Праздник покойной души
Шрифт:
Влад не дал Наташке выполнить мою просьбу. Нога в черном шлепанце и брючине с прорехой уперлась в дверь, молчаливо давая понять, что Иуда против. Наталья возмущенно пожала плечами, пробормотав, что ей и подавно все равно, сколько дырок останется в конечном итоге от Влада. Хотя бы и одни клочки по заулочкам. Отошла и уселась на маленький диванчик, демонстративно закинув ногу на ногу.
Я почувствовала раздражение к этому наглецу и желание любым способом поставить его на место. Место беспринципного красавчика-приспособленца, принадлежащее ему по праву. Конечно, Наталья первая начала… Но кто знает, пустил бы он нас в квартиру, если бы не ее наскок? Мог бы в конце концов проявить выдержку и тоже поставить нас на место. Например, гостеприимством и желанием потихоньку разубедить в ошибочности высказывания насчет его «иудаизма». Ну что ж, сейчас ему мало не покажется!
Я решила взять за основу Наташкину «входную» версию и для начала по примеру подруги закинула ногу на ногу. Тоже, как мне самой показалось, демонстративно. Недоработка в этом маневре проявила себя сразу. Правую ногу моментально свело. Где-то в районе бедра. В остальных районах ее просто парализовало. Не следовало начинать столь стремительно. В голове четко сформировалось высокое требование к самой себе: ни в коем случае не терять собственное лицо!
– Что это вас так перекосило? – последовал язвительный вопрос со стороны Иуды. Вопрос он захлебнул изрядным глотком пива, пролив часть его на желтенькую футболку с надписью на английском: «Пейте молоко!»
– Это печать страдания за результаты вашей, Влад, самодеятельности, – сквозь зубы процедила я, превозмогая боль и одновременно пытаясь с помощью рук непринужденно стянуть правую ногу с левой.
– У вас что, протез?
Язвительности у Влада поубавилось.
– Нет. То есть… да. Временный, съемный…
Я мельком взглянула на Наташкину вытянувшуюся физиономию. Подруга никак не могла понять, что я задумала, но на всякий случай решила подыграть:
– Ирина Александровна ждет операцию по пересадке чужой ноги. Пока размеры не подходят.
Я вздрогнула, злополучная конечность благополучно съехала на место, судорожная боль прошла, и я, возрадовавшись душой и телом, в особенности лицом, приступила к обвинениям. И не важно, что сама считала их ошибочными.
– По нашим сведениям, Влад, вам стало известно о наличии у Дашковской Людмилы Станиславовны крупных материальных ценностей, доставшихся ей по наследству от проживавших за границей предков дворянского происхождения. Долгое время принадлежность к привилегированному в прошлом дворянскому сословию в нашей стране считалась непомерной ношей, которую следовало скинуть, похоронить и само захоронение сровнять с землей. Чтоб никто не догадался. Соловки не лучшее место для знатных потомков, в массовом порядке подлежащих планомерному уничтожению. Впрочем, как многие другие, в том числе и лучшие люди того нелегкого времени. Чтобы стать обладателем этих ценностей, вы приложили некоторые усилия и очаровали Людмилу Станиславовну. Она, забыв про разницу в возрасте, позволила себе глупость поверить в искренность ваших чувств и влюбиться. Но неожиданно для нее вы стали вянуть от ее присутствия. Зато созрели для новой любви – к ее дочери. Такой фортель трудно объяснить. Поневоле напрашиваются нехорошие выводы: вы решили не обременять себя заботой о Людмиле в старости, оставив ее в своей памяти вечно сорокалетней. Причем форсированно. Но, переметнувшись к Марине, наверняка не рассчитывали, что ее дорогая мамочка умрет с горя. И решили ей помочь. Потусторонние голоса в загородном доме Людмилы Станиславовны – ваша работа!
Влад неожиданно поперхнулся и закашлялся. Я решила, что это от волнения, ведь к пиву он сейчас не прикладывался. Как-то в голову не пришло, что Иуда просто попытался возразить. Только неудачно – захлебнулся собственными словами.
