Предатель
Шрифт:
Поначалу она гребла от страха. В полной темноте, держа курс на россыпь звезд, которые Чегевара называл Ведром. Там, на горизонте, в абсолютном мраке прятался затопленный город. За два года многое изменилось. Однако Кира надеялась на то, что уцелели укромные места, в которых предусмотрительный Че прятал заначки на черный день. Она доберется до тайных убежищ, чего бы это ни стоило. Потому что она сильная.
Последняя мысль, основа самовнушения – спасательный круг, за который девушка цеплялась, когда силы оставляли ее. Снова и снова она черпала веслами темную воду, топила покрытые гнилью лопасти в вязкой темноте, чтобы заставить лодку сделать еще один отчаянный рывок.
Она сильная. Она
Существовал еще один довод, заставлявшей Киру делать невозможное. Этот довод лежал без сознания на корме лодки, кое-как обвязанный тряпками, оторванными от футболки, чтобы остановить кровь. Девушка не была до конца уверена в том, что не делит лодку с мертвецом. Когда Кира тащила по берегу страшно тяжелое тело, оставлявшее в песке две глубокие борозды, человек еще дышал. С отчаянным криком она перевалила его через борт, молясь только об одном – чтобы хватило сил. Девушка плохо помнила, как снимала веревку с крюка и толкала хлипкое суденышко по мелководью. Ее подстегивало осознание того, что самая страшная тварь, с которой и вооруженным до зубов охотникам справиться нелегко – вдова-Прасковья – может вернуться.
Потом, когда ненавистный остров слился с горизонтом, страх отступил. Настолько, чтобы освободить место для мысли, поразившей ее в самое сердце. Никто не спасал ее, кроме Че. Откуда взялся человек, поставивший свою грудь между ней и смертью, девушка не знала. Но бросить его, израненного – такое в голову не приходило.
«Беги!». Громкий мужской крик, прозвучавший как гром среди ясного неба, возымел прямо противоположное действие. Вместо того чтобы припустить, она застыла как вкопанная. А потом, дрожащая от ужаса, девушка пятилась к воде, наблюдая за схваткой. Вдова-Прасковья, огромная, матерая, с нитями шрамов, делившими на части огромный череп, не оставила невесть откуда возникшему защитнику ни единого шанса. Кира ясно понимала: как только тварь покончит с мужчиной, то займется ее трепещущим телом. Но что поделать, если неведомый защитник, возникший ниоткуда, поднял в ее душе настоящую бурю чувств! Кто как ни Че, наблюдавший за ней с небес, внял, наконец, ее просьбам и послал ей равноценную замену! Черной неблагодарностью с ее стороны будет бросить его, истекающего кровью, и уплыть в гордом одиночестве.
Человек долбил камнем по черепу, превращая голову монстра в кровавое месиво. Кира видела – странная тварь вошла в раж. Перед смертью вдова-Прасковья теряла всякое представление об инстинкте самосохранения. Как граната с сорванной чекой, она не могла подохнуть, не прихватив с собой на тот свет охотника.
Кира долго не раздумывала. Она метнулась к лодке. Взвыв от напряжения, девушка буквально вырвала весло из уключины. С ним наперевес она подоспела к месту схватки. Как раз в тот момент, когда спасителя оставили силы. На его лице, залитом своей и чужой кровью, яростным ожесточением горели глаза. Нижняя часть головы вдовы-Прасковьи отвалилась, выпуская из темноты зазубренные челюсти. В ту же секунду на изогнутый, в шишках и впадинах хребет обрушилось весло. Тварь зашипела, отстранилась, на секунду оставив мужчину в покое. И вот тогда уже Кира дала волю злости, которую жестко взнуздал пережитый страх – изо всех сил она била и била веслом по ненавистному телу твари.
