Праздник покойной души
Шрифт:
Он не сразу появился перед нами. Причем бесшумно, напугав нас этим до крайности. Лицо у него было странно вытянувшееся и на редкость идиотское. Наташка ойкнула и пролила кофе на ковровое покрытие, я просто замерла. Боюсь, что с не менее идиотским выражением лица.
– С чего вы взяли, что я в эту ночь ездил к Людмиле Станиславовне? – спокойно спросил он. И медленно, отделяя одно слово от другого, как будто вколачивал их в наши умные головы, добавил: – Я к ней не ездил. Я в эту ночь работал, потом поехал домой. Это могут подтвердить на работе и сама Марина…
– Ну ты и…! Слов нет! – заорала Наташка. – Одни жесты в запасе! Как начну ими объяснятся, мало не покажется! – помахала она пустой кружкой перед носом Влада. – Напугал, блин, так, что фирменный рецепт из тушеной индейки с черносливом из головы вылетел!
Влад пришел в себя и велел нам поторопиться. Квартиру Дашковских мы покидали так спешно, что я только внизу обнаружила – мой свитер так и остался в гостях. Правда, подруга решила, что я оставила его специально – в стратегических целях. Влад возвращаться не захотел, сославшись на то, что пути не будет. Ну что ж, Наташка права – появился еще один законный повод навестить Маринку дома. После визита к Владу у меня возникла целая куча вопросов. Будет лучше, если на них ответит не он сам.
Стриптизер действительно торопился. Выходя из квартиры, дважды уронил брелок с ключами – самодельный, из старинной монеты. Первый раз я ему помогла поднять связку. Влад зачем-то сунул ее в карман, затем вытащил снова и, не успев вставить ключ в дверь, опять брякнул на пол всю связку. Но без брелка. Тот решил отдохнуть в кармане. Стриптизер ругнулся, сам подхватил ключи с пола и наконец закрыл дверь. Вылетев из подъезда, торопливо попрощался и сел в машину. Даже не прогрел как следует двигатель своей «Мазды». Машина, натужно воя, рванула с места, но тут же притормозила:
– Кремация Эдуарда состоится завтра в двенадцать часов, – услышали мы из окна «Мазды», и она исчезла из поля зрения быстрее, чем мы подошли к своей безотказной «Ставриде».
По дороге домой, не умолкая, обсуждали с Наташкой странные взаимоотношения, возникшие между сторонами сложившегося треугольника. Единогласным было только одно мнение: Маринка – оторва, Милка – дура! Не захотела разобраться в ситуации и бросила непутевую дочь на произвол ее же избалованности и разболтанности. Следовало проявить твердость и решительность, убрать с семейной дороги камень преткновения – стриптизера. Иначе говоря, вернуться для проживания в собственную московскую квартиру, попросив Влада немедленно освободить ее по собственному желанию. В оценке самого стриптизера возникли разногласия: Наташка по-прежнему считала его только хитрым приспособленцем и виртуозным мастером вешать посторонним лапшу на уши. Мне же интуитивно казалось, что парень не из категории подонков. Но у него определенно есть свой личный интерес к Дашковским. Задавая ему на всякий случай вопрос о причине появления в загородной резиденции Милочки в ту самую ночь, когда был убит Эдик, я не ожидала такой реакции… Думала, психанет в спешке сборов и от всей души пошлет нас куда подальше. На крайний случай, очень естественно удивится и переспросит – не ослышался ли? И ведь не настоял на ответе на свой вопрос, откуда у нас эти сведения! А что, если он знал, кто мог ими поделиться? Вдруг в ночь убийства заявился в деревню Панкратово не один? Исключая, конечно, Эдика… И потом, создается впечатление, что Влад заранее обеспечил себе алиби – переговорил с кем надо на работе и, разумеется, с Маринкой. Все готовы подтвердить: ночь с воскресенья на понедельник он провел у своего шеста в стриптизбаре, а под утро, уставший, но довольный, вернулся в арендуемую им комнату, доложив об этом специально разбуженной ради этого Маринке.
Голова шла кругом. Я хорошенько ею встряхнула, отбрасывая свои размышления, и услышала голос Наташки, болтавшей что-то про смесь риса с изюмом и черносливом.
– Это называется кутья! – авторитетно пояснила я. – Правда, сейчас не все готовят ее на поминки. Обходятся блинами и киселем.
Наташка умолкла, притормозила, свернула к обочине и остановилась. Резко развернулась ко мне и грозно спросила:
– Ты что, блин, совсем окосела от своего шампанского?
