Шрифт:
1
В канун Праздника Середины Осени падре принял решение побеседовать с Иосифом об общем пациенте. Он не видел доктора уже несколько лет, но восстановить потерянные контакты оказалось нетрудно: кое-кто из бывших одноклассников смог подбросить священнику верный номер. С Иосифом падре говорил на английском, хотя тот прекрасно владел китайским языком. Так они общались со времен начальной школы, когда шестилетний Иосиф избегал погружения в пестрый азиатский мир и отвечал всем исключительно по-английски, даже родной японский коверкая нью-йоркским акцентом. Иосиф, по паспорту Китамура Йоши, родился
Иосиф назначил встречу в кофейном баре на углу Тайань-лу и Укан-лу, в одном из малолюдных районов концессии. Заведение держали русские, ничего не понимавшие в кофе, и публика здесь собиралась неоднородная – если вообще собиралась.
Утром в кофейне было пусто. За барной стойкой одиноко сидела деловая китаянка, с озабоченным видом уткнувшаяся в телефон. В дальнем углу ждал Иосиф.
– Китамура-сан, – падре присел напротив.
Иосиф насмешливо поморщился.
– Зачем так официально, падре? Весь город знает меня как Иосифа, а тебе я бы простил даже унизительное Йоши-тян, – сказал Иосиф, барабаня пальцами по столу.
– Йоши-тян, – улыбнулся падре. – Ты меня прости, что я сразу к делу. Буду рад увидеть тебя еще раз и поговорить как старые друзья. Но сегодня уж очень серьезный повод. У тебя был пациент по имени Чжан Лоу?
– Ты должен лучше меня знать, что такое конфиденциальность, падре, – пальцы Иосифа, бьющие по столу расслабленным ритмом, замерли. – К счастью, мое начальство, в отличие от твоего, может и не узнать. Да, тот парень появлялся у меня несколько раз. Не могу сказать, что сильно преуспел в его лечении.
– Ты знаешь, что с ним случилось?
– Спрыгнул? – Иосиф азартно потер руки.
Падре кивнул и перекрестился.
– Я так и знал! Он появлялся нерегулярно, поэтому я не беспокоился. Но рано или поздно этим бы закончилось.
– Я хотел спасти его, но не смог, – падре расстроенно опустил взгляд. – Изо всех сил пытался. Чжан Лоу ходил на все мессы. И после каждой мы говорили с ним. Мне казалось, он меня слышит. А потом в следующее воскресенье он приходил еще мрачнее, чем раньше.
– Уж не винишь ли ты себя, падре?
– Йоши-тян, я знаю, что всех не спасешь, и в моих силах лишь молиться за души грешные. Меня другое смущает… После каждой беседы мне казалось, что я достучался до Чжан Лоу, отвел его богопротивные мысли. Но на следующей неделе я с удивлением отмечал, что Чжан будто бы еще сильнее укрепился в своем чудовищном намерении. Положение ухудшалось настолько стремительно, что мне показалось это неестественным. Как будто кто-то регулярно возвращал его к мыслям о суициде. Ты подобного не замечал?
Йоши сделал осторожный глоток эспрессо, с опаской оценивая сегодняшнее достижение русского кофейного искусства.
– Ты прав, падре. Это моих рук дело.
Падре охнул, неловко замотав головой.
– Нет, Йоши, ты меня не так понял. Я вовсе не хотел сказать…
– Однако ты попал в самую точку. У Чжана развился серьезный невроз, уходящий корнями в прошлое. Он годами находился в депрессии. Мысли о суициде в таких случаях неизбежны, но Чжан был глубоко религиозен, поэтому ему казалось важным во что бы то ни стало избавиться от них. В итоге он загнал греховное желание так глубоко в подсознание, что оно стало влиять на все его действия. Ты замечал, что в последнее время с ним все время что-то происходило? Та авария в апреле, потом странный желудочный недуг, от которого его организм был не в состоянии переваривать пищу. Две неосознанные попытки самоубийства – только две, о которых я узнал. Это необходимо было вытянуть наружу, иначе он бы вскрыл себе кишки – знаешь, случайно напоровшись на кухонный нож. Каждую нашу встречу я говорил с ним о самоубийстве. Ты уже нашел злодея, Гао-тян.
Между ними воцарилась тишина. Иосиф спокойно пил кофе, закусывая импортным мятным пряником. Падре молился.
– Нет, это не то, – наконец, выдохнул он. – Ты хороший врач, Йоши. Он не мог спрыгнуть в результате твоей терапии. Ты же не подговаривал его совершить самоубийство?
Йоши расхохотался, чуть не подавившись пряником.
– Дио мио, падре. Конечно, нет. Он совершеннолетний, я выдал ему его диагноз от и до. Мы проговаривали его лечение, а не планировали суицид. Я держал его на антидепрессантах, чтобы ему не пришло в голову совершать сознательное самоубийство. Но об этом просто необходимо было говорить – согласно моему опыту и современным работам по психиатрии. Судя по результату, и то и другое можно смело отправлять в мусорку.
– Тут другое, Йоши, – падре задумчиво потер висок и оставил указательный палец на кончике правой брови, в надежде удержать беспокойную мысль. – Как-то раз Чжан Лоу обронил такую фразу: «она понимает меня как никто, но она предлагает мне грех». Естественно, мы говорили на китайском, и я не мог узнать, о женщине он говорит или о мужчине. Во время исповеди я не мог расспрашивать об этом. А в последний раз, когда мы виделись, он спросил: «Грех от Евы, падре?» Конечно, я ответил, что грех от Змия, но Чжан Лоу махнул рукой. «Грех от меня самого. А она лишь облегчает мой путь». Это были его последние слова, сказанные мне. Что ты думаешь, Йоши?
Иосиф коснулся салфеткой уголков губ, повертел в руках пачку сигарет и, достав одну, со вздохом отправил обратно. В заведении не разрешалось курить.
– Он никогда не говорил мне об этом, падре. Я даже удивлен, что в его жизни была какая-то женщина – и главное, достаточно важная, чтобы упомянуть ее на исповеди.
– Я не думаю, – священник поморщился, пытаясь точнее сформулировать мысль. – Что у него с этой женщиной была романтическая связь. Он упоминал о ней исключительно говоря о «своем грехе». Мы оба владели этим кодом, Йоши. И сладострастие тут ни при чем.
Падре хотел заплатить за кофе, но Иосиф остановил его, заявив, что хозяин заведения – его должник и сегодняшнее угощение не будет стоить им ни одного мао. Так и вышло – русский на выходе кивнул Иосифу и неловко поклонился падре. Православные и лютеране, жившие в пределах концессии, иногда ходили на его мессы и молились по своей традиции, слушая англоязычные проповеди с задних скамей.
Встреча с Иосифом ничего не прояснила.
Падре укорил себя за то, что не был с ним до конца честен. На самом деле, он знал про Чжан Лоу намного больше, чем рассказал.