Преданный друг
Шрифт:
— Выпусти меня.
Я едва шептала; он тут же остановился, и я вылетела из машины, с трудом удерживая рвущиеся наружу рыдания.
Я наплевала на пакеты и рванула к своему дому, взбежала по крыльцу и бросилась в ванную, крикнув сыну, что маме попала в глаз соринка, чтобы он не испугался. Я умывалась водой снова и снова, пока не услышала Олежкин голос у двери, и когда выскочила, чтобы защитить моего сына от своего прошлого, хоть оно и не могло причинить ему вреда, то увидела у крыльца пакеты, аккуратно поставленные
— Приходил твой друг Егор Иванович, — сообщил Олежка. — Ой, мама, а что это за красивая коробка в пакете? Это мне?
ГЛАВА 6. НИКА
Олежка влепился в Лаврика с диким воплем, обхватил его за ноги и запрыгал, заскакал, неудержимо повторяя: «Папка, папка, приехал папка!», пока это не превратилось почти в песенку из двух таких важных для моего ребенка слов.
Сам же Лаврик отставил в сторону пакеты и бухнулся на колени прямо возле порога, раскрыв объятья, и Олежка крепко обхватил его за шею и уткнулся в воротник его темно-серого пальто, что-то бормоча.
— Привет, сын! — Широкая, полная неподдельного счастья улыбка, и мое сердце екнуло. — Как ты тут? Подрос на бабулиных пирожках, подрос!
— Бабулины пирожки — самые лучшие, — сказала моя мама, появляясь из кухни с мокрым полотенцем в руках. Их отношения с Лавриком были очень сложной смесью уважения, единения, вызванного общей любовью к Олежке, и тщательно скрываемого друг от друга непонимания. Я даже не пыталась распутать этот клубок. Да и кто бы смог? — Как доехал, хорошо? Небось грязно на дороге?
— Ага, — подтвердил Лаврик, целуя Олежку в щеку и гладя его по таким же темным, как и у него самого волосам. — У нас тоже третий день дождь идет, я еле со двора выехал. Ну что, сын, поможешь мне все разгрузить?
— А подарок там? — тут же уточнил Олежка, отстраняясь.
— Нет, — сказал Лаврик, — подарок не там. У тебя день рождения завтра, вот завтра и увидишь.
— А одним глазочком?
— Зачем одним сегодня, если можно будет двумя уже завтра? — резонно заметил Лаврик, потрепал Олежку по макушке и поднялся, расстегивая пуговицы пальто.
Я подошла, чтобы взять его одежду и повесить на вешалку, пока он разувался, и Олежка тут же вклинился между нами:
— Мам, а ты папу не поцелуешь?
— Конечно, поцелую, — сказала я и, дождавшись, пока Лаврик снимет обувь, обняла его и коснулась губами гладковыбритых щек. За спиной легко стукнула дверь: мама тактично скрылась в кухне, оставляя нас втроем. — Я же тоже рада его видеть.
— Пап, ты приехал навсегда?
Столько надежды было в этом голосе, что сердце у меня снова сжалось. Лаврик наклонился и поднял Олежку так, чтобы он оказался между нами, и тот довольно обхватил одной рукой за шею меня, а другой — своего отца, и заулыбался такой похожей на отцовскую улыбкой.
— Нет, сын, я приехал не навсегда, —
— На целый месяц? — удивился наш сын.
— Да.
— И маму тоже? — переводя взгляд на меня.
— Нет, сынок, я не поеду, — сказала я, подавляя вздох. — Мы же с папой теперь живем отдельно, разве ты уже забыл?
Олежка нахмурил темные брови и прижался головой сначала ко мне, потом — к отцу.
— Не забыл. Просто не хочу.
Мы с Лавриком только посмотрели друг на друга и отвели глаза.
Шутками и прибаутками мы-таки отвлекли внимание Олежки на предпраздничные хлопоты. Лаврик привез кучу украшений, и остаток дня мы наряжали комнату: повесили большой плакат с надписью «С днем рождения», прикрепили воздушные шарики и красивые ленты, по-праздничному расставили игрушки. Торт мама еще загодя заказала своим девочкам из пекарни, где работала, и это чудо кондитерского мастерства, с кремом и мармеладным декором, впечатлило даже меня.
Мы провели день рождения Олежки в тесном семейном кругу: папа, мама, их сын, его бабушка. Олежка дурачился и ходил на голове, смеша нас всех, а получив подарки, сразу же потащил Лаврика собирать космопорт и готовить космическую экспедицию с супергероями. Сам Лаврик подарил нашему сыну велосипед, и Олежка торжественно прокатился на нем по дому. Но места у нас было мало. Лаврик — тоже торжественно — пообещал взять велосипед с собой в квартиру бабушки Зазы. Там было намного просторнее. В итоге космическая экспедиция продлилась до самого вечера, пока Олежка совсем не уморился и не уснул рядом с игрушками, впрочем, крепко вцепившись в руку отца.
— Я заберу его до двадцать девятого числа, — сказал Лаврик, прикрывая дверь спальни и следуя за мной в зал, где я постелила ему постель. — Мама в отпуске, она будет рада с ним побыть. Скучает по нему.
Двадцать девятое. Целый месяц. Сердце мое заныло.
— Так надолго...
— Ник, не начинай. Все же решили. Месяц у тебя, месяц у меня, — нахмурился Лаврик тут же, ставя на зарядку свой телефон, и я вздохнула и сказала, что ничего не начинаю, а просто так привыкла к нашему мальчику, что мне будет совсем не по себе одной.
Телефон у Лаврика был, конечно, модный, с цветным дисплеем и гораздо интереснее моего «Сименса», экран которого светился только оранжевым светом. Олежка разрядил его в ноль, пока играл днем, и я даже поругала его за то, что папе теперь не смогут дозвониться с работы. Но Лаврику, казалось, было все равно. Он за весь вечер ни разу не заикнулся о делах, говорил только о том, что касалось нас троих, вспоминал, как приехал ко мне в роддом, когда Олежка родился, и всякие важные только для родителей вещи.