Предчувствие конца
Шрифт:
Следующие поколения, вероятно, объяснят все это набожностью или ханжеством. Но все девушки — или женщины, — с которыми у меня случались, если можно так выразиться, предполовые связи (одной Вероникой дело не ограничилось), достаточно вольно распоряжались своим телом. И моим, кстати, тоже, если применять единый критерий. Я бы не сказал, что предполовые связи были безрадостными или бесплодными, разве что в буквальном смысле слова. Кроме того, эти девушки заходили гораздо дальше, чем в свое время их матери, да и я на тот момент зашел гораздо дальше своего отца. По моему разумению. И как ни крути, лучше хоть что-то, чем вообще ничего. А между тем Колин и Алекс, судя по их намекам, завели себе таких подруг, которых не волновала охрана запретных зон. Впрочем, надо учитывать, что в вопросах секса подвирали все без исключения. И в этом плане сегодня ничего не изменилось.
Если хотите знать, я не был совсем уж девственником. Между школой и университетом я кое-чему научился, но эти два-три бурных эпизода не наложили на меня сколь-нибудь заметного отпечатка. Странное дело: чем милее девушка, чем больше тебя с ней связывает, тем меньше шансов уложить ее в постель — так мне казалось. Не исключено, конечно (правда, эту
«Ну почему, — спрашиваешь, — почему нет?» — и чувствуешь, как твою руку железной хваткой удерживают от всяких поползновений.
«Такое ощущение, что этого делать нельзя».
Подобный обмен репликами частенько возникал у жаркого камина под свист закипающего чайника. А против «ощущения» аргументов нет, ведь оно составляет прерогативу женщин, тогда как мужчины остаются толстокожими недоучками. А потому «такое ощущение, что этого делать нельзя» обладало куда большей убедительной силой и неопровержимостью, чем любая апелляция к церковным канонам или материнским советам. Вы скажете: но ведь тогда уже наступили шестидесятые годы, разве не так? Так-то оно так, только не для всех и не везде.
Мои книжные полки имели у Вероники куда больший успех, чем коллекция грампластинок. Раньше книжки карманного формата приходили к читателю в униформе: издательство «Пингвин» выпускало художественную литературу в оранжевых обложках, а издательство «Пеликан» — общегуманитарную литературу в синих обложках. Преобладание синего цвета в книжном шкафу служило мерилом серьезности. Одни авторы чего стоили: Ричард Хоггарт, [11] Стивен Рансимен, [12] Хёйзинга, [13] Айзенк, [14] Эмпсон… [15] плюс «Быть честным перед Богом» епископа Джона Робинсона [16] рядом с книжечками карикатуриста Ларри. [17] Вероника сделала мне большой комплимент, решив, будто я все это прочел, и даже не заподозрила, что самые потрепанные издания куплены на книжных развалах.
11
Ричард Хоггарт(р. 1918) — видный английский социолог литературы и культуролог.
12
Стивен Рансимен(1903–2000) — британский историк-медиевист, специалист по истории Византии.
13
Хёйзинга, Йохан(1872–1945) — нидерландский философ, историк, культуролог.
14
Айзенк, Ганс-Юрген(1916–1997) — британский ученый-психолог, разработавший методику измерения коэффициента интеллекта (IQ) — так называемых тестов Айзенка.
15
Эмпсон, Уильям(1906–1984) — английский литературный критик.
16
Епископ Джон Робинсон(1919–1983) — видный деятель англиканской церкви, который в своих богословских произведениях стремился, по его словам, «расширить границы христианской мысли». Одним из его наиболее спорных трудов стала написанная в 1963 г. книга «Быть честным перед Богом» («Honest to God»).
17
Карикатурист Ларри — Ларри Райт (р. 1940), американский политический карикатурист, в 1965–1976 гг. публиковался в газете «Детройт фри пресс», после 1976-го — в «Детройт ньюс».
Ее собственную библиотечку составляли в основном поэтические томики и брошюры: Элиот, Оден, [18] Макнис, [19] Стиви Смит, [20] Том Ганн, [21] Тед Хьюз. С ними соседствовали произведения Оруэлла и Кестлера, [22] выпущенные «Книжным клубом левых», [23] какие-то старые романы в кожаных переплетах, две-три детские книжки с иллюстрациями Артура Рэкхема [24] и ее любимая — «Я захватила замок». [25] У меня не было ни малейшего сомнения, что она-то прочла их все до единой и что это подходящий выбор, который, помимо всего прочего, служил естественным показателем ее ума и характера, тогда как мои книги, даже с моей собственной точки зрения, выполняли совершенно иную функцию: они тщились создать образ, к которому я мог только стремиться. Это несоответствие повергло меня в легкую панику, и я, просматривая собрание поэзии, решил блеснуть высказыванием Фила Диксона.
18
Оден, Уистен Хью(1907–1973) — английский поэт, оказавший значительное влияние на литературу XX века. В 1939 г. эмигрировал в США. Стихотворение Одена «Похоронный блюз» (в переводе Иосифа Бродского, с которым Оден был дружен: «Часы останови, забудь про телефон…») получило широкую международную известность благодаря фильму «Четыре свадьбы и одни похороны» (1994). В настоящее время это стихотворение звучит на похоронах в Великобритании более чем в половине случаев.
