Предавая любовь
Шрифт:
— Ты готова?
— Нет, — честно ответила я и шагнула вперед.
Мы, как и Алеззи, приехали заранее. И пронаблюдали как гений носится среди стендов.
— Тиль, детка, все пропало! — он эксцентрично взмахнул руками. — Эти идиоты не смогли правильно расставить стенды. Все разрушено.
Я тут же принялась сочувствовать Алеззи. Это было чем-то вроде ритуала; всякий раз открывая выставку, наш гений находил к чему придраться, и это выливалось в небольшую истерику.
— До открытия выставки три минуты, — объявила Лайра по громкой связи. — Двери разблокированы.
Мне редко доводилось открывать выставки. Нет, не так. Я открывала выставки только с Алеззи. Это часть их договора с Виком.
Забившись в уголок, я наблюдала, как мельтешат официанты, бегает Лайра с перекошенным от злости лицом — кто-то завалил стойку с металлическими розами. Как по мне, так туда им и дорога.
Первыми всегда приходят журналисты. Минут через пятнадцать от открытия начинают приходить особые приглашенные гости. И через сорок минут начинают запускать простых смертных — фанатов Алеззи.
Мне такое деление не слишком нравится. Как и самому маэстро, ведь именно почитатели, фанаты сделали его популярным. Их лайки и перепосты в сети, комментарии, поддержка. Наверное, именно поэтому Алеззи частенько делает уличные выставки. Это уж не говоря о том, что на его странице в сети море «вкуснятины».
— Тиль, вот вечно ты забиваешься в угол, — недовольно проворчала Лайра. — Пора идти позировать.
— Опять наш гений будет ворчать, что у журналистов кривые руки и что никто не способен нормально снимать, — хмыкнула я и пошла следом за Лайрой.
— Это из-за носа, Алеззи его ломали несколько раз, и на фото это особенно заметно. Тут уж как ни сними, — Лайра призадумалась и добавила, — если только со спины. Но публика вряд ли оценит.
Я сдержала смешок, на секунду прикрыла глаза, настраиваясь на работу, и подошла к Алеззи. Фотограф сразу же всучил мне свой бокал шампанского; он уважал исключительно коньяк и исключительно стаканами. Я же привычно приняла бокал, провела им у лица, будто бы пригубила, и приняла изящную фото-позу. Прогнув спину и чуть небрежно отставив ногу в сторону, я старательно улыбалась и напоминала себе о том, что вечером смогу снять туфли и лечь на свою кровать с ортопедическим матрасом. Или и вовсе расслабиться в массажном кресле.
— Тиль, дорогая, ты хочешь что-нибудь сказать нашим гостям? — спросил меня Алеззи, — не стесняйся, у тебя прекрасный голос.
— Спасибо, маэстро, — улыбнулась я и негромко начала: — сказать можно много чего. Например, честно признать, мне заплатили за съемки.
Слушатели усмехнулись.
— Но на самом деле, я бы приняла в них участие и без денег. Теперь, когда мой счет пополнился на кругленькую сумму, об этом можно сказать, — подмигнула я. — Как вы все знаете, я единственная модель с кровью оборотня. Но потому ли, что остальные менее красивы? Нет. Не потому. Наше общество растет, растет духовно и морально…
— Вы говорите
— Именно так. Мы растем, мы уже выросли достаточно сильно, чтобы видеть в женщине не только сексуальный объект. Это — искусство. Все помнят выставку «Я могу не хуже!».
Журналисты зафыркали, а вот гости не все были в курсе.
— Очень часто звучало мнение, что если дать обычному мужчине хороший фотоаппарат и красивую модель, он сможет не хуже, а лучше. Не смог.
Штерн отошел куда-то в сторону. А я, незаметно переведя дыхание, продолжила:
— Итак, мы выросли. И закон… нет, он не мешает нам. Но он подрубаем крылья многим другим. Я хочу помолчать за всех тех, кто погиб, исполняя «поправку двадцать девять». И среди пострадавших есть не только женщины, но и мужчины.
Я говорила и говорила, перемежала свою речь шутками, не моими, а написанными каким-то гением. И меня слушали. Затем вступил Алеззи, и я ушла в сторону, в тень. На сегодня я свое «отсияла».
— Быстро в машину, — на моем запястье капканом сжались пальцы Штерна.
— Я еду домой.
— В мой дом. Там и поговорим.
— Если ты вдруг не понял, то поправке двадцать девять осталось всего ничего, — процедила я, не пытаясь вырвать руку. — Так что остынь и подумай над тем, как тебе убедить меня наладить с тобой отношения.
Он разжал пальцы только тогда, когда к нам шагнул Брок. Готова поспорить, что его послал мой всевидящий Вик.
— Все в порядке? Госпожа Тильса, я должен отвезти вас домой, — негромко произнес мой спаситель.
— Мы с Тиль давние друзья, — включил «обаяшку» Штерн, — сам отвезу и даже одеялко подоткну.
— Сожалею, господин Штерн, но я наемный работник и не могу манкировать своими обязанностями, — склонил голову Брок.
— Приятного вечера, господин Штерн, — мило прочирикала я.
И, уже на улице, привстала на цыпочки и чмокнула Брока в щеку:
— Ты мой спаситель. Спасибо, что настоял на своем. Тебя Вик послал?
— Я увидел, как он тебя тащит, — буркнул он. — И не только я. Вас даже щелкнули пару раз. Садись, домчу до дома и вернусь за Виком.
А я наконец вспомнила фамилию своего спасителя — Брок Ламертан, отставной военный. Награжден за мужество, но что конкретно он совершил — неизвестно.
Удобно устроившись на переднем сиденье, я наблюдала за тем, как по каменно-неподвижному лицу скользят блики вывесок мимо которых мы проезжали. Как-то мимоходом отметила, что мышцы у него на руках не меньше Штерновых. Да и вообще, довольно привлекательные руки, особенно жилы и… Стоп. Окстись, Тиль. У тебя слишком много проблем в жизни, и вообще, ты почти замужняя женщина.