Преданные
Шрифт:
– Анна, а цветы вам продолжали приносить?
– Да. Несколько раз. Розы. Разного цвета. Со стрекозой.
– А письма какие-нибудь, записки?
– Кроме «кто следующий», были еще две. Одна перед моим переездом сюда, а вторая совсем недавно.
– Что в них?
– «У тебя был выбор» и «Разве можно предать ребенка?»
– Вы можете объяснить, что это значит?
Она покачала головой.
– Но какие-то же мысли на этот счет у вас есть?
– Никаких. – Она подняла бокал и выпила все вино. – Я пыталась найти объяснение. Я не знаю, чего Он от меня хочет.
– О каком ребенке идет речь,
– Есть только Лея. Я люблю эту девочку. Еще Филипп… Но он уже давно не ребенок. – она задумалась. – Знаете, я воспитывала Филиппа с пяти лет, у нас с ним прекрасные отношения.
– Простите, Анна, за вопрос. У вас нет совместных детей с Ноэлем. Почему?
– Не получилось. – Она вздохнула. – Мы пытались, знаете. Даже искусственное оплодотворение пробовали несколько раз. Но беременность не наступала. Я очень хотела детей. Но…
– А у Ноэля только один сын?
– Один.
– А где его первая жена? Они в разводе?
– Она умерла. Насколько я знаю, во время родов. Или сразу после. Мне казалось, это болезненная тема для Ноэля, поэтому я не расспрашивала.
– А Филипп общается с родственниками своей матери?
– Нечасто. Родители Ноэля Филиппа любили. Их больше нет. Моя свекровь умерла пять лет назад, а свёкор еще в начале двухтысячных. А родители его первой жены, насколько я знаю, живы-здоровы. Живут на юге Франции. Филипп во время школьных каникул бывал у них: летом в течение двух-трех недель, осенью и весной по несколько дней. Но с возрастом их общение стало не таким частым. Не знаю почему. У них он не единственный внук, есть другие дети, внуки и правнуки.
– Ну хорошо. Я вас замучил своими расспросами. Давайте лучше поговорим о творчестве. Наверняка вот эти работы, – он кивнул на стену с картинами, выдержанными в одной стилистике, – ваши. Я прав?
Анна кивнула.
– Здесь не все, конечно. В спальне, – она указала на дверь, расположенную в углу гостиной, – мои холсты, этюды и эскизы – все неоконченные. Многие картины остались в доме. Как-нибудь, если вам будет интересно, мы можем поехать туда. Это десять километров от Парижа. Филипп не будет против.
Она оживилась и раскраснелась: ей было приятно, что Мишель интересуется ее творчеством.
– Вы что, никогда не продавали свои работы?
– Нет, только дарила. Рисовала для себя, для друзей. Когда накатывало. Я рисую, когда хорошее настроение или, наоборот, грустно.
Мишель подумал, что мог бы продать многие ее картины за приличную сумму.
– М-м… Анна, вы могли бы зарабатывать своим творчеством! А не только радовать друзей и близких.
– Я никогда не думала об этом. С Ноэлем… Знаете, я ведь ни в чем не нуждалась. Он хорошо зарабатывал. Год назад он оформил специальную страховку, и мне выплачивают каждый месяц определенную сумму. Плюс сбережения. Этого вполне хватает для жизни.
– И все же! Разве вам не будет приятно, если ваши картины купят и развесят на своих стенах ценители живописи?
– Да, наверное, мне будет приятно. – Она произнесла эту фразу с сомнением: а так ли это на самом деле?
– Вот эти, – он указал на три картины, – я бы взял прямо сегодня. Как вы к этому отнесетесь?
Она пожала плечами:
– Вы хотите мне польстить? Или вам, правда, они нравятся? – спросила она, а глаза загорелись.
– Зачем мне льстить? Мне действительно понравились ваши работы. Но вот эта… – он подошел поближе: льняной квадратный холст восемьдесят на восемьдесят, акрил, сухая кисть… удивительный портрет. – Это просто шедевр. Сколько вы за нее хотите?
Мишель смотрел на картину без рамы (она не нуждалась в раме!): портрет юноши на фоне бушующего моря. Портрет в пейзаже.
– Это единственная вещь, которую я никому не отдам.
– Почему? Вам дорог этот человек?
– Э-э… Я его не знаю. То есть этот юноша… он существует в моем воображении. Я увидела его во сне. Это было около года назад. Иначе я не понимаю, откуда он взялся. Из сна. Он стоял у могилы Шатобриана, вокруг бушевали волны. За ним крепость Сен-Мало. Такая, знаете, зримая картина. И я как будто наблюдаю со стороны моря: остров, могила Шатобриана… три стены, а четвертая – океан. Сен-Мало там вдали, лишь очертания. И этот юноша. Овеваемый ветром. Я подумала во сне, что ему одиноко, раз он остался во время прилива на острове. Кто он? Проснулась и тут же набросала несколько эскизов. Они у меня все сохранились. Маслом, карандашом… А картина родилась… я искала технику… акриловые краски и сухой подмалевок. Такие мазки, знаете… Море, ветер, волны, одинокий юноша, лицо… необычное, да. Но невероятно красивое.
– Я вас понимаю. В этой картине есть нечто нематериальное.
– Странно.
– Что именно?
– Что вы оценили.
– Странно, если бы не оценил!
– А Ноэлю картина почему-то не нравилась. Не то чтобы не нравилась, но как-то он не выделял ее.
– Он просто не разбирался в живописи, не мог разглядеть сути.
– Наверное.
– Кстати, во Франции мало используют сухую кисть.
– В России это очень распространено. Я рисовала портреты в этой технике еще в юности, в Санкт-Петербурге, будучи студенткой. Мы, студенты, так подрабатывали. И, между прочим, с Ноэлем я познакомилась в Екатерининском саду, когда он подсел ко мне и заказал свой портрет. – Она улыбнулась, глаза осветились радостью. – Воспоминания у меня никто не отнимет.
– Конечно, Анна, никто не отнимет.
Какое-то время они молчали.
– Ну, если не эту, – Мишель развел руками, – то вот эти три я возьму, не возражаете?
– С удовольствием вам их отдам.
– А цена, Анна?
– Понятия не имею. Придумайте цену сами.
С большим свертком Мишель вышел от Анны Карель. Положив картины в багажник припаркованной неподалеку машины, он набрал номер Андрея. Оставил голосовое сообщение и попросил перезвонить. Очевидно, придется заняться делом Мадам.
Глава 6. Бретань. За полгода до описываемых событий
Бретань. За полгода до описываемых событий
Начало ноября. Море штормит; волны, клубясь и пенясь, ударяют о скалы. Весь день идет дождь и, кажется, дождь заладил надолго. Капли монотонно стучат по крыше и сбегают причудливыми узорами по оконным стеклам.
Серж Дювалье любил дождь. А наблюдать за бушующим морем – какое удовольствие! Надеть нейлоновый дождевик (в Бретани без этой одежды никак!), обуть резиновые сапоги – и к морю. Смотреть, как волны взлетают высокими валами по береговым скалам, рвутся в небо, а оттуда им навстречу падают дождевые капли, разносимые ветром.