Предатель. Цена ошибки
Шрифт:
В других подобных больницах места уже отдали знакомым. Меня все предупреждали, что без врачей в семье будет сложнее найти хорошее место. Так и случилось. Всё, что мне предлагали, было в старых клиниках без каких-либо перспектив.
Наверное, я всё же плохой врач, если не всё равно, где лечить.
Но я так расстроилась, когда мне отказали, по-детски расплакалась, потому что мне было важно это! Я так мечтала, видела уже себя в белом халате с вышитой эмблемой. И все мои мечты разбились… А Демид, впервые на моей памяти, растерялся и не знал, что со мной делать.
– Хорошая моя, – шептал успокаивая. Гладил по волосам, позволяя портить его дорогую рубашку пятнами от туши. – Может, поедем куда-то? Развеешься.
– Нет.
– Что мне сделать? Давай, малыш, поговори со мной. Как мне тебе помочь?
– Никак.
– Ну, хочешь я тебя устрою туда? Договорюсь об индивидуальной интернатуре?
– А ты… – впервые подняла голову, посмотрела на мужа, как на Божество. – Ты можешь такое?
– Попробую.
Пообещал, а уже на следующий день для меня создали лишнее место в программе.
Спустя время я заявилась к мужу, кусала губы и говорила, что чувствую себя ужасно. Это ведь не моя заслуга, а лишь блат. Думала попробоваться на ординатуру в другое место, чтобы я сама… Сама смогла! И меня хотели как специалиста, а не жену Юсупова.
– Я попросил тебя взять на испытательный срок, – спокойно ответил муж, не отвлекаясь от компьютера. – Уволить они могли в любой момент. Если предложили работу – значит, ты сама их впечатлила.
– Правда?
– Не имею привычки врать своей жене.
Беременная любовница – лучшее доказательство, что такая привычка о мужа была. Но тогда я верила! И так счастлива была, никто не делал мне подарка лучше.
А теперь Демид решил и это отобрать…
За что он так со мной? Почему?
– Так, – замглав хмурится, протягивает пачку салфеток. Я только сейчас понимаю, что начала плакать. – Для гормонов рановато.
– Простите, – сиплю, сдерживая всхлипы. Я ведь не только из-за работы плачу, так обидно за каждый его поступок. Всё накатывает разом, вырываясь слезами. – Я не…
– Начнем с того, что беременных не увольняют, – Серафима Ивановна цокает языком, как делает всегда, когда её подчиненные сильно тупят. – И я что, зря на твое обучение столько времени тратила? Ты здесь будешь работать до конца моей карьеры.
– А потом?
– А потом, возможно, на моё место пойдешь. Если не начнешь делать ошибки. К тому же, каким боком Демид повлияет на твое увольнение? Или он новый главный врач у нас, а я не знала?
– Нет, но… Это же Юсупов.
– А я – Костенко. И ты со мной работаешь, а себе я лично отбираю персонал. Успокаивайся давай. Вижу, что серьезно поругались, раз ты так о Демиде думаешь.
– Но зачем ещё звонить вам?
– Спрашивал твой ненаглядный как ты себя чувствуешь. Переживал, что ты после болезни вышла на работу и тебе может стать плохо.
Только я ведь не болела. Ничего не понимаю. Зачем Демиду интересоваться моим состоянием, если при этом он ясно дал понять, что ему на меня плевать?
Это он так заботу включил после того, как ночью выгнал?
– А вы… Господи! Серафима Ивановна, вы ему сказали, что я беременна?
– Бог с тобой деточка, – замглав отмахивается, перебирая бумаги на столе. – Он ещё утром звонил, вчера. Я сама тогда не знала, что ты у нас с подарочком.
– И не говорите, ладно?
– Естественно, не мне такие новости сообщать. Я подумаю, что можно сделать, чтобы пока не афишировать твою беременность. Но справку ты мне всё же принеси, пусть будет. Я так понимаю, у вас всё плохо?
– Да.
– Рассказывать будешь?
– Нет.
– Тогда свободна. Чтобы раньше завтрашнего дня я тебе в отделении не видела, ясно?
– Так вы же до завтра тоже выходная.
– Поумничай мне тут. Иди, Юсупова, не мозоль глаза. Мне теперь думать, кем тебя заменять. Поуходят в декрет, а ты в них знания вкладываешь, время своё…
Серафима Ивановна привычно бухтит, не обращая на меня больше никакого внимания. Превращается в старушку, хотя мы только недавно праздновали её мини юбилей – сорок пять лет.
Она не со зла так ворчит, я знаю. Лучший руководитель, о котором только можно мечтать. А ещё она никогда не делала публичных выговоров. В кабинете могла орать так, что на всю жизнь запомнишь, но при остальных была сдержанной.
Поэтому, проигнорировав приказ замглава, я возвращаюсь в свою каптёрку. Забираюсь на второй ярус, мысленно благодаря того, кто выбил эти кровати для отделения.
Уже лежа стягиваю с себя халат, бросаю его рядом. Накрываю ладошкой живот, этот жест кажется таким привычным, словно всю жизнь так делала. И, совершенно не кстати, вспоминаю, как это делал мой муж.
Гладил, прижимался губами ниже пупка. Выводил узоры на коже, а у меня душа пела, радовалась. Тепло так становилось, словно мы с ним – чистое волшебство, о котором никто не подозревал.
– Демид, - смеялась, отталкивая его. – Мне на работу надо.
– Это я тренируюсь. Будет у нас малыш…
Будет.
Только теперь он тебе не нужен, милый.
Я не понимаю, что творит Демид. Все его поступки такие нелогичные, резкие… Как можно было целовать меня утром, а после бежать к любовнице? Играть заботливого мужа, а после этого выбросить, я так надоела?
Устал ждать детей?
«Пустышка».
Он ведь никогда не говорил об этом, не попрекал меня в том, что я не могла забеременеть. Даже сам сдавал тесты, хотя обычно мужчины всё вешают на жену, а сами не проверяются. Но нет. Демид ездил со мной, ждал результатов, выдохнул спокойно, что мы оба можем иметь детей.