Предчувствие смуты
Шрифт:
Илью понесло. Он уже не мог остановиться.
— Но мы с тобой скоро на свадьбе погуляем. Не на Юркиной, конечно. Ты понял, да?.. Ну, бывай. Через час заеду. Не дрейфь, мой конь не подведет. Это же «Урал». А в войну уральцев немцы как огня боялись. Уральцы — люди обязательные. Трепаться не любят.
— А ты тут при чем?
— Я тоже не люблю…
Насчет скорой свадьбы Микола ничего не понял.
Загрохотал мотоцикл, унося Илью в противоположную от Пунтусов сторону. Свернул в переулок. И уже в поле, за лесопосадкой, скрылся в лощине, светлой от старых усыхающих тополей.
Здесь семьдесят лет назад энтузиасты коллективизации облюбовали выгон для МТС. Из добротного церковного кирпича построили мастерские. Заложили парк. Для парка выбрали быстрорастущее дерево — серебристый тополь. Передали парк на попечение молодым механизаторам. Особенность парка — в необычном свечении весной и летом. К осени листва жухла, чернела. Зато радовали глаз деревья-великаны. Зимой, когда снегом покрыты холмистые просторы, тополя — как оазис в пустыне. Раньше по ним ориентировались охотники на зайца. Теперь тропинки торят контрабандисты: за запад — Украина, на восток — Россия, за тополями — государственная граница.
Полвека назад упразднили МТСы, а недавно ликвидировали колхозы. Парк захирел. Деревья медленно умирают. Когда-то этот двор с его добротными постройками любили показывать гостям.
Дорога вела в мастерские. По этой дороге мчался Илья Пунтус, поднимая облако пыли.
Вслед ему смотрел Микола, недоумевая: там же никого и ничего? Даже станки Алексей Романович кому-то продал еще до приватизации. Остались стены да шиферная крыша. Крышу Пунтусы охраняли, рассчитывая, что строение они выкупят по бросовой цене. Выкупили же бензозаправку за 12 гривен.
Снимать шифер никто не рискнул. Пунтсов остерегались. Андрей Данилович не однажды предупреждал сына: «Микола, ничего там не трожь. И вообще держись от Ильи подальше».
Микола пытался отцу объяснить, что Илья каждый раз при встрече работу предлагает, но не такую, какая была бы по душе. Вот если бы предложил в магазине холодильного оборудования (такой магазин Пунтусы намеревались открыть), но Алексей Романович, говорят, уже какого-то мастера присматривает в Харькове. У мастера, говорят, квартира на улице Свердлова. Если мастера случат с Юлей, молодые переберутся в Харьков. А там и до Киева ближе.
С дочками проще, считал Алексей Романович. На молодых и смазливых женихи всегда найдутся, даже не посмотрят, что у них в голове. Беда с сыновьями. У Клима судимость. Илья на учете. На дискотеке братья подрались с курсантами пожарного училища. Клим пряжкой ремня курсанту голову пробил. Хорошо, что ремень принадлежал этому курсанту.
За старшими братьями водилось еще одно преступление, но о нем знали только несколько человек: все были заинтересованы — молчать. Летом на Змеином озере братья подстерегли Екатерину Марковну, учительницу местной школы. Молодая учительница загорала в кустах обнаженной. Мальчики ее изнасиловали, а она постыдилась звать на помощь. Тогда ей надо было бы убегать из села и разводиться с мужем. Но каким-то образом об этом узнал Алексей Романович. Хотя загадки тут не было. Екатерина Марковна сама ему рассказала, пообещала написать заявление в прокуратуру.
«Сколько?» — коротко спросил Алексей Романович. Учительница назвала сумму в «зеленых». Алексей Романович возмутился:
«Постыдились бы, Екатерина Марковна, вам уже за тридцать, вы далеко не девушка, а с бедного колхозника такие деньги требуете».
Пострадавшая не растерялась, тут же напомнила:
«Были бы вы рядовым колхозником, ладно уж… А то ведь руководитель, маяк района…»
Торговаться было опасно. Отдал денежку, про себя выругался: «Вымогательница. А еще интеллигентка».
Чистенькими оставались девочки. Но при таких братиках надолго ли?
Алексей Романович был крепким руководителем — колхоз держал железной хваткой, сейчас старался удержать сыночков, но сыночки уже по жизни шагали своими дорогами, и все же отец, будучи человеком авторитетным, не однажды вытаскивал их из дерьма…
С давних пор он присматривается к Перевышкам. То, что земельку у них отберет, он уже не сомневался. Он и адвоката нанял, чтоб доказать, что Клавдия Петровна не имела права получать пай, так как не работала в колхозе. Пай Андрея Даниловича намеревался выкупить у Клавдии Петровны, когда ее супруг отдаст богу душу.
Сыновья Перевышки интересовали Пунтуса постольку-поскольку. Никиту, прапорщика Российской армии, до недавнего времени он вообще не принимал во внимание: где-то воюет — деньги зарабатывает — ну и пусть. Вряд ли домой вернется, если не убьют, уйдет на пенсию, в городе зацепится. А вот Микола Пунтусам пригодится: если кто-то из его сыночков, тот же Илья, где-то крепко набедокурит, можно будет соседа подставить. Так что приятельские отношения не помешают.
Илья был хлопец не промах — нахраписто лез в руководители. Батя намеревался сделать из него комсомольского работника. Регулярно приезжавший на рыбалку обкомовский товарищ как-то за чарочкой признался:
«Будущее страны за хваткими комсомольскими активистами».
«А как же секретари обкомов, секретари ЦК?»
«Балласт», — ответил сдержанно.
Была у Ильи перспектива, да себе напортил хулиганскими выходками. Алексей Романович в душе радовался, что власть завалилась. Мандатных комиссий не будет. А это уже проходной билет в крутые, а там и в олигархи, — тоже купюра высокого достоинства, да плюс голова на плечах. Не будет головы — билет отнимут и не посмотрят, что ты сынок отца своего заслуженного.
«Та власть хороша, при которой никто тебе не мешает», — трезво рассудил Алексей Романович. Но все чаще тревога буравила сердце за своих детей непутевых. И почему они выросли такими? Раньше говорили: все дело в крови родителей. Но его, пунтусовской крови, у них не было ни капли. А хваткой сыновья на старого Пунтуса похожи. Так что кровь тут ни при чем. Вот время… Люди — дети своего времени. Поменяется время — поменяются и люди. Непутевые станут путевыми.
Непутевый Илья носился на мотоцикле, заманивая работников на жатву. Шутка сказать, восемь полей озимой пшеницы отец доверил ему как арендатору. Пусть с молодости чувствует себя хозяином, займется, как теперь говорят, бизнесом — и тогда уже никакая сила не вытравит из него жажду наживы.