Праздник покойной души
Шрифт:
– А ты помнишь, где он учится?
– По-моему, в МАИ… Или в МАДИ.
– Будет замечательно, если ты скажешь, на каком курсе и как его фамилия.
– Зачем мне его фамилия? Влад и Влад. По фамилии к нему никто не обращался. Какой по счету курс, не знаю, но помню, что последний.
Я вздохнула – придется уточнять все сведения по месту работы Влада.
Наташка шлепнула ладонью по столу, намереваясь напомнить о своем присутствии. Только ладонь угодила в собственную порцию пирожного с подмоченной зеленым чаем репутацией. Но цель была достигнута. Маринка замолчала и передернулась от отвращения. Впрочем, не больше, чем я или сама Наташка.
Не меняя брезгливого выражения лица и осторожно стряхивая в тарелку бесформенную коричневую массу, подруга разразилась гневной тирадой, глядя при этом на вишенку,
– Не смей говорить о матери плохо! Профурсетка! Твой отец настолько задурил тебе голову, что ему не мешало бы в гробу перевернуться! Да-да!
Наташка перепачканной ладонью сделала в мою сторону жест, подразумевающий не что иное, как: «Вот такая я зараза! Несмотря на то что до смерти боюсь покойников». – А если Эдуард Вениаминович слышит меня и решит среди ночи высказать свои претензии, пусть вспомнит про свое пепельное состояние! По ветру развею!
Я пыталась успокоить подругу. И шикала на нее, и махала салфеткой, и дула, как на чашку с кипятком. Бесполезно! Если представить себе мухомор с чуть более крупными островками белых горошин, то этот окрас полностью соответствовал бы физиономии подруги. От Маринки помощи ждать не приходилось. На девушку столбняк напал… Зря мы вообще выбрали кафе для этих посиделок.
Испугались не только я и Маринка. Слишком поспешно покинули столик и соседи. Всевидящее Наташкино око отметило этот факт, а ее трубный глас: «А вы рассчитались?!» – заставил четверку молодых людей невольно притормозить и вразнобой ответить что-то непонятное.
– В таком случае, свободны!
Я с удовлетворением отметила, что гнев подруги пошел на убыль.
– Пойду приведу себя в порядок, – уже значительно тише заявила она. – На мой десерт не посягать! – Преданным взглядом я пообещала строго стоять на страже ошметков в ее тарелке. – Десерт закажу по пути. Может быть, даже и на вашу долю…
– Что это с ней? – ошалело поинтересовалась Маринка. – Что-то я плохо поняла, зачем ей среди ночи нужен мой покойный папа?
– Видишь ли, – собралась я с духом, – у нас сегодня День знаний. Голова Натальи Николаевны оказалось немного ими переполненной. Кое-что надо сбросить «в корзину». Как в компьютере. Кроме того, она росла с твоими родителями в одном дворе. Детские впечатления – самые сильные. Возможно, папа треснул ее лопаткой в песочнице или же проявил себя не джентльменом в период совместного обучения в школе, но она его терпеть не могла. И, ты уж меня извини, у нее идеальный нюх на… – я немного помялась, – словом, на нехороших людей. Раз уж сегодня у нас такой день, тебе тоже не мешает пополнить запас знаний. Но только в том случае, если я с первой попытки кое-что угадаю. Если нет, считай и дальше нас идиотками.
Я подозреваю, что и мама, и бабушка с детских лет твердили тебе: папа уехал в длительную командировку. Наследственная дворянская спесь и любовь к милой очаровательной девчушке, которой ты когда-то была, не позволяли сказать правду. Девчушка не должна была чувствовать себя ущербной и комплексовать по поводу того, что папа бросил семью в поисках лучшей жизни. Бабушку со стороны папы попросили придерживаться той же версии. На всякий случай. Хотя росла и развивалась ты с мамой и «бабкой», как сама ее обзываешь… По истечении какого-то времени папа обнаружил в себе непреодолимое желание вернуться к первой жене и дочери, поскольку выяснились два момента: один не очень приятный, второй – полностью заглушал негатив первого. Итак, оказалось, что в поисках лучшей доли он поторопился. У твоей мамы неожиданно зафонтанировал денежный источник, теперь уже и не знаю, какой именно. Нам она говорила о наследстве… Так или иначе, но она, засучив рукава, открыла свое дело – здесь тоже много непонятного, не будем на это отвлекаться… Ваша неполная семья обрела возможность жить, ни в чем не нуждаясь. Это открытие повлекло твоего отца в бывший родной дом, где он обнаружил очень похожее на себя чудо – взрослую дочь. С ней не надо было ходить в зоопарк, играть в игрушки, читать на ночь книжки, переживать за детские болезни и так далее… Готовый объект для отцовского обожания. Людмила Станиславовна, не в силах огорчить дочь правдой, шепнула бывшему супругу свою версию его долгого отсутствия. Он ее на свой манер приукрасил, обретя ореол мученика и низвергнув бывшую жену до положения спесивой самодурки. Скорее всего, твой отец тебя искренне полюбил. Это чувство оказалось взаимным, но каменным забором высотой выше человеческого роста и твоего понимания на пути воссоединения семьи стояла мать. Ты бы с удовольствием ушла жить к отцу, но мешала неустроенность его жизни. Скажи, пожалуйста, ты ездила с ним за границу к двоюродной сестре отца… не знаю как ее зовут.