Потом наступила долгая ночь, разделенная на тысячи гребков, толкающих лодку в темноту. Кира не хотела думать. Она гнала мысли прочь. Но против воли воспоминания лезли из всех щелей. Как приливная волна, воспоминания снова бросали ее в душный погреб, к сырости, к связанным за спиной рукам и ожиданию невыносимой боли, длящейся до конца дней…
Скрипнула, отброшенная кому-то под ноги дверца погреба. Из ослепительного круга света, что заставил Киру закрыть глаза, выдвинулась лестница. На верхней ступеньке прочно утвердились рифленые подошвы армейских ботинок. Дерево натужно стонало, когда спускался крепкий парень в камуфляже. Полными слез глазами смотрела девушка на обритого наголо человека, по-хозяйски застывшего посреди погреба.
– Ну что, сестра, – беззлобно спросил Тимур, – отдохнула? Не уяснила еще за два года, что здесь бегать можно только тогда, когда разрешу я. А я такого разрешения тебе не давал. А теперь вообще, – он коротко хохотнул, – сможешь сбежать без приказа только в одну сторону. На тот свет.
Бритый человек наклонился и безжалостно вздернул девушку за шиворот, как напроказившего котенка. Она с трудом утвердилась на ногах. От долгого сидения они затекли и плохо слушались. Кира пошатнулась, привалившись плечом к земляной стене.
– Тихо, тихо, невеста, – усмехнулся Тимур. – Успеешь еще показать себя. Ночью.
Она порывисто вздохнула, не отрывая от него взгляда, полного ожидания всех мыслимых и немыслимых несчастий.
– Чего вылупилась? Скоро Мирон вставит тебе по самое не балуй. Он знает, как научить тупых девок смотреть поласковей. Невеста… Смотрю, ты основательно подготовилась. К побегу, я имею в виду. Перетряхнул я твой рюкзачок. Чего там только нет. Ножичек… Славный такой. И достала где, главное? Но ничего. Я узнаю, – он замолчал, некоторое время разглядывая ее в упор. – Вот ты мне все и расскажешь. Только чуть позже. Когда Мирон научит тебя быть сговорчивей. А я лично никуда не тороплюсь.
Крепкий парень потянулся к кляпу, будто ненароком коснувшись ее груди. Он рывком вытащил тряпку изо рта и Киру едва не стошнило ему на ботинки.
– Э-э, поаккуратнее, – нахмурился Тимур, запоздало отодвигаясь. – Не пила еще вроде. Кстати, и не надейся. Брачную ночь проведешь в трезвом уме и твердой памяти. Мирон не любит пьяных девок. Двигай за мной. Бабы приведут тебя в порядок перед свадьбой.
И девушка пошла за ним, еле передвигая непослушные ноги.
Дальше все плыло как в тумане. Ее готовили к свадьбе так, как было принято в общине. В бане Киру долго мыли молчаливые женщины, прикасаясь цепкими пальцами к болезненно реагировавшему телу. Расчесывали волосы, нисколько не заботясь о той боли, что причиняют неосторожные движения.
Откуда взялась та белая мерзость, которую надели на ее еще влажное тело? Тонкая, гладкая на ощупь ткань так плотно обтянула ее, что Киру бросило в жар. Она смотрела на себя в зеркале и не узнавала эту омерзительно яркую женщину с затравленным выражением в светлых, как осеннее небо, глазах. На плечах черной волной лежали чисто вымытые волосы, а ниже начиналась обтягивающая гадость, заканчивающаяся выше коленей. И еще. Пытку довершали в тон платью туфли на каблуках, размера на два больше. Смотреть на эту… фрю было противно до тошноты.
Двигаясь как сомнамбула по щербатой брусчатке, Кира ощущала себя абсолютно голой, пробиваясь сквозь толпу, расступающуюся при ее появлении. В людском месиве, забитом цветными пятнами, как в реке со сброшенными нечистотами и разного рода хламом, девушка плыла крохотной утлой лодчонкой, выкрашенной по случаю праздника в яркий цвет. То и дело ее задевали. Но и без того она спотыкалась, увязая каблуком в очередной выбоине. Глухой рокот то накатывал приливной волной, то отступал, распадаясь на отдельные слова. Из водоворота сомнительных пожеланий «долгих и счастливых лет семейной жизни», чуткое ухо выделяло и сочувственное: «Пропала девка».