19
Макнис, Фредерик Луис(1907–1963) — британский поэт, критик, переводчик ирландского происхождения. Дебютировал вместе с У. Оденом. Долгие годы сотрудничал с Русской службой радио Би-би-си.
20
Стиви Смит(Флоренс Маргарет Смит, 1902–1971) — английская поэтесса и романистка. Основными темами ее стихов стали смерть, одиночество, мифы, человеческая жестокость, религия.
21
Том Ганн(1929–2004) — англо-американский поэт, лауреат многих литературных премий, мастер поэтической формы. Основные темы его произведений — гомосексуальные отношения, богемный образ жизни.
22
Кестлер,Артур (1905–1983) — британский прозаик и журналист, уроженец Венгрии. Написал ряд статей для Британской энциклопедии. Наиболее известен как автор романа «Слепящая тьма» (1940) о политических репрессиях в СССР. Инициатор и идеолог движения «Экзит» («Уход»), которое ратовало за право человека на добровольный уход из жизни. Кестлер, страдавший от тяжелой болезни, покончил с собой, приняв смертельную дозу снотворного.
23
«Книжный клуб левых» — издательство, которое создал в 1935 г. Виктор Голланц в целях публикации дешевых книг, освещающих вопросы социал-демократизма и лейбористского движения.
24
Артур Рэкхем(1867–1939) — английский художник, работавший в жанре книжной графики. Проиллюстрировал практически всю классическую детскую литературу на английском языке («Алиса в Стране чудес», «Ветер в ивах», «Питер Пэн» и др.). Нередко наделял изображаемых персонажей чертами портретного сходства с самим собой. В 1914 г. состоялась его персональная выставка в Лувре.
25
«Я захватила замок»(1948) — первый роман английской писательницы Дороти (также Доди, Доуди) Смит (1896–1990), перу которой принадлежит знаменитая книга «Сто один далматинец» (1956), экранизированная на киностудии Уолта Диснея в 1961 г.
— Разумеется, всем любопытно, что будет делать Тед Хьюз, когда исчерпает запас животных.
— Неужели всем?
— Говорят, да, — беспомощно ответил я.
В устах Диксона эта фраза звучала остроумно и тонко, а в моих — пошловато.
— У поэта, в отличие от прозаика, материал неиссякаем, — назидательно сказала она. — Потому что у них отношение к материалу разное. А ты из Теда Хьюза делаешь какого-то зоолога. Но даже зоологам животные не надоедают, ты согласен?
Вздернув одну бровь над оправой очков, она сверлила меня взглядом. Вероника была на пять месяцев старше, но иногда казалось, что на пять лет.
— Так говорил мой учитель литературы, только и всего.
— Ну, школа уже позади, теперь мы должны учиться мыслить самостоятельно, правда?
Это «мы» вселило в меня маленькую надежду, что еще не все потеряно. Она пыталась меня перевоспитать — мне ли было сопротивляться? В день нашего знакомства она почти сразу захотела узнать, почему я ношу часы циферблатом вниз, на внутренней стороне запястья. Не сумев дать ей внятный ответ, я просто переместил часы на внешнюю сторону, и время оказалось снаружи, как у любого нормального взрослого человека.
Учился я охотно, свободное время проводил с Вероникой, потом возвращался в студенческое общежитие и у себя в комнате мастурбировал до бурного оргазма, воображая, как она распласталась подо мной или выгнулась сверху. Благодаря нашему тесному, ежедневному общению я с гордостью приобщался к хитростям макияжа и женского белья, к тонкостям депиляции, а главное — к тайнам и последствиям месячных. У меня даже возникла легкая зависть к этому регулярному, исконному напоминанию о женской сущности, о великой цикличности природы. Примерно так же напыщенно я выразился в тот день, когда попытался объяснить это чувство.
— Ты просто романтизируешь то, чего не имеешь. Единственное, что здесь можно сказать: зато тебе не грозит беременность.
Учитывая характер наших отношений, эта фраза показалось мне довольно вызывающей.
— Надеюсь, тебе тоже — мы живем не в Назарете.
Повисла одна из тех пауз, которые возникают у каждой пары и свидетельствуют о молчаливом согласии не обсуждать острый вопрос. А что тут было обсуждать? Разве только неписаные правила наших взаимных уступок. Если я не получал секса, то, с моей точки зрения, имел право рассматривать наш платонический роман как уговор, по которому женщина, выполняя свою часть обязательств, не спрашивает мужчину о перспективах их отношений. Во всяком случае, мне этот уговор виделся именно так. Но в ту пору я во многом ошибался, как, впрочем, и сейчас. Например: с чего я взял, что она — девственница? Напрямую я не спрашивал, а она держала язык за зубами. Мое убеждение основывалось на том, что она мне отказывала, — и где же, спрашивается, логика?
На каникулах я получил приглашение съездить на выходные к ее родителям. Жили они в Кенте, на орпингтонском направлении, в одном из тех предместий, которые в последнюю минуту прекратили заливать природу бетоном и с тех пор самодовольно объявляли себя загородной местностью. В поезде, отходившем от вокзала Черинг-Кросс, меня терзала мысль, что со своим огромным чемоданом — другого у меня попросту не было — я выгляжу как собравшийся на дело грабитель. По прибытии Вероника представила меня своему отцу, который открыл багажник автомобиля и хохотнул, взяв у меня чемодан: