Предатели Гора

Норман Джон

— У меня нет ошейника, — ответила женщина.

— На мой взгляд, это невероятная оплошность со стороны твоего владельца, — покачал я головой.

— У меня нет владельца, — прошептала она.

Я озадаченно уставился на стоящую передо мной на коленях женщину.

— А я, правда, достаточно красива, чтобы быть гостиничной девкой? — вдруг сказала моя собеседница.

— Конечно, — растерянно признал я, — и, более того, превосходной девкой.

Теперь в её глазах светилась благодарность и удовольствие.

— Кто твой владелец? — осведомился я.

— У меня нет владельца, — повторила она.

— Не стоит отягощать свое преступление попыткой обмана, —

предупредил я её.

— Но я не рабыня, — прошептала девушка. — Я — свободная женщина.

— Что! — воскликнул я и, схватив, наполовину поднял её, и повернув к себе сначала одним боком, потом другим осмотрел стройные соблазнительные бёдра на предмет наличия на них маленького клейма, которое могло бы прояснить вопрос.

Но, ни на левом бедре, самом распространённом месте клеймения, ни на правом, втором по популярности, рабской отметины, к своему удивлению, не обнаружил. Осмотр бёдер, учитывая характер её одежды, был сделан быстро. Но я решил на этом не останавливаться, и рывком поставил женщину на ноги.

— Ой! — пискнула она.

Не обнаружил я клейма и внизу её живота, слева. Это, пожалуй, было третьим из наиболее используемых для выжигания клейма мест. На всякий случай проверил я и несколько других мест, более экзотических мест, таких как внутренние поверхности предплечий, левая сторона шеи чуть позади и ниже уха, задних частей ног и ягодиц. Я исследовал даже подъемы левой и правой ног. На её теле, действительно, не было клейма.

— Я — свободная женщина, — повторила она, по окончании столь грубого обследования.

— Кажется, тебя ещё не успели заклеймить, — вынужден был признать я.

— Я не рабыня, — снова заявила девушка. — Я — свободная женщина.

Признаться, мне это не показалось возможным, учитывая то, во что она была одета.

— Неужели Вы не узнаёте меня? — спросила она.

— На колени, — скомандовал я, и женщина моментально опустилась на колени.

— Вы, правда, не узнаёте меня? — разочарованно проговорила она.

Я озадаченно шарил взглядом по её телу. Безусловно, что-то в ней казалось мне знакомым.

— Присядьте передо мной, — попросила она, и я так и сделал.

Она поднесла руки к своему лицу. Шнурок мешочка с деньгами был дважды обмотан вокруг левого запястья девушки. Она держала руки перед собой, прикрывая лицо ниже переносицы, и скрывая ими нижнюю часть лица на манер вуали.

— Ага! — воскликнул я.

Теперь, когда меня не отвлекало её тело, как это было вначале, я вспомнил, где я мог видеть эти черты верхней части лица. В оправдание своей ненаблюдательности могу сказать, что при нашей первой встрече было довольно темно, и мне было особо не до разглядывания её особенностей. Я просто проходил мимо, пробираясь к своему спальному месту вчера вечером, но теперь я со всей ясностью вспомнил, эти маленькие руки, ладони которых со всей их деликатностью, чрезвычайной чувствительностью, выставленной открытостью, были повёрнуты ко мне. Теперь-то я понял, кем она была. Возможно, за время этой ночи она поняла, что она наделала. Возможно, большую часть этой ночи она провела рыдая от позора. И всё же теперь, утром, по-видимому, к настоящему времени, будучи полностью осведомленной о том, что делала, она осмелилась снова держать руки перед мужчиной именно таким образом. А ведь даже вчера вечером, едва поняв, как она держит руки, женщина быстро и пристыжено, повернула их ладонями внутрь, демонстрируя мне их тыльные стороны. Это, кстати, вполне ожидаемо от гореанки, попытаться скрыть черты своего лица от мужчины, прижав сложенные чашечкой руки перед носом и ртом. Как я уже не раз

упоминал, гореане обычно расценивают губы и рот женщины как чрезвычайно чувственные детали её внешности, так что нет ничего удивительного в том, что многие свободные женщины, особенно представительницы высших каст, обеспокоены тем, чтобы скрыть их. Как же легко избавить их от этой иллюзорной защиты! Достаточно просто взять мизинцы и потянуть их на себя и в стороны, и можно сколь угодно долго любоваться ртом и губами женщины, открытыми перед вами. Однако в этом случае, когда она держала ладони повёрнутыми ко мне, я просто взял её за запястья и мягко отвёл руки вниз. Это выставило её слегка приоткрытые губы и рот для моего обозрения. Дыхание девушки стало быстрым и прерывистым.

— Да, — кивнул я, — теперь я вспомнил.

Вчера вечером я обнажил её лицо прямо перед тем, как закрепить её же собственную вуаль, вставленную ей в рот. В своё оправдание могу сказать, что вчера вечером в общей спальне третьего этажа было очень темно, крошечные лампы висели далеко в стороне и сзади, но теперь, после тщательного осмотра, я видел, что это действительно была та самая женщина.

— Вы заткнули мне рот, — сказала женщина. — Вы навязали мне свою волю. Я не могла ни говорить, ни кричать. Вы просто не позволили мне этого.

Я кивнул.

— И Вы связали меня! — прошептала она.

— Конечно, — сказал я.

Я сделал это её же чулками. Она смотрела на меня со страхом в глазах. Возможно, прежде её ещё никто и никогда не связывал. Теперь видя перед собой всю её красоту, а не сомневался, что она создана для верёвок, стали и кожи.

— Как тебе удалось освободиться? — поинтересовался я.

Признаться, мне было любопытно услышать то, что она ответит.

— Нет, — покачала она головой. — Самой мне не удалось этого сделать. Я была абсолютно беспомощна. Я не могла даже начать освобождать себя. Меня развязал кузнец, спавший неподалёку, и обнаруживший меня, когда проснулся.

— Понятно, — кивнул я.

— Вы знали, конечно же, что я не смогу освободиться самостоятельно! — внезапно, сказала она, с оттенком укоризны в голосе.

— Конечно, — признал я.

— Скажите, а рабынь тоже так связывают? — задрожав спросила девушка.

— Иногда, — ответил я.

— Вы порезали мою одежду, лишив её всех крючков и завязок, — сказала она. — Но всё же не стали раздевать меня. Вы оставили одежду лежащий на мне так, что она могла защитить мою скромность. Вы даже прикрыли мою голову и лицо моим капюшоном, что я не оказалась там с открытым лицом. Спасибо вам за это.

Я молча кивнул.

— Конечно, — добавила женщина, — капюшон при этом, мало чем отличался от рабского капюшона.

— Верно, — признал я.

— В итоге, если я не двигалась, то я не могла видеть того, что происходит вокруг меня, — заметила она, — а если бы я только пошевелилась, то я бы сама обнажила своё лицо.

— Выбор был за вами, — сказал я.

— К тому же, стоило мне дёрнуться, — продолжила она, — а оказалась бы голой.

— И снова, — кивнул я, — это было бы вашим выбором.

— Это потому, что я — свободная женщина? — уточнила она.

— Конечно, — согласился я.

— Будь я рабыней, то мне кажется, что у меня не было бы такого выбора, — предположила моя собеседница.

— Скорее всего, не было бы, — согласился я. — Рабыня обычно просто остается в том виде, в каком её оставил мужчина, например, в твоём случае, по-видимому, голой и связанной.

— А что Вы сделали с моим кинжалом, после того, как разоружали меня и оставили меня там полностью беспомощной? — спросила она.