Предатели Гора
Шрифт:
Чехлы некоторых видов надеваются на пленницу со спины. Её ноги просовываются в отверстия в нижней части, после чего чехол натягивается вверх и затягивается на спине. В большинстве типов для рук отверстия не предусмотрены, и руки невольницы остаются внутри связанные, скованные или свободные, это на усмотрение хозяина, но есть некоторые конструкции и с такими вырезами. Некоторые чехлы открыты в основании и надеваются сверху, а потом крепятся внизу ремнями или завязками через промежность, но чаще за бёдра, оставляя женщину открытой снизу, для удобства владельца. В других конструкциях возможность открытия основания предусмотрена. Иногда чехол задирают вверх и крепят на талии пленницы. Типичный чехол представляет собой сочетание безопасности рук с преимуществами завязанных глаз. У большинства рабских чехлов в отличие от рабских капюшоном, нет креплений для кляпа, что, кстати, не исключает того, что можно просто заткнуть рот невольнице отдельным кляпом. Но что объединяет чехол для тела
Бывает, что работорговцы, перемещая свои товары по улицам, прячут их под чехлами. Правда, более распространено просто набросить плащ или покрывало той или иной длины на голову ведомой рабыни, и закрепить на ней посредством шнура или ремня, обмотав их несколько раз вокруг шеи и закрепив под подбородком. Дело в том, что во многих городах свободные женщины яростно протестуют против того, чтобы водить нагих рабынь по улицам. Однако, даже притом, что девушки могут быть прикрыты плащами или покрывалами, мужчины обязательно соберутся на такое мероприятие, чтобы посмотреть на них, подшутить или даже шлёпнуть пониже спины. Само собой, подразумевается, что девушки под этим покрытием — это обнажённые рабыни. Зачастую это довольно мучительно, хотя, возможно, также и очень поучительно, для новообращённой рабыни, или женщины завоёванного города, быть проведённой с таком виде по улицам, когда в тебя то швыряют камни, то щупают и шлёпают, то осмеивают и подшучивают, причём, весьма фривольно и унизительно.
— Ты возражаешь? — спросил я.
— Нет, — ответила Феба, как-то через чур торопливо, и вдруг растянулась на животе передо мной, прямо на земляном полу маленькой палатки.
Затем она подняла голову и, посмотрев на меня, спросила:
— Могу ли я надеяться, что обращаясь к вам «Господин», я использую это слово во всех его смыслах?
— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я ей.
— Я прошу ошейника! — заявила Леди Феба.
— А тебе не кажется необычной эта просьба в устах свободной женщины? — поинтересовался я.
— Моя свобода теперь не более чем насмешка, — с горечью проговорила она. — После того, что Вы делали со мной в течение двух последних ночей, как я могу теперь даже думать о том, чтобы оставаться свободной? Неужели Вы считаете, что это заблуждение всё ещё что-то значит для меня?
— Похоже, Ты узнала о себе что-то новое, не так ли? — осведомился я.
— О да, — протянула женщина. — Я узнала, что должен быть заклеймена! Теперь я точно знаю, что должна жить в ошейнике!
Я с улыбкой рассматривал её.
— Не препятствуйте мне, — попросила она. — Позвольте мне быть той, кем я действительно являюсь!
— Воду для каши следует посолить, — заметил я.
— Да, Господин, — вздохнула Феба и поползала к выходу из палатки.
— Только посоли слегка, — предупредил я.
Пора ей уже учиться служить мужчине.
— Да, Господин, — отозвалась она покидая палатку.
Дни, что я находился в лагере, не прошли даром. Я занимался сбором информации о количестве, составе и возможностях осаждавших. Но основным моим занятием был поиск путей в блокированный город. Вначале, я рассматривал возможность подняться на стены Форпоста Ара по одной из осадных лестниц во время утреннего приступа. Однако понаблюдав за ходом штурма, вынужден был отказаться от этого. Сопротивление защитников всё ещё было таким, что редко кто из штурмующих достигал вершины стены, да и те, кому это удавалось, там долго не задерживались, обычно заканчивая жизнь у подножия стен, будучи сброшенными обороняющимися. Вариант с лестницами оказался нереальным, а принимая во внимание всё мною увиденное и просто опасным. Сомневаюсь, что мне бы удалось в горячке боя, неся знаки различия косианцев, пытаясь убедить солдат гарнизона в том кто я такой и насколько важна моя миссия. Скорее меня просто сбросят с лестницы, отправив вслед дружеский подарок в виде ведра пылающего масла, или, скажем, булыжника, вытащенного из мостовой или плитки черепицы снятой с кровли. Далее я решил присмотреться к воротам города. Здесь был шанс попытаться войти в город во время вылазки обороняющихся, воспользовавшись беспорядком при отступлении отряда. К моему разочарованию, я узнал, что за последние двадцать дней не было совершено ни одной вылазки. Это само по себе указывало на бедственное положение защитников, на их малые возможности и недостаточную численность.