– Ее зовут Элиза, – пробормотала Маринка, глядя на меня большими глазами, выражающими и негодование, и сомнение, и веру в мои слова.
– Вот это да! – Это возникло у меня невольно. Ясное дело – от Элизы до Лизы, а от последнего имени до профессии сиделки было рукой подать.
Марина поняла меня по-своему:
– Вообще-то она Лиза, Елизавета. Но ее муж привык называть ее либо Элиза (в торжественные моменты), либо Элизабет (когда был недоволен), либо Бетти (кроватный вариант).
– Она, случайно, не приезжала на похороны твоего папы?
Я даже слегка охрипла, вспоминая красивую даму индпошива, стоявшую в сторонке от основной массы участников прощальной церемонии.
– Нет. У ее мужа как раз момент кроватного варианта, и он называет ее Бетти. Опять занемог. Дядя с ней разговаривал по телефону.
– Ну да, наследники сбились в стаю и прилетели в ожидании счастливого конца наследодателя, – проявила я некоторую осведомленность. – Наверное, тетка к тебе очень хорошо относилась. Впрочем, как и к отцу.
– Она… немного странная. Но четыре раза делала нам вызов к себе в Интерлакен. Вы не представляете, какая там красота. Такой уютный чистый швейцарский городок, окруженный горами. Если подняться на подъемнике вверх на смотровую площадку, вид открывается просто сказочный. В том числе и на снежную шапку горы «Юнген фрау» – в переводе с немецкого «Молодая женщина». Отец просто мечтал поселиться в этом городке. Лизавета обещала пристроить меня в местную туристическую компанию, там нужны гиды со знанием русского языка.
– Прекрасная перспектива! – Я постаралась сказать это как можно убедительнее. – Только не очень понятно, на какие деньги рассчитывал твой отец, собираясь осесть в Швейцарии?
– Ну, конечно, средств у него не хватало. Занял бы. Мама не могла отказать, сознавая, что отец окончательно скроется с глаз долой. Он, наивный человек, не переставал надеяться уговорить маму на повторный брак, но с этим вышел облом. А знаете, что самое смешное? В Интерлакене все старались побыстрее выдать меня замуж. Лизавета нашла для меня местного жениха. И ее престарелый муженек сватал своего сына. Только сын сопротивлялся. Если бы я вышла замуж в Интерлакене, мамочка все равно бы прикатила. Из чувства любви к родной дочери. Только отец просил меня повременить с замужеством – надо закончить учебу. А на фига гиду в Швейцарии наш университет?
– Ничего не понимаю… Говоришь, в Швейцарии женихов хватало. А с какой стати ты собралась выскочить за господина Миллера, нечаянно оказавшегося Тряпицыным?
Маринка посмотрела на меня с изумлением:
– Так говорила уже – он меня обманул. Говорил на английском с небольшим акцентом, как и положено немцу. Встречались мы раза два-три в месяц. Только последнее время каждую неделю. Он здесь бывал якобы наездами. И часто звонил. Почти каждый день. А самое главное, я в него влюбилась! Рассчитывала не огорчать отца, укатить с Миллером в Австрию, выйти за него замуж и обосноваться в Вене. А отцу на деньги Миллера приобрести маленький домик в Интерлакене. Этот городок действительно хорош для него, но мне было бы там скучновато. А самое главное – жениху, которого сватала мне Лизка, целых сорок пять лет! А сыночек ее престарелого мужа, которого тот упорно прочил мне в мужья, всего на три года его моложе. Кому такое старье нужно? Да и потом мне показалось… Впрочем, что об этом говорить!
– Бабушка знала, куда вы с отцом ездили отдыхать?
Маринка задумалась. Поэтому и с ответом помедлила:
– Этого даже мама не знала. Папа просил не говорить, боялся отрицательной реакции. Объяснял это тем, что они с Елизаветой одинаково ненавидели друг друга. Так что для мамы мы ездили просто в Швейцарию по приглашению папиных друзей-эмигрантов. А бабушка была уверена, что я отдыхаю на море в Крыму. Мама ее не разуверяла – знала нелюбовь бабушки к «дикому Западу».
– Надо же! Ну а возвращаясь к господину Тряпицыну: как он объяснил тебе свой мерзкий поступок?