Предатель крови
Шрифт:
От лохмотьев, которые Чейн напялил по приказу Вельстила, воняло мочой, и он мог бы побиться об заклад, что в капюшоне, который он натянул на голову, полно вшей. Длинный рваный плащ был не лучше. Вельстил кое-как обкромсал Чейну волосы, покрасил их в черный цвет и вымазал ему лицо угольной пылью. Меч пришлось оставить в трактире — Вельстил сказал, что он неуместен для нового Чейнова обличья. Теперь Чейн смахивал на самого жалкого оборванца, какого только можно встретить в стаде смертных, и это сходство должно было бы унизить или разъярить его… но он ничего не чувствовал. Совсем ничего.
Стоя
Сначала мимо него проходили только солдаты в разнокалиберных доспехах и добротно одетые горожане. Один из них выглядел вполне подходяще — молодой щеголь, быть может, сын богатого купца или местного представителя власти. Впрочем, он был чересчур юн, да к тому же смерть женщины вызовет куда большую ярость и панику. Чейн отступил глубже в проулок, привалился спиной к стене здания, гадая, долго ли еще ему придется ждать. Быть может, его неудачная охота в проулке за «Бронзовым колокольцем» отвадила местных женщин от привычки гулять по ночам.
— Да нет же, Йенс! — прозвучал с улицы женский голос. — Я велела уложить именно красный кошелек. Как ты ухитряешься забывать мои самые мелкие поручения, даже если они записаны на бумаге?
Чейн выглянул из-за угла.
В его сторону направлялась хорошенькая рыжеволосая девушка в темно-зеленом плаще. По пятам за ней с унылым видом семенил лакей. Кроме этих двоих, на всей улице был только один коробейник, весь увешанный кухонной утварью. Мерно брякая горшками, сковородками и кастрюльками, он ковылял в противоположном направлении.
— Прошу прощения, леди, — отвечал лакей, — но я правда не припомню, чтобы в вашем списке был красный кошелек.
Они миновали вход в проулок.
Чейн схватил девушку за лицо, ладонью зажав ей рот, и другой рукой стиснул горло лакею. Тот начал сопротивляться, и тогда Чейн отшвырнул девушку вглубь проулка, а затем сильнее стиснул пальцы на горле лакея. Он ощутил и одновременно услышал, как под его большим пальцем хрустнула и разорвалась трахея. Лакей схватился за горло, багровея от удушья, и Чейн поволок его в проулок.
Девушка запуталась в подоле собственного платья и упала на замерзшую землю проулка. И тут же села, открыв рот, чтобы закричать. Чейн со всей силы ударил Иенса о стену дома. Девушка потрясенно охнула, когда от удара череп ее лакея раскололся с хлюпающим треском. Чейн разжал пальцы, и мертвец, как был — с разинутым ртом и выкаченными глазами, — сполз по стене на землю.
Чейн шагнул к девушке.
Она попыталась отползти назад, и Чейн, чтобы помешать этому, наступил на ее пышную юбку. Он смотрел на девушку сверху вниз, зная, что ей отлично видны его глаза и клыки. Вложив всю силу в свой изувеченный голос, Чейн не проговорил, а со змеиным шипением выдохнул:
— Кричи!
Глаза девушки округлились от ужаса, но из широко раскрытого рта не вырвалось ни единого звука, кроме хриплого частого дыхания.
Чейн сгреб ее за ворот плаща, рывком поставил на ноги и прижал к стене. Усилием воли он придал своим ногтям нечеловеческую твердость, и они, пропоров одежду, вонзились в ее грудь.
Девушка пронзительно завизжала, и смутная
Ее нежная плоть была сладостно жаркой от страха, но Чейн выпил крови ровно столько, чтобы девушка ослабла. Затем он вынудил себя остановиться, провел языком по ране, чтоб еще хоть на миг рартянуть наслаждение, и, отстранившись, шевельнул ногтями, вонзенными в ее кожу.
Девушка вновь закричала, но крик тут же превратился в жалобные всхлипы. На сей раз этот звук вызвал у Чейна только приступ хандры. Когда девушка попыталась оттолкнуть его руку, он в ответ лишь глубже вонзил ногти в ее плоть.
Пусть вопит от боли и ужаса — этим она верней привлечет внимание прохожих. Жаль только, что она даже и не пробует по-настоящему сопротивляться, так, еле-еле отбивается.
И Чейн не стал зажимать рот девушке, когда припал к ее окровавленной шее. Он рвал клыками кожу, но при этом старался не повредить дыхательное горло. Девушка все кричала, а потом начала прерывисто стонать, когда он швырнул ее, истекавшую кровью, на землю. С улицы донесся топот бегущих ног, и Чейн понял, что ему пора уходить. Он отбежал в глубь проулка и, нырнув под арку, где царила непроглядная темнота, затаился там, чтобы понаблюдать за развитием событий.
По мостовой мимо проулка пробежал солдат. Заметил девушку, развернулся, скользя по мокрым булыжникам мостовой, и опрометью бросился в проулок. При нем не было ни фонаря, ни факела, и потому на бегу он едва не споткнулся о труп слуги. Вслед за ним в проулке появился еще один солдат, который нес высоко поднятый над головой факел. Яркий свет выхватил из темноты обе жертвы Чейна. Солдаты, онемев, потрясенно воззрились на девушку.
Кровь уже не текла меж ее пальцев, судорожно прижатых к горлу. Лужица крови, темнея, расползлась вокруг ее головы, растекаясь струйками по замерзшей земле. Карие глаза девушки были широко раскрыты.
— Беги за лордом Гейреном, быстро! — взревел первый солдат.
Второй солдат бросил факел на землю рядом со своим сотоварищем и со всех ног помчался назад. С улицы донеслись смятенные крики.
Чейн понимал, что ему следовало бы уносить ноги, и поскорее, — но неведомая сила вопреки здравому смыслу удерживала его на месте.
У входа в проулок начали собираться солдаты и перепуганные горожане. До слуха Чейна донесся полный боли крик.
Молодой человек в начищенных до блеска сапогах протолкался через толпу и остановился над мертвой девушкой. Его синий плащ был распахнут, и под ним виднелась василькового цвета туника. Он рухнул на колени, не обратив внимания на то, что штаны щегольского покроя тотчас пропитала кровь.
— Марианна? — пробормотал он, протянув руку к окровавленным пальцам девушки. И рывком отвел их, обнажив растерзанное горло. — Марианна!
Второй солдат, вернувшийся вместе с молодым аристократом, принялся вытеснять из проулка столпившихся зевак. Первый солдат между тем опустился на колени возле тела слуги, проверяя, не теплится ли в нем жизнь. Не стыдясь ни своих охранников, ни глазеющих на него горожан, молодой аристократ разрыдался, как дитя. Подняв мертвую девушку на руки, он прижал ее к своей груди. Кровь убитой измазала ему щеку. Он лихорадочно огляделся: