Предел невозможного
Шрифт:
Я легонько придержал его за рукав куртки и спросил:
— Где здесь ваш главный?
— Редактор? — Очки блеснули в тусклом свете. Зеленые глаза, ненормально огромные за стеклами, посмотрели на меня. — Восьмой кабинет. В другом крыле вторая дверь направо. Но заходить не рекомендую. Шеф в страшном гневе.
— Что, убили кого-то?
— Почему это убили?
— Ну, раз в гневе…
Парень с удивлением посмотрел на меня, пожал плечами.
— Нет вроде… Просто тираж вышел с опозданием на два часа. Да еще в усеченном виде. Вот
— А-а! Ясно. Благодарю.
Отпустив парня, я пошел в указанном направлении, пытаясь представить, как это можно разносить кого-то, да еще на повышенных тонах, за такую ерунду. Попробовал бы мне кто-нибудь что-нибудь ляпнуть в таком тоне по поводу, например, опоздания на работу. Виноват — оштрафуйте или увольте, но шуметь! За такое и получить можно. Если и не кулаком, то словесно.
И вообще тратить нервы и силы на шум и крик — не уважать ни себя, ни оппонента.
За дверью восьмого кабинета действительно кто-то шумел. Слов не разобрать, но голоса слышны отчетливо. Барин изволит сердиться!.. Тираж не подали вовремя. И охота людям на мозги капать из-за такой ерунды…
Постучав, я открыл двойные двери и вошел внутрь. Взглядом охватил просторное помещение и людей, бывших в нем.
Два больших окна с открытыми форточками. Огромный стол в дальнем конце кабинета, рядом такой же, но поставленный поперек. Оба завалены листами разного формата, газетами, бумажками, фотографиями, вырезками, карандашами, ножницам, линейками и склейками. Два телефона на первом столе, пишущая машинка, настольная лампа, бюро…
Ряд стульев, на стене какие-то плакаты, графики. На шкафу большой радиоприемник, сейчас выключенный, графин с водой, два стакана.
Среди всего этого рабочего великолепия беседовали три человека. Двое в синих спецовках, в кепках. Лица озабоченные, напряженные, даже виноватые.
Третий маленького роста, кругленький такой, с изрядным брюшком. Нелепая челка придавала шарообразному лицу комическое выражение. Высокий лоб, эспаньолка, маленькие глазки. Брюки с подтяжками, расстегнутая на две пуговицы рубашка с закатанными рукавами.
Как ни удивительно, этот коротышка и издавал громкие звуки. Остальные больше внимали, изредка вставляя одно-два слова.
— … А следить за выпуском я буду?! Я? Может, мне перенести рабочее место в типографию? И черт с ними, с делами? А?
— День добрый! — громко сказал я. — Извините, что помешал.
Коротышка глянул на меня своими бесцветными глазами, пытаясь сообразить, что здесь делает человек в гражданской форме, с карабином за спиной и ножом на ремне.
— А вы кто? — спросил он тем же тоном, каким «разговаривал» с собеседниками.
— Томилин. Из управления строительных и восстановительных работ.
Я говорил негромким спокойным голосом, глядя в глаза главного редактора (никем иным этот тип быть не мог). Такое поведение обычно
Подействовало. Мой вид вообще способствовал умиротворению и успокаиванию таких людей. И не только таких…
— Что вам, господин Томилин?
— Надо забрать газеты, а также письма и бандероли. Это для бойцов постов охраны.
— А-а… Да, конечно. Я в курсе. Вам надо пройти в отдел агитации. Бандероли и письма там. А что касается газет!.. — Редактор бросил уничтожающий бзгляд на подчиненных. — С газетами пока туго. Потому что мало. Но для бойцов мы найдем. После отдела агитации зайдите в пятый кабинет. Там вам все выдадут.
— Благодарю. Еще раз извините.
Кивнув всем, я вышел в коридор. В кабинете было тихо. Сбил я своим появлением пыл с редактора.
— Мал золотник, да громок! — пробормотал я под нос и пошел искать отдел агитации. Время поджимало, следовало спешить…
Отдел агитации и пропаганды располагался на втором этаже. Он занимал три помещения в левом крыле. Не зная, кто тут где сидит и чем занимается, я открыл ближнюю дверь.
Стол, стулья, шкаф с правой стороны, зеленые шторы на окнах. Телевизор на тумбочке. Никого не видно, но справа кто-то шуршит бумагами.
— Есть кто?
— Да, — ответил приятный женский голос. Скорее даже девичий, уж слишком звонко, сильно звучит.
Я шагнул вперед и буквально нос к носу столкнулся с… Миленой. Она была в узких джинсах, в обтягивающей тело футболке с короткими рукавами. Тонкая ткань не скрывала ