Предателей казнят без приговора
Шрифт:
Через час информация была уже у меня. Как всегда, помогли, чем могли. Что ж, Штирлиц тоже врукопашную не ходил, мостов не взрывал, вражеских штабов лично не захватывал. Спасибо и за информацию, Василий Иванович.
– Интересно мыслишь, Вечер, – только и произнес в следующем разговоре Василий Иванович. – Действуй, как считаешь нужным! Если менты нас опередят, тоже не так уж плохо. Главное, чтобы этот зверь слишком долго на воле не задержался. В конце концов, чем черт не шутит?!
– Я на ангела-хранителя привык полагаться.
Эпилог
Японскую кухню бывший капитан Кравцов не шибко жаловал, поэтому заказал бифштекс с кровью и бутылку водки. Официант, облаченный в традиционную японскую одежду, вежливо кивнул и удалился выполнять заказ. Кравцов закурил, оглядел полупустой зал японского ресторанчика, нервно усмехнулся. М-да, последнее время нервишки стали сдавать, а ведь еще в училище ему за хладнокровие и невозмутимость дали прозвище Киборг. Выходит, не киборг…
Кравцов в который раз мысленно прокрутил в голове утреннее телевизионное сообщение о смерти господина Глушкова Филиппа Семеновича. Бедняга не перенес тюремного быта и отдал богу душу от… Медики придумали какой-то мудреный диагноз, Кравцов не запомнил его. Ну что же, Глушков больше ничего не расскажет, как и Леонтьев. Мафия рубит концы, не желая при этом спасать даже собственных «тузов». Ну а до него, до Кравцова, вряд ли теперь есть дело. Сам он будет молчать, документы у него вполне надежные. Временно устроится охранником-привратником, выждет, а потом вполне может легализовать прихваченный капитал. Да-да, все сложится именно так и не иначе. Думая об этом, Кравцов курил столь быстро и нервно, что не прошло и минуты, как он взялся за вторую сигарету. Никто, никто не найдет Кравцова, никто не узнает его с усами, новой прической и в дорогом, хорошо сидящем костюме. Между тем вернулся официант с заказом.
– Приятного аппетита! – проговорил он, поставив перед Кравцовым тарелки.
Голос у него был тонкий, очень неприятный, официант явно имитировал японский акцент. Одет он был в узорчатый японский халат типа кимоно, глаза имел раскосые, усы и борода были подстрижены опять же в древнеяпонском стиле. У Кравцова он вызывал брезгливое отвращение, но сейчас его приходилось скрывать.
– И вот еще, – официант поклонился и положил перед Кравцовым сложенную вдвое салфетку. – Это вам просил передать один господин.
– Что за господин? – бросив в пепельницу недокуренную сигарету, спросил Кравцов.
– Я не знаю, меня лишь просили передать, – со своим псевдояпонским акцентом отозвался официант и зачем-то вновь поклонился.
Кравцов развернул салфетку и от неожиданности вздрогнул всем своим огромным, упакованным в дорогой костюм телом. Перед ним лежал черный кружок из плотной бумаги. Черная метка.
– Стой на месте! – скомандовал официанту Кравцов, сунув правую руку под пиджак.
– Пожалуйста, – пискнул тонкий голосок.
– Где этот… твой господин? – рыская глазами по залу, поинтересовался Кравцов.
В ответ официант лишь молча развел руками.
– Я тебя спрашиваю! – рявкнул Кравцов, одновременно пытаясь сообразить, кто из немногих посетителей может представлять реальную опасность.
– Ничего не могу вам сказать, – пролепетал уже заметно испуганный официант.
– Сейчас скажешь! – Кравцов одной рукой сгреб официанта, второй сунул ему под тонкие усики ствол пистолета…
Официант пискнул, дернулся всем своим худым телом. Ни слова не говоря, Кравцов опустил оружие чуть ниже, на сей раз ствол уперся в левую часть груди официанта.
Прогремевший выстрел заставил вздрогнуть редких посетителей, в зале появились охранники с входа, официанты, повара.
– Кажется, самоубийство, – произнес один из охранников, переглянувшись с побледневшим администратором.
В самом деле – могучий рослый мужчина неподвижно уткнулся лицом в тарелку с жареным мясом. Он навалился на стол всей своей широченной грудью, и с левой стороны скатерть все больше и больше пропитывалась темно-бурой жидкостью. Правая рука плетью свисала на пол, рядом лежал пистолет Макарова.
– Ть-фу, черт! – только и произнес администратор. – Не мог нормально поесть, заплатить и уж потом, где-нибудь в тихом месте… Страна идиотов! – махнув рукой, сделал он глобальный вывод.
Подъехавшая через двадцать минут милиция пришла к аналогичному выводу. Некто решил свести счеты с жизнью. Правда, следователя насторожило то, что не удалось выяснить, кто именно из официантов обслуживал самоубийцу, но… Это было малосущественно, так как в том, что человек сам себя застрелил, не было ни малейшего сомнения. Стало быть, не было смысла открывать оперативно-розыскное дело.
Наконец-то я снял с лица грим, отлепил специальный, незаметный со стороны пластырь, растягивающий в стороны глаза. Встречу Степаныча, поставлю бутылку дорогого коньяка – его прием сработал безотказно. Ну и мой актерский талант… Нет, бутылки мало, ящик Степанычу надо ставить. После выстрела мне удалось смешаться с толпой набежавших официантов и охранников (одетых в одинаковую униформу), а после того, как все дружно констатировали самоубийство господина Кравцова, я без особых проблем покинул ресторан… На этом все. Нужно отдохнуть, отвлечься. Хоть немного…
Уже на аэровокзале я достал мобильник и набрал номер Сереги Млынского, который по сей день проходил лечение в госпитале:
– Сергей? Завтра выписываешься?! Поздравляю. – И, чуть переждав, понизив голос, добавил: – Упыря больше нет. Живи спокойно, Серега!
Давай постреляем?
Пролог
Два выстрела слились в один, и оба стрелка синхронно рухнули на землю. Точнее, один зарылся лицом в посеревшую некошеную траву, а второй грудью упал на камни. «Они оба оказались прекрасными стрелками», – цинично подумала я. Ружье стрелка, который лежал в некошеной траве, отлетело метра на полтора и лежало теперь на протоптанной тропинке. В паре шагов от моих сапог. Я подняла ружье и задала довольно-таки дурацкий вопрос:
– Давай постреляем?
Вопрос был вдвойне дурацкий, так как задала я его самой себе. Других персонажей, способных к ответу на него, рядом не было. Пришлось самой же и отвечать:
– Не хочется…
– А чего хочется? – спросила себя я, втягиваясь в совершенно идиотскую беседу с самой собой.
– Улететь.
– Давай улетим?
Не проходит и часа, как я лечу. Лечу в самолете международной авиакомпании, лечу домой. Ружья в моих руках нет, есть только мысли о нем. Впрочем, воспоминания ли? Дело в том, что того, что я только что столь живописно описала, пока еще не случилось. Этим объясняется мой некоторый описательный цинизм. Не произошло, не случилось… И я приложу все усилия, чтобы этого не случилось никогда. Поэтому прямо из аэропорта я еду в офис к одному человеку. Умному, многое знающему и умеющему.