Предатели. Войско без знамен
Шрифт:
24 января 1978 года из Лэнгли вновь поступил запрет на встречу с «Невзрачным», так как неделей ранее сотрудник резидентуры Джеймс Малколм был задержан с поличным при получении материалов от другого инициативника — работника сверхсекретного объекта Красноярск-35 — и впоследствии объявлен персоной non grata и выдворен из СССР…
Если долго мучиться — что-нибудь получится!
В начале февраля 1978 года главой московской резидентуры стал Гарднер Гас Хэттавэй, один из самых опытных «охотников за головами» — вербовщиков — в американском разведсообществе. Руководство ЦРУ не могло не считаться с его авторитетом, так как в январе 1978 года он в одиночку остановил группу переодетых пожарными офицеров КГБ при попытке проникнуть в самое секретное помещение узла связи ЦРУ во время пожара, вдруг возникшего в посольстве США в Москве. Все сотрудники посольства в панике бежали, но Хэттавэй загородил собой дверь и отказался сдвинуться с места, когда появились лжепожарные с топориками в руках…
Гас не разделял точку зрения своего патрона, считая его опасения в адрес «Невзрачного» неадекватными. Аристократ с мрачным чувством юмора, он считал, что разведчики-агентуристы, как санитары природы, не питаются падалью. Они — хищники, убивающие больных животных. Мысль о том, что можно упустить «золотого козла», который сам напрашивается в силки, не давала ему покоя. В составленной в категоричном тоне телеграмме на имя адмирала Тернера он просил разрешения хотя быпозвонить «Невзрачному» по указанному им в одной из записок номеру телефона.
Трудно сказать, когда бы удалось «Невзрачному» войти в контакт с американскими разведчиками, да и удалось бы вообще, если бы в феврале 1978 года Пентагон не направил в ЦРУ записку о своей крайней заинтересованности в получении любой разведывательной информации о советских авиационных электронных системах.
На удачу «Невзрачного» (и Директора ЦРУ!), сведения, переданные им в ноябре 1977 года, касались, хотя и ограниченно, именно этих вопросов. И тогда адмирал Тернер согласился с предложением Хэтгавэя войти в контакт с «добровольным рекрутом» для оценки его разведывательных возможностей.
В 18 часов 16 февраля 1978 года «Невзрачный» подошел к машине Хэтгавэя и передал секретные документы, дополнявшие предыдущую информацию. От руки он сделал приписку:
«Из-за страха за собственную безопасность я не могу сообщить много о себе, а вы без этой информации, опасаясь провокации, боитесь установить со мной контакт. С учетом этого я предлагаю безопасное место для визуальной передачи «идентификационного ключа» — номера моего домашнего телефона за исключением двух последних цифр. В определенное время на указанной мною автобусной остановке я буду стоять, держа в руках два куска картона, на которых будут написаны две недостающие цифры номера моего телефона. Получатель записки должен увидеть и запомнить эти цифры».
В назначенное время жена Хэтгавэя, проехав мимо остановки, записала недостающие цифры телефона. Интересы сторон наконец совпали, и резидент получил добро на установление контакта с «Невзрачным».
Последующие семь лет тот будет благодарить Судьбу за то, что в лице Хэтгавэя встретил и ухватил за бороду господина Счастливый Случай.
…26 февраля заместитель резидента Джон Гюльшнер, свободно владевший русским языком, изрядно поколесив по городу — проверялся — и, не обнаружив за собой наружного наблюдения, позвонил из городского телефона-автомата по домашнему телефону «Невзрачного». Однако к телефону подошла женщина, и Гюльшнер повесил трубку. Повторный звонок 28 февраля закончился с тем же результатом. Как вдруг 1 марта 1978 года «Невзрачный» бросился к машине Хэтгавэя, когда тот выехал из ворот посольства. Не медля ни секунды, бросил в машину 11 заполненных от руки страниц. Как оказалось, все они содержали разведывательную информацию о научно-исследовательских и опытно-конструкторских работах (НИОКР) в военной авиационной радиоэлектронной промышленности Советского Союза. В приписке автор полностью себя идентифицировал, сообщив имя, адрес местожительства — высотное здание на площади Восстания, — точное место работы — НИИ «Фазотрон» Министерства радиопромышленности СССР, а также изложил некоторые данные о своем прошлом.
В порядке лирического отступления Толкачев написал:
«Многие часы я истратил на хождение по улицам в поисках машин с дипломатическими номерами Соединенных Штатов, и, не найдя таковых, десятки раз не мог ничего передать из-за внушающих подозрение обстоятельств. А последнее время я вообще впал в отчаяние от всего этого, и если бы сегодня мне не удалось установить с вами контакт, я бы отказался от своей затеи».
Все сомнения относительно того, является ли Толкачев двойным агентом или нет, мгновенно рассеялись, так как данные, которые он предоставил, были настолько секретны, что в штаб-квартире ЦРУ сразу поняли — КГБ никогда бы не рискнул их раскрыть.
В дальнейшем Хэттавэй лично курировал работу с Толкачевым. Факт, свидетельствующий о ценности поступавшей от него информации и о значении, которое придавалось американцами работе с ним.
Так начался для Толкачева «затяжной харакири», продолжавшийся семь лет…
5 марта 1978 года в 10 часов вечера Гюльшнер, убедившись, что слежка за ним не ведется, из телефонной будки вблизи Большого театра позвонил Толкачеву домой и представился «Николаем» — так предложил Толкачев в записке от 1 марта, чтобы знать наверняка, что переданная им информация попала по назначению.
В короткой беседе Гюльшнер в иносказательной форме заверил Толкачева, что «друзья» сделают все возможное и даже невозможное, чтобы обеспечить его безопасность. Придерживаясь избранной манеры разговора, разведчик добавил, что инструкции о предстоящих встречах Толкачев получит в ходе следующего телефонного разговора.
Увы, к вящему сожалению обоих, он состоялся лишь в августе, когда Управление, наконец, уладило все вопросы по организации работы с Толкачевым. Камнем преткновения, как это ни покажется странным, явились способы связи с ним.
Дело в том, что Хэттавэй настаивал на проведении личных встреч, в то время как Директор ЦРУ считал, что наиболее безопасным вариантом будут «безличные способы связи», то есть получение материалов от Толкачева и передачу ему инструкций надо осуществлять только через тайники. Сообщения агент должен будет наносить тайнописью, направляя их в разные почтовые адреса, контролируемые ЦРУ. Согласившись в конце концов с мнением патрона, Хэттавэй распорядился, чтобы Толкачева снабдили одноразовым шифровальным блокнотом с разными ключами для отдельного письма. Каждый ключ указывался открытым текстом в письме.
24 августа Гюльшнер позвонил Толкачеву по домашнему телефону. Узнав его по голосу, сказал: «В телефонной будке, что вторая слева от входа в ваш подъезд, вас ожидает пакет».
Сотрудники московской резидентуры из машин снимали видеокамерой, как худощавый невзрачного вида мужчина с портфелем в руке вошел в телефонную будку, нагнулся, ловко открыл и мгновенно закрыл портфель. Наблюдатели поняли, что тайник изъят.
Тайником служила испачканная рукавица строительного рабочего, в нее был вложен контейнер, где находились несколько разведывательных заданий, тайнописная копирка с инструкцией по ее применению, два письма безобидного содержания с адресами невинных получателей, одноразовый шифровальный блокнот с ключами и инструкцией. На оборотной стороне посланий Толкачев должен был разместить свои сообщения, исполненные тайнописью и зашифрованные с помощью шифрблокнота.