Вариант, который в данный момент вполне устраивал. Иначе я покинула бы этот дом. Причем очень быстро. Именно сознанием я и отметила, что Наташка собирается сделать это вместо меня. Без верхней одежды и в носках. Вероятно, решила, что одной оставаться страшно – мое присутствие в качестве упомянутого памятника за человеческую единицу не считалось.
– Куда-а-а! – заорал вдруг Гришка не своим голосом из глубины дома, Наташка тут же села на диван. – Фимка, домой! Зар-раза!
Взъерошенная кошка галопом проскакала мимо меня, сиганула на плечо к Наташке, не успевшей вовремя взвизгнуть и сделавшей это с опозданием – тогда, когда Фимка уже была на кухонном шкафчике.
– Сто-о-ой! Убью! – голос Гришки теперь доносился с улицы. Не только внутренняя, но и наружная дверь в новостройку была открыта. Холодный воздух, пользуясь безнаказанностью, с любопытством гулял везде, где хотелось. С громким стуком захлопнулась дверь спальни, что вывело меня из состояния окаменелости.
– Ирка, надо бежать, – трясясь то ли от холода, то ли от страха, прошептала Наташка.
– Там Гришка кого-то ловит… – едва выдавила я из себя, стараясь казаться спокойной и рассудительной и не признаться, что и шагу не могу ступить от страха. Поймает, убьет, как обещал, вернется, тогда и побежим…
– Нельзя убить покойников…
Входная дверь второй половины дома сильно хлопнула, раздались уверенные Гришкины шаги по вагонке и его же ругательства. Потом мы услышали скрип закрываемой внутренней двери и Гришкино:
– Ключи даются не затем, чтобы ими разбрасываться. Хоть на швабру закрывай! Че сидите, как клуши? Станиславовну обворовать хотели! Обе двери – и входная и внутренняя – открыты оказались. Неужели менты постарались?
Мы молчали, потрясенные неожиданным поворотом дела. Выходит, зря тряслись от страха? Воры – они живые, все не так жутко.
– А откуда они ключи взяли? Сам лично все позакрывал, перед тем как арестовали, а ключи Станиславовне отдал… – Гришка задумался.
Наташке захотелось ему помочь: