Предел невозможного
Шрифт:
Под взглядом монстра секретарша медленно потянула руку к селектору. На ее лице отражались безмерное удивление и страх. Явно действовала не по своей воле.
— Ты не слышишь, идиот?!
Рука Мартина легла на плечо монстра, чуть толкнула, разворачивая тело к себе. Плечо неожиданно быстро уступило, и рука, практически не встретив сопротивления, прошла дальше. Мартин слегка потерял равновесие. Молниеносного движения монстра он уже не заметил.
Крупное тело вмазалось в стену с такой скоростью, что отлетело обратно. От удара спиной и затылком телохранитель потерял сознание. Из носа потекла кровь,
Посетители повскакивали со своих мест и смотрели на монстра круглыми от удивления и испуга глазами. Никто не ожидал такого развития событий. Секретарша и вовсе застыла, не донеся пальца до кнопки вызова на селекторе.
Монстр развернулся, подошел к дверям, потянул ручку двери…
— Извините, господа, за эксцесс! С ним ничего страшного не произошло! — вежливо сказал я. — Это просто потеря сознания…
Монстр моментального уступил место мне, не проявив желания владеть телом дальше. Свое дело он сделал. И сделал аккуратно. Толкнул телохранителя в грудь. Но с такой скоростью и силой, что отбросил Мартина на три шага. Мощь у монстра была нечеловеческой…
Саврин был у себя. Сидел в роскошном, обитом коричневой кожей кресле с высокой спинкой вполоборота к столу и говорил по телефону, глядя в окно. Кабинет его вполне соответствовал министерскому статусу владельца.
Впечатляющие размеры, огромные окна почти от самого пола до потолка. Узорный паркет на полу. Два стола, образующие букву «Т». На большом — три телефона, бюро, подставка для письменных принадлежностей, стопка бумаги, две записные книжки. Поднос с графином и бокалом, у стены — небольшой диван, низкий столик и кресло. За спиной хозяина кабинета флаг Русинии. В углу огромный сейф. Рядом еще дверь, видимо, в комнату отдыха. Под потолком прямоугольник кондиционера. У входа большой телевизор на длинных ножках. Все условия для плодотворной работы на благо родины…
Когда стукнула входная дверь, министр повернул голову и увидел меня. Замер, соображая, как я мог пройти сюда. Потом ответил собеседнику:
— … Эти данные надо показывать во вторую очередь. Следом за сводками с мест. Тогда они будут выглядеть более впечатляюще и подкрепят собой сводки… Да, именно. Извини, Тимофей Ильич, у меня тут дело… Я потом перезвоню…
Через секунду он положил трубку и повернулся вместе с креслом ко мне.
Я подошел к столу, сел на стул и взглянул в глаза «тестя».
— Что с Мартином? — спросил министр.
— Жив. И второй парень тоже. Я не убийца, как вы представляли меня, и не псих.
— Зачем ты пришел?
— Разве редактор не сказал? Я ищу Милену. Знаю, что она была ранена и что вы вывезли ее сюда.
— Вывез.
— Где она сейчас?
Саврин глянул на часы, стоящие перед ним. Наверное, прикидывал, сколько понадобится времени охране и полиции, чтобы прибыть сюда. Да нет, не наверное, а точно так думал. Я видел это. Как и в прошлый раз. Может быть, мне следовало сделать еще одно усилие и просто высмотреть в его голове точное местонахождение Милены? Но я не знал, как это сделать.
Между тем Саврин скрестил пальцы и положил руки на стол.
— Зачем это тебе?
— Я хочу ее видеть! Я хочу знать, что с ней, в каком она состоянии.
— Что же ты раньше не хотел? Что же ты пропадал
— Не мог я раньше. Потому и приехал сейчас. Где она?
Мой голос начинал звенеть, что было очень нехорошо.
Но еще более нехорошо было то, что я ощутил внутри шевеление зверя. Хотя нет, это не зверь. Это я сам в личине монстра. Сейчас личина была готова выйти наружу и показать себя во всей красе. Чего допускать никак нельзя. Министр не должен пострадать ни при каких обстоятельствах. Саврин помрачнел. Лицо, и без того суровое, стало темнее тучи. Скулы вздулись, глаза смотрели с неприязнью. Подбородок закаменел. Скрещенные пальцы покраснели.
— Это моя дочь! Моя кровь! И я не позволю, чтобы всякие там портили ей жизнь своим присутствием. Хватит! Она уже хлебнула с тобой. Пусть живет спокойно!
— Хлебнула? — Мой голос вдруг стал спокоен и тих. — Спокойно? Что вы себе навыдумывали о нас? Что я держал ее при себе собачонкой? Или что заставлял жить вместе? С чего вы взяли, что нам было плохо? В конце концов, куда вы лезете? За дочь боитесь? А когда она жила на пороховой бочке, не боялись? Когда она шастала по окраинам Самака, рискуя влететь в переделку, спали спокойно?
Я держал себя в руках, но голос все равно начал уходить на низкие тона. Еще немного, и он взревет инфразвуком, и министр на себе ощутит истинный голос монстра.
— Милена давно взрослый и самостоятельный человек. И не вам решать, как и с кем ей быть. Или вы решили всю жизнь продержать ее возле себя в качестве собачонки?!
Этого он не вынес. Вскочил, яростно дыша и сверля меня бешеным взором. Ударил кулаками по столешнице.
— Да кто ты такой, чтобы говорить обо мне и моей дочери? Проходимец! Негодяй! Дочь мою тебе отдать? Да ни за что в жизни!
— Слушай, папаша! — Я тоже упер кулаки в стол, но опомнился и быстро убрал. Чтобы ненароком не поломать мебель. — У меня нет времени рвать глотку, доказывая тебе прописные истины! Быть мне с Миленой или нет — решать нам с ней. Мне нужно знать, где она. И если ты думаешь, что сумеешь упрятать ее, то глубоко неправ. Я найду ее хоть у черта на куличках! Пусть это и займет больше времени.
— Никогда…
— Точно! — перебил я его. — Ради нее я готов на самом деле свернуть горы! И никто мне в этом не помешает! Ни идиот-отец, ни его долбанутая охрана, ни полиция, которую уже вызвали сюда. Я найду ее, чего бы мне это ни стоило. Не для того я с того света вылез, чтобы потерять Милену! Не для того я столько миров прошел, чтобы встретить ее!
В запале ссоры я несколько утратил контроль и начал говорить вовсе несусветные вещи. Да еще голосом, от которого кровь в жилах стыла и не у таких молодцов.
Последние слова вырывались уже из пасти монстра. Министр побледнел и смотрел на меня расширенными от изумления и страха глазами. Но именно в этот момент он услышал сказанное. И еще больше вылупил глаза.
— Что значит — с того света?
— Значит, что подыхать мне рано! И что, не увидев Милену, я отсюда не уйду. А если сюда кто-то войдет — пусть пеняет на себя! Этот город исчезнет с лица земли, если меня попробуют остановить! Ты, тупой самовлюбленный родитель, до сих пор не понимаешь, что она для меня — всё?!