Предчувствие смуты
Шрифт:
— Зачем это мне перед дорогой?
— Брат его дружил с командиром роты, когда тот еще был командиром взвода.
— А в каком звании был командир?
— Капитан.
— Убили его в июле? Не так ли? Но я его не убивала.
— Знаю. Это участок ответственности Ядвиги. Смотри не проговорись. Даже Ядвиге. Иначе может случиться такая же трагедия, как со Славой.
— А что вы все о Славе?
— Слава — моя ученица. Я ее готовил, когда она еще не была замужем.
— И что она нашла в Тетюке?
— А что находит женщина в мужчине, который ей нравится? Вам знакомо чувство соперницы?
— Немного.
— Так вот, сначала возникает это чувство, потом уже чувство любви.
Гуменюк загадочно подмигнул, но вопрос оставил без ответа. Мало ли что человек знает, но далеко не каждому открывается.
Знала б она, что этот старшина за время службы в армии сумел заочно окончить Львовский университет, готовился преподавать психологию и педагогику, но не в военном училище, а в гражданском вузе, чтобы из молодых ребят отбирать и готовить кадры для украинской национальной гвардии.
У Шпехты, по его словам, наполовину поляка, была мечта — построить соборную Украину от Слобожанщины до Закарпатья, включая Кубань, территорию бывшей ссылки запорожского казачества. Хотя какая это ссылка? Из сосланных казаков почти никто на родные днепровские берега не пожелал вернуться. Запорожским казакам Кубань приглянулась, как седовласому парубку молодая женщина.
На какое-то время Гуменюк и Шпехта нашли общий язык. Зная, чем дышит Гуменюк, Варнава Генрихович ненавидел Зенона Мартыновича, видел в нем славянское быдло. Взаимно и Зенон Мартынович ненавидел Варнаву Генриховича, ясновельможного пана, для которого все украинцы «пся крев».
Но оба они понимали, что их мечтам не сбыться, пока Россия не согнет колени перед Америкой. Усердие окупится, если Полония станет «от моря до моря» или «Украина от Кубани до Закарпатья»? Окупится, конечно, если Америка не обманет.
Оба смотрели на восток, с придирчивостью святых отцов Ватикана высматривали подходящую паству. Один из них уже был на крючке. Они его купили не за деньги — купили за любовь.
Не догадывался об этом только тот, которого купили. Это был Микола Перевышко. Он верил в лучшие чувства, на которые способна любимая женщина. Но где она, любимая? Что с ней? Прояснить это мог разве что Гуменюк.
Зенон Мартынович прибывал киевским пассажирским рано утром.
Микола терялся в догадке: что Гуменюк забыл на Слобожанщине?
5
Ночью прошумел теплый короткий дождь. Земля благоухала. Уже с утра парило, как перед дождем. А ведь не сегодня-завтра жатва. Еще вчера с вечера к Перевышкам заезжал на своем «Урале» Илья Пунтус. Предложил Миколе постоять за штурвалом комбайна.
— И рад бы, да вот встречаю друга, — сказал Микола и для убедительности достал из кармана потрепанного комбинезона синий листок с текстом от руки. Телеграмму из райцентра передали по телефону.
В Сиротине в связи с ликвидацией колхоза ликвидировали телеграф, сократили и телеграфистку. Вернулись к обслуживанию сиротинцев, как было сорок лет назад.
— А кто он?
— Из города Львова.
— Западен?
— Вроде так.
— Правительство обещало безработицу. Ну и где же она? Из кого нанимать батраков? — горячо взорвался Илья. — Батько нахватал полей. Всех нас, и меня в том числе, сунул в арендаторы. Комбайны выкупил. Да два взял по лизингу. Привык соображать с размахом. А соображает по-старому: рассчитаюсь, мол, потом, если урожай будет. Но люди-то поумнели: ставишь на технику — плати сразу. Уродит — не уродит, но заработанное отдай. Вот хотя бы тебе. Вкалываешь — получи свои законные гривны без волокиты…
Микола весело засмеялся. Заговорил с издевкой, как будто Илюхи не было рядом:
— Когда Пунтусы деньгами платили? Отдавали огурцами или яблоками, в лучшем случае — ячменем. И то — старым. Разве не так?
Илья опешил. Не ожидал он в свой адрес откровенной критики. Но обострять отношения не стал.
— Валюту из рук не сразу выпускают… А вообще, Микола, мы же с тобой всегда ладили.
— Но никогда с твоим папашей.
— Ладно, батька не трогай. Старики, они прижимистые… — и вернулся к главному: — Ну так как? Постоишь? И своего друга-западена сагитируешь. Они там, в Карпатах, жутко любят деньги… Я с одним в Москве на шабайке коллекторы чистил. Гад, даже перекуров не устраивал. Говорил: жениться собираюсь, деньги нужны…
Видя, что Микола на днях мотоцикл разобрал, ремонтом занялся, поинтересовался:
— И ты на этой колымаге хочешь друга встретить?
— Друг непривередливый, бывший старшина.
Илья встрепенулся:
— Встретить вояку? Он кто — герой войны или герой мирных будней? — кивнул на свой мотоцикл. — Вот мой подойдет для встречи… Так что, Микола, не позорь себя и наше еще не совсем осиротевшее Сиротино. Мы дурные, но не бедные, а богатые, значит, не дурные… Когда встречать?
— Сегодня.
— А ты свою коляску успеешь собрать? — Теперь уже Илья кивнул на разобранный мотоцикл.
Микола знал, что работы немного. За час уложится. Не такое собирал. Разобрал и собрал на спор в пять минут американскую автоматическую винтовку, которую раньше в глаза не видел. Но когда-то в журнале «Военные знания» познакомился со схемой и порядком разборки и сборки.
— Едем на моей, — решительно сказал Илья. — У тебя будет два дня на раздумье: выручать меня или не выручать.
— Когда в поле?
— В среду.
Илья догадался: соглашается. А вслух рассуждал:
— До чего, Микола, мы дожили! Был народ — не было техники. Появилась техника — люди разбежались. И куда? В Россию. На шабайку.
— Я еще никуда не бегал, — заметил Микола.
— Побежишь. Работа сезонная. Надолго от дома не оторвешься.
— Мне нужна работа постоянная. Ты же знаешь, на кого я учился.
— Знаю. В город укатишь. Как наш Клим.
— У Клима — отсидка.
— Отсидит — умотает в город. Вот и останется вас двое — ты да Юрко. И Юрко умотал бы. Да вроде он собирается жениться. Чего доброго, и в самом деле женится. Тогда — все, прощай свобода! Гиря на шее…