Я с энтузиазмом продолжила:
– Бывший муж Людмилы и отец Марины под влиянием открывшейся перспективы прожить положенное ему время, купаясь в роскоши, в спешном порядке осознал многочисленные ошибки молодости и зрелости и решил завоевать бывшую супругу штурмом. С этой целью он к ней и заявился в воскресенье, на ночь глядя. Рассчитывал, что она его в такое время не выгонит, позволит переночевать. Вы его и освободили от мирской суеты. Молотком…
– Вон отсюда!!!
Голос прокашлявшегося Влада сорвался. Фразу он закончил на высокой ноте, хотя до Витаса ему было далеко. Что странно, вместо испуганного Иуды я увидела перед собой разъяренного быка в домашних тапочках. Хорошо, что один тапок слетел. Сверкая безумным взором, Влад яростно возил босой ногой по плиточному полу, пытаясь нацепить тапок. Наверное, выкидывать нас (начиная в порядке очередности с меня) в полубосом состоянии считал неприличным. От испуга и растерянности я примолкла. Мелькнула мысль, что перегнула с обвинениями. Маринка, будь она действительно дома, от страха наверняка бы в летаргический сон впала. После такого-то вопля с руладой!
– Не ори, а? – прозвучал с дивана Наташкин милый голосок. Она зевнула. – В своем собственном доме меня же еще и оскорбляют!
Нога Влада сделала замысловатое па и, очередной раз разминувшись со шлепанцем, застыла в третьей позиции. Он перевел ясные, может быть, даже синие, очи – не разглядеть – на Наташку, медленно осмысливая услышанное. Следовало исправлять положение, пока он вновь не вернулся на корриду. Быком, естественно.
– Мы специально пришли. Марину жалко, – всем своим видом демонстрируя благожелательность, буквально проблеяла я с табуретки, тихонько радуясь, что Влад не торопится одарить меня взглядом. Даже одним глазком – вполне бы хватило, чтобы заткнуться. – Чувствую, вам не понравилось мое выступление. Но Наталья Николаевна с порога предупредила, в чем вас обвиняют. Я просто изложила подробности. Неужели вы думаете, мы сами верим в эту белиберду?
– Что значит «в своем собственном доме?» – неадекватно среагировал Влад на мою попытку исправить положение. Вопрос, судя по напряженному виду Иуды, требовал немедленного ответа.
– Жила я тут. Долго, – буркнула Наташка. – Не понимаю, сколько можно объяснять! Мы с Людмилой вместе провели в этой коммунальной квартире счастливые детские и частично юношеские годы. И сроднились! – повысила она голос. – А потом еще больше и только по одной причине: чем дальше – тем родней. Народная мудрость. Я выехала в новую квартиру… Словом, Маринку берем на свое попечение. Это желание Людмилы. – Наташка неожиданно всхлипнула: – Бедная девочка! Вас, Влад, на свое попечение взять не можем. Да и арестуют вас скоро…
– Вы сбежали из дурдома! – радуясь своей догадливости, сообщил Влад, посмотрел на бутылку с пивом и одним глотком допил остатки. Потом определил точное местоположение шлепанца, нацепил его на босую ногу и окончательно успокоился. – Валите отсюда. А то свяжу и «скорую психиатрическую помощь» вызову.
Я хотела было сказать, что этим нас не запугаешь, но вместо этого произнесла совсем другое:
– Влад, зачем вам нужно было стравливать между собой мать с дочерью? – И сама поразилась участливости в своем голосе.
– А кто сказал, что я кого-то стравливал?
Кажется, Иуде надоело возмущаться. Он открыл дверцу шкафа под мойкой, выкинул бутылку в мусорное ведро. Шагнул к табуретке, намереваясь сесть, но раздумал и, засунув руки в карманы, остался стоять, прислонившись к кухонной плите. Я взглянула на Наташку, недоверчиво изучавшую какое-то пятнышко на плитке пола.
– Все, – машинально сказала подруга. – Чем это вы капнули здесь? Впрочем, не важно. В первую очередь Людмила, – наконец ответила она на вопрос Влада. – Думаю, при ваших взаимоотношениях она для вас не Людмила Станиславовна. – Наташка с сожалением оторвала взгляд от пола и уставилась на Влада. Он ей понравился еще меньше, чем пятно. Я сразу поняла это по налету брезгливости на лице. Хотя вполне возможно, что подруга не успела перестроиться, сменив объект пристального внимания.