Предчувствие: Антология «шестой волны»
Шрифт:
Так что — не надо. Не было у нас шкурных побуждений. И что победа нереальна — это мы прекрасно понимали. Но — вдруг чудо? Гражданская война четверть века назад была проиграна, но эта-то война — ещё не кончилась. И, пока она не кончилась, необходимо делать всё возможное.
Пусть даже это очень дорого стоит.
Будь мы все прокляты.
Ну хорошо, а что же теперь? Теперь, когда в Праге наконец-то — восстание? Ведь не отправят же нас его подавлять… Оттого, что я допустил такую мысль, мне стало очень стыдно — так, что даже пот прошиб. Но ведь
Нет, здесь этого не будет. Я пока не представляю, что именно я лично могу сделать, — но здесь этого не будет. Хватит.
…И пока я обо всём этом размышлял, радист принял ещё одно сообщение. Командование Первой дивизии РОА, как раз вышедшей в район Праги, открытым текстом объявило о своём решении включиться в борьбу за город на стороне восставших. Мотивы не комментировались. Всем частям и подразделениям армии, находящимся в пределах реальной досягаемости, предлагалось подтягиваться к Праге и присоединяться к сражению.
А вот теперь всё стало ясно.
Я оглядел построившихся передо мной людей и несколько секунд простоял молча, пытаясь удержать во взгляде всю окружающую панораму. Голубая небесная полусфера с багровеющим солнцем на западе, — да, с погодой в последние сутки стало значительно лучше; весна, уже совсем поздняя… Холмы по левую руку, пологие, но очень высокие — почти горы. Мягкая зубчатая каёмка соснового леса. По правую руку — тоже холмы, но низкие, уходящие в луга и поля. Извивы просёлочной дороги. И у конца этой дороги — посёлок. Собрание белых домиков с тёмно-красными крышами…
— Господа, — я выговорил это слово чётко, но сразу же почувствовал, что оно — фальшиво. Ну, не «товарищами» же мне их называть… — Я, поручик Рославлев, принимаю командование вашим отрядом…
Забавно: я никогда не обдумываю заранее, что говорить людям. Когда нужно — слова отливаются сами. Как сейчас.
— …Таково решение, и мы его выполним. Скажу от себя. Сейчас уже неважно, какие на нас погоны. Сейчас — только мы сами… Мы сами должны…
Всё-таки сбился. Впрочем, теперь это уже не имеет значения.
Я стоял на обочине шоссе и смотрел, как на него выползают машины.
Все три наши машины. Наверное, это должно быть смешно.
Как обычно в подобных случаях, я попытался взглянуть на свою фигуру со стороны — и мне стало ещё смешнее. Полководец.
А всё-таки — дослужился до командующего отдельным соединением…
Конечно, как же нас ещё назвать. В первом же разговоре с подпоручиком Тимченко выяснилось, что ни к одной из трёх дивизий Армии этот отряд почему-то не приписан. Забыли…
Белый отряд, произношу я шёпотом. Впрочем, гораздо больше мы сейчас похожи на одну из маленьких безымянных команд Бертрана Дюгесклена, которые
Только вместо принца у нас — всего лишь фельдмаршал. Его превосходительство Август Реншельд. Командующий группой «Сарматия», известный как самый жестокий военачальник Империи.
Если всё, что я о нём знаю, — правда, — значит, бои предстоят очень серьёзные. Просто так имперцы Прагу не отдадут, даже несмотря на то что война уже фактически кончена. Более того: если им позволит время, они могут сделать с Прагой то же самое, что они уже сделали с некоторыми другими восставшими городами. А именно — разрушить её до основания.
Надо спешить… Нет, спешить всё-таки не надо. Достаточно двигаться просто нормальным темпом, и завтра мы будем на месте.
О планах насчёт выступления на юг теперь, разумеется, придётся забыть. Хотя бы потому, что мы уже движемся в совершенно противоположную сторону — на север.
До группы Туркула — примерно триста километров… Но здесь, конечно, дело уже не в расстоянии. Жаль, что я так и не познакомился с Антоном Васильевичем. Что ж, зато теперь я попробую в миниатюре повторить его знаменитый марш. Точнее, марш полковника Дроздовского, в котором он принимал участие.
В миниатюре — потому что мне-то нужно пройти не девятьсот километров, а всего только шестьдесят. И людей у меня на порядок меньше. Поход Дроздовского, я надеюсь, рано или поздно войдёт в учебники истории, а вот наш — никогда.
И слава Богу. Не люблю я учебников.
Солдаты в строю перебрасывались какими-то словами — и вдруг я с огромным удивлением поймал себя на том, что не просто не слышу, а намеренно стараюсь к ним не прислушиваться.
А ведь — правда. В этом походе я даже почти не смотрел на моих новых подчинённых. То есть, конечно, я выслушивал их рапорты, запоминал лица, отмечал имена, — но они сами, они как личности, оставались для меня не более чем элементами простой схемы. Бумажные солдатики.
Какой ужас… — мелькает мысль, и сразу же — другая: быть может, это и к лучшему.
Я ведь примерно представляю, как выглядел на Гражданской войне тот же полковник… виноват, генерал Дроздовский. Он с самого начала как бы вычеркнул из списков живых и окружающих, и себя. Поэтому и смог сделать так много.
Белая гвардия… Давайте будем её достойны. Хотя бы напоследок.
Простите, ребята, но те из вас, кого я потеряю, будут для меня арифметическими единицами. Никак не более.
Так нужно.
После этой мысли пришло существенное облегчение. Словно кто-то невидимый подтвердил: да, сейчас я всё делаю правильно.
И тут показалось придорожное село.
Я делаю знак: повышенное внимание. Особо предупреждать об этом не надо — люди в отряде подобрались, судя по всему, достаточно опытные. Повышенное внимание они, когда надо, включают сами.
В данном случае это вполне обоснованно, потому что впереди на дороге кто-то стоит.
Я отдаю команду: стоп.