Также, практически невыполнимой показалась мне попытка войти в город со стороны гавани, в светлое время суток перекрытой осаждающей стороной, а ночью по причине того, что защитники могли быть необычайно настороженными. К сожалению,
Мой второй план, или точнее вторая часть моего плана, включал в себя использование женщин из «Кривого тарна». Во второй половине этого дня, как я и ожидал они прибыли в лагерь в сопровождении маркитанта Эфиальта. Я уже встретился с ним вдали от его фургона, и велел ему завязать глаза всем женщинам, за исключением Лиадны, их первой девки и единственной среди них рабыни, прежде чем я подойду, чтобы осмотреть их. Лиадна, пребывавшая в восхищении от данного ей имени, с гордостью представила своих подопечных мне для осмотра в самом выгодном свете. Она неплохо поработала с ними за эти три дня и добилась заметных результатов. Свободные женщины стояли на коленях очень прямо, втянув животы, расправив плечи и выпятив вперед груди. Само собой, колени всех женщин были широко расставлены в стороны, как колени рабынь. Здесь были все шестеро моих знакомых: Леди Темиона, Леди Амина из Венны, Леди Елена с Тироса, и Леди Клио, Ремис и Лиомач с Коса. Прежде, все они жили за счёт мужчин, паразитируя на их слабостях, или хотели этим заняться. Теперь они стояли на коленях передо мной, правда, пока не подозревая, перед кем именно им пришлось это сделать. Я с интересом рассматривал их. Ещё недавно все они были надменными, гордыми свободными женщинами, а теперь стояли на коленях внутри ограды воинского лагеря, напуганные, смущённые, скованные цепью, бритоголовые пленницы с завязанными глазами. Они пока понятия не имели, в чьей власти они оказались, и какая судьба их ожидает. А вот у меня на них имелись вполне конкретные планы, или, по крайней мере, на некоторых из них. И, похоже, недолго им осталось оставаться в неведении относительно моих планов и своей судьбы.
Я видел, как Феба засыпала крупу в кипящую подсоленную воду.
У Темионы и Клио уже имелось по несколько отметин на теле. Не удивлюсь, если поначалу эти дамы осмелились упорствовать, по крайней мере, до некоторой степени. Возможно, они, как свободные женщины, даже имели некоторые возражения, против того, чтобы с ними обращались и обходились как с рабынями, раздев и приковав цепью к задку фургона. Могла их возмутить и необходимость повиноваться быстро и точно приказам рабыни Лиадны, назначенной над ними первой девкой, не говоря уже о том, чтобы вставать перед нею на колени, и обращаться к ней не иначе как Госпожа. Возможно, будучи свободными женщинами, они решили, по крайней мере, первоначально, что могли бы быть выше этого. Но теперь их начали учить по-другому. Впрочем, такое обращение могло пойти им только на пользу, сделав их переход в неволю менее травмирующим, ведь этот переход был для них как наиболее вероятным, так и наиболее подходящим выходом из сложившейся ситуации. Вероятно, не существует никакого полностью соответствующего и универсального для всех способа психологически подготовиться к фактическому переходу в неволю, даже для той, кто нетерпеливо ищет и радостно приветствует её, поскольку вместе с ней приходит новое, глубоко отличное от всего что было прежде понимание себя, своего характера и своего места в природе и в обществе. Лишь увидев, что категоричное и радикальное преобразование произошло, женщина внезапно осознаёт, что отныне она больше не то, чем была прежде, что теперь нечто абсолютно иное, что в какой-то неуловимый момент она перестала быть свободным человеком, и превратилась в имущество, объект покупки и продажи, в животное, в рабыню.
Феба стояла на коленях около костра, откинувшись на пятки. Иногда женщина, оставаясь на коленях, отрывала ягодицы от пяток и помешивала кашу.
— Старайся держать спину прямо, — подсказал я ей.
— Да, Господин, — отозвалась она.
Её стройное тело прекрасно смотрелось на фоне пляшущих языков огня. Свои чёрные как смоль длинные волосы, женщина собрала в хвост и завязала на затылке чёрной тесёмкой.
Вокруг нас уже горело множество костров. Лагерь полным ходом готовился к ужину.
Моя служанка, по-прежнему носившая одежду, напоминавшую курлу и чатку, снова привстала и принялась помешивать кашу. Подошвы её ног потемнели от грязи.
Снаружи прилетел звук хлёсткой пощёчины. Выглянув из палатки, я увидел как мимо нас на верёвке, привязанной за шею, вели спотыкающуюся голую женщину, руки которой были связаны за спиной. Она успела бросить на меня мимолётный дикий отчаянный взгляд, и затем исчезла утянутая в предзакатный сумрак. Феба ещё прямее выровняла спину.
— Пожалуй, правильно я сделал, что упаковывал тебя в чехол, уходя и оставляя тебя здесь одну вчера и сегодня, — заметил я.