Предел невозможного
Шрифт:
Решение созрело мгновенно. В ту секунду, когда я смотрел на датлайцев и вертолет.
— Я иду с вами!
— Чего? — повернулся ко мне Марк, поправлявший разгрузку. — Куда?
— Туда.
Антон, что-то обсуждавший с Бутурменом, прервал фразу и внимательно посмотрел на меня.
— Зачем? Думаешь, мы не справимся?
— Не думаю. Но пойду с вами.
Антон покосился на бойцов и техников, подошел ко мне, подхватил за локоть и подтолкнул к двери в другую комнату.
— На пару слов…
Я послушно
— Глянь на себя.
— Ну?
— Что ну? Что ну? Да у тебя на роже написано, где ты сейчас и о чем думаешь! Какая, к черту, операция? Какая сшибка, если ты мыслями в пансионате!
Я молчал. Антон был прав, кругом прав, но он забыл, что я один из них. И не могу бросить друзей в такой ситуации. Впереди бой, не сидеть же в тылу… И потом… Черт его знает, что потом, но оставаться в стороне нельзя!
— Чего молчишь? Застыл как истукан! Не дури! Без тебя сработаем, не лезь в таком состоянии под пули! Артур!
Вспышка ослепительной ярости на миг затопила мозг. Я аж вздрогнул от скрутившего меня приступа. Поднял взгляд на Антона.
Тот смотрел на меня с выражением досады и сочувствия. Потом вдруг мигнул, широко раскрыл глаза и раскрыл рот.
— Епона мать!
— Чего? — немеющими губами спросил я, чувствуя, что что-то со мной происходит. — Что такое?
— Ч-черт! Ты так заикой сделаешь!
Антон вытер рукавом вспотевший лоб и прерывисто вздохнул. Его взгляд все сверлил меня словно бурав.
— Да что такое?
— Глянь на себя.
Я повернулся. Вроде ничего… Хотя… Кайма белка глаза была красноватого цвета. Но быстро бледнела.
— Что-то с глазами?
— Что-то? Я думал, что выражение — глаза метали молнии — это образное выражение.
— В смысле?
— Твои глаза стали красными. На какую-то секунду… Все белки затопило. А потом… красный цвет сошел.
— Это сосуды полопались, — сообразил вдруг я. — Кровь… И быстро ушла. Это не я, это он…
— Что?
— Монстр. Его работа…
Антон снова вытер лоб и вздохнул.
— Ну куда тебе на дело, когда из тебя прет эта дрянь?! Опомнись, Ромео!
Вспышка ярости прошла так же внезапно, как и началась. Стало как-то пусто на душе. Зато в голове посвежело. И я понял, что Антон прав. А я, дурак, этого ни черта не понимал!
— Уф-ф!.. Это называется капут!
— Ага! — Антон подбросил «форм» в руке и хлопнул меня по плечу. — Не шути так больше. Заикой сделаешь.
— Ладно, брат, прости. Совсем мозги отключило. Но смотри! На следующее дело я иду с вами!
— Железно! Даже дадим оружие подержать…
Я невольно усмехнулся и ткнул Антона в грудь, спрятанную под разгрузкой и броником.
— Пошли. Пора уже…
… И я впервые наблюдал за операцией со стороны. По экрану компьютера. И понял, что во сто крат легче самому быть
«Это надо заканчивать! — мелькали мысли. — И прыжки по мирам, и постоянные бои, и смертельный риск, и нервотрепку ожидания и незнания. Хватит с нас! На всю жизнь навоевались… Хватит!..»
— Ты грустный. Что случилось? — Глаза Милены смотрели вопросительно и сочувствующе. — Тебе плохо?
— Да так, не обращай внимания. Мелочи. У тебя как дела? Как день прошел?
— Нормально. Погуляла, хотела искупаться, но доктор не разрешил. Говорит, вода холодная. Хотя такая жара стоит.
— Он прав. Тебе лезть в воду не стоит.
— А тебе можно!
— Ну, я же мужчина…
Милена недовольно фыркнула и пожала плечами.
Погода действительно преподнесла сюрприз. Резко потеплело, температура зашкалила за двадцать пять, словно вернулось лето. Вода в озере стала вполне приемлемой для купания. По крайней мере для меня.
Кое-кто из пациентов пансионата тоже полез в озеро, остальные либо не решались, либо были остановлены врачами. В том числе и Милена.
Мы сидели на берегу озера на скамейке рядом с пляжем. Смотрели на заходящее солнце, на воду и разговаривали. Один из редких моментов, когда были совсем одни. Милена действительно выделяла меня из всех, но относилась скорее как к другу. А я, обрадованный даже этим, не спешил форсировать события. Пусть даже друг. Все лучше, чем никто.
— А ты чего недовольная ходишь? И губы надула.
— Да ничего, — уклончиво ответила Милена.
— Что-то произошло?
Она с минуту молчала, глядя на воду, сверкавшую в лучах солнца. Потом вздохнула и сказала:
— Понимаешь, врачи говорят, что я здорова. Совсем. И что потеря памяти никак не отразится на мне. Можно жить, работать. Из памяти ушел небольшой отрезок, последний год или чуть больше.
— И что?
— А то! Мне кажется, это очень важный отрезок. Что-то важное произошло за это время. Отец говорил, что я работала в газете в Самаке. Обещал свозить туда, заново познакомить с редактором газеты, с коллегами. Но я вижу, что он что-то не договаривает. Что могло произойти? Когда?
Теперь молчал я. Чтобы не выдать себя голосом. Интуиция у девочки развита потрясающе. Сумела догадаться обо всем. Теперь еще поймет, в чем именно дело, и тогда…
А что тогда? Будет искать своего возлюбленного? Больше напоминает сюжет мелодрамы.
— А ты бывал в Самаке?
— Я? Гм!.. Да, бывал… Пару раз. Проездом…
— Может быть, мы даже виделись там… — задумчиво произнесла она. — Я бы хотела туда съездить. Теперь мир, война позади. Это не опасно.
— Хорошая идея. — Я решил свернуть тему и отвлечь Милену. Пока она и вправду не дошла до чего-нибудь. — Тебе на массаж пора.