Предчувствие смуты
Шрифт:
Сели за дальний столик. Осмотрелись. За соседним столиком оказалась молодая парочка в штурмовках, вроде как студенты, он крупный, нескладный, цыганского вида, она — светловолосая, по виду подросток, хотя под глазами, обведенными тушью, обозначилась сетка морщин.
Перед ними возвышалась горка винограда в гроздьях и стояла раскрытая бутылка из-под шампанского. Тоненькими пальчиками она отщипывала ягодки, пьяненько смеялась, а он в ее стакан подливал вино, что-то говорил забавное.
— Клинья подбивает, — шепнул Илья.
Микола промолчал, соображая, как связаться со Шпехтой.
«А что, если задействовать эту парочку? Наверняка кто-то из них местный…» — подумал и посмотрел на соседний столик. Но парочка всецело была занята собой. Цыганского вида верзила уже сидел рядом с девушкой, обе лапищи положил на колени пьяненькой, похотливо смотрел ей в глаза и тихо напевал: «Иныма, иныма…»
«Румын, — догадался Микола. Придется прервать его любовную арию. — Допоет потом».
— Великодушно извините, — обратился к парочке. — Мы везем погибшего на Кавказе героя. Нам нужно срочно позвонить его родственникам.
Верзила прервал свое лирическое занятие, достал из кармана пиджака мобильник.
— Диктуйте номер.
Микола продиктовал. Через минуту отозвался знакомый голос с трудно скрываемым польским акцентом.
— Варнава Генрихович? Добрый вечер! Перевышко.
— Ты откуда? — Обрадовался Шпехта, голос было слышно будто из-за перегородки. — Живой? Здоровый? Где пропадал?
По интонации голоса нетрудно было догадаться, что он ждет не дождется Миколу. Хотя и сентябрь, и вроде уже не лето, но груз-то скоропортящийся. Понятно, пан волнуется, довезут ли хоть останки?
— Мы тут, перед нами Львов.
— Точнее?
— Стоим у корчмы «Лелека».
— Сколько вас?
— Двое и один лежачий.
— Ждите. Я скоро буду.
Микола поблагодарил парня за мобильник: хороший аппарат, не нужно искать телефонную будку. «Куплю такой», — решил про себя. Официантка, полнотелая молодица в костюме гуцулки, принесла салат на блюде и жаркое в глиняных горшочках, попросили каравай пшеничного хлеба.
— Хлеб возьмете с собой? Вам завернуть? — любезно предложила женщина. Она знала, что нужно туристам.
— Не беспокойтесь, мы тут съедим.
Навалились на еду — и в несколько минут опорожнили горшочки, от каравая не остались даже крохи.
— Ну и аппетит у вас! — не удержалась от похвалы официантка. — Вы как с голодного края.
— А мы едим за себя и за того парня, — пошутил Илья.
— А где он?
— Тот парень? В машине, в гробу.
— Смеетесь?
— Ничуть. Мы люди серьезные. Везем на родину погибшего героя.
— Где ж его, бедного?..
— На Кавказе.
— И там убивают?
— Где закажут. — Илью опять понесло шуточками. — Нашему герою потребовались высокие горы.
— А разве Карпаты не высокие? — вклинился в разговор парень с мобильником.
— Не такие высокие…
С минуты на минуту должен подъехать Шпехта, а напарника понесло — не остановишь.
— Хозяйка, сколько с нас? — Микола протянул ей «Богдана Хмельницкого». — Сдачу не нужно.
— А я на сдачу вам кухоль квасу. Квас добрый-добрый…
Вскоре на «шкоде» подкатил Шпехта, с ним был невысокий круглолицый мужчина средних лет. Как потом оказалось, брат убитого.
Первый вопрос, который Шпехта задал Миколе, прозвучал в оскорбительном тоне:
— Вам заморозку дали?
— С просроченным сроком годности, — ответил Микола. — Вот укупорка. На ней дата выпуска.
Брат убитого выхватил укупорку, достал очки, уставился в цифры, выкрикнул:
— Да она же десять раз просрочена! — Разразился жестокой руганью: — Сволочи азиатские! Стасику надо было сделать репортаж о партизанах Ичкерии. Грузины пообещали гарантировать ему безопасный переход через границу. А при переходе партизаны группу обстреляли. Раненого Стасика грузины бросили в канаву. На него наткнулись чеченцы. Затребовали выкуп. Деньги нужно было передать их эмиссару в Лондон. Пока передавали, срок истек. И Стасика казнили. Теперь они еще и за доставку мертвого с надлежащей заморозкой взяли как за освобождение живого!
Слушая ругань возбужденного поляка, Микола понял, кого и куда они везут.
— А когда вы будете выручать Соломию? — уже не к Шпехте обратился он, а к поляку, считая, что тот в курсе дела. — Если б не она, я не поехал бы за вашим покойником.
На широком лице поляка появилась печать недоумения.
— При чем тут Соломия? Кто она такая?
— Моя девушка. Она в плену у чеченцев, — Микола начал было объяснять, что к чему, но Шпехта злыми глазами так взглянул на Миколу, словно ожег крапивой.
— Мы тут сами разберемся, — поспешил Шпехта перевести разговор в другое русло. — У него появились неприятности…
Микола понял, что его затянули в какую-то нечестную игру, и в той игре он всего лишь пешка, которую двигает Варнава Генрихович руками Гуменюка. Брат покойника был тут ни при чем. Гуменюк, по всей вероятности, не успел согласовать дальнейшие ходы со своим наставником относительно роли Соломии.
«Может, Соломия вовсе не в плену, а где-то на Балканах на соревнованиях?» — с надеждой подумал Микола. Ему хотелось верить, что ей ничто не угрожает. Это он, Зенон Мартынович, придумал для них страшилку. Придумал, чтоб принудить прогуляться в Чечню, доставить оттуда «груз 200». Туда не каждого пошлешь даже за большие деньги. Это Илья Пунтус легко согласился — он рисковый парень. А Микола Перевышко даже за большие деньги не рискнул бы головой. Голову не купишь, но легко потеряешь, если деньги заменят сердце.
Совещались недолго. Так как покойника нельзя было держать до завтрашнего дня, решили с похоронами поторопиться.
К вечеру дождь прекратился. Стремительно темнело. В туманной дымке огни старинного города слились в одно огромное оранжевое зарево.
— Сегодня вряд ли успеем… Может, все-таки завтра, как правоверные католики? — говорил Шпехта. — Да и на кладбище уже не попасть.
— Сторож откроет ворота.
— А родственники?
— Будут все, кому надо.
— Ну что ж, тогда не будем время терять. — Шпехта повернулся к Миколе: — Не вижу вашего третьего.