Я заартачилась – с какой стати оно мое и почему это я окосела – точно знаю, что этой кутьей поминают усопших, аккурат после захоронения…
Орали мы дуэтом, но, слушая исключительно только себя, а поэтому – долго. Я охрипла первой и замолчала. Мне и в голову не пришло, что до моего вмешательства Наталья самозабвенно делилась со мной памятными вехами процесса приготовления необыкновенно вкусной фаршированной индейки…
Охрипнув во вторую очередь, подруга со слезами уверила меня, что я своей кутьей на всю жизнь лишила ее возможности воспользоваться уникальным рецептом. Шепотом, но искренне, я попросила прощения и у нее, и у Бориса, и у Лешика.
– У них можешь не просить, – также шепотом разрешила Наташка. – Они простые истребители. Что приготовишь, то и съедят, не особо вникая в трудоемкость процесса… Может, оно и к лучшему. Далась мне эта покойная индейка! – Она вздохнула: – Сварю на ужин овсяную кашу. Сытно и полезно. Все равно колбасой заедят… Что дальше-то делать будем?
– Надо дозвониться бывшей сиделке. Попробуй, а?
Я взглянула на подругу и, получив кивок понимания и согласия, продолжила:
– А теперь самое неприятное, извини, что опять на ту же тему, о похоронах… Придется все же, так сказать, поприсутствовать… Я тут подумала – Марине может показаться странным, что мать просила нас о ней позаботиться, а мы даже не явились поддержать ее в трудный момент. И вообще, следует понаблюдать за людьми, которые приедут проститься. Вдруг там будет убийца? – Я поежилась: – Слово-то какое – «проститься»… Простить и получить прощение. В принципе нам его прощать не за что, ему нас тоже. Поэтому и говорю, мы просто поприсутствуем. Только цветы, пожалуй, надо купить.
Наталья, успокоенная моими рассуждениями, особо препираться не стала. Пробурчала, что к гробу и близко не подойдет. Я прекрасно знаю ее отношение к покойникам и должна понять. С моей легкой руки, вернее, языка без костей, просто вообразит в гробу не Эдика, а все ту же индейку.
Я и не думала оспаривать известный факт, что Наталья, квалифицированная медсестра, панически боится покойников. Хотя иногда проявляет редкие чудеса необъяснимого бесстрашия. В июле мы с Аленой, символизируя своим присутствием дружескую поддержку, ездили с ней на могилу ее родителей. Несмотря на официальный развод, смерть снова соединила их и, судя по снам, которые Наталья считала вещими, и мама, и отец против этого не возражали. У церкви нам преградил дорогу траурный автобус, из которого вышла толпа народа в черных одеяниях. Рабочие кладбища принялись выдвигать гроб. И тут Наталья, не говоря ни слова, резким движением каратистки заставила нас с Аленкой перескочить бордюр проезжей части и в буквальном смысле повиснуть на металлической, крашенной в черный цвет ограде ухоженной могилы какого-то Артура Ивановича Цехнадзе, безвременно покинувшего этот свет, родных и близких на восемьдесят девятом году жизни. Разумеется, наши лица счастьем не светились. Более того, у Алены, ударившейся коленкой, на глазах невольно выступили слезы. И все бы ничего, если бы не возмущенный крик молодой женщины – как оказалось, последней жены покойного, явившейся с розами навестить его. Две предыдущие жены покоились в Цхалтубо, третья, самая первая, – рядом.
Подробности были установлены в перепалке между подскочившей нам на помощь Наташкой и бедной, но цветущей вдовой. Наталья объяснила, что решила спасти меня с дочерью и себя, естественно, от крайне неприятного зрелища – выноса тела покойника из автобуса. Чтобы не приснился ненароком. Но немного не рассчитала силу. А бедная вдова приняла меня за одну из многочисленных любовниц мужа, оспаривающих наследство Артура Ивановича в пользу рожденных якобы от него детей. По ее словам выходило, что его и на законных детей не хватало.
Расстались мы вполне мирно. Даже помогли отнести в мусорный контейнер охапки свежайших цветов с могилы дедушки Цехнадзе. Наверное, от незаконных. Могила сразу осиротела. Шесть роз вдовы выглядели одиноко и потерянно. Но не навязывать же свое мнение…
В маленькую церковь мы заявились как раз в момент отпевания того самого покойника, фактически оказавшегося покойницей, встречи с которой Наташка хотела избежать. Гроб с телом был в поле зрения, прямо перед входом. Продвижению христиан он абсолютно не мешал, но невольно привлекал к себе болезненно-любопытные взгляды. Памятуя о Натальином предостережении, мы с Аленкой, не глядя на лицо усопшей, мгновенно повернули налево и пошли подавать поминальные записочки об упокоении душ умерших родственников и о здравии живых. В полной уверенности, что Наташка следует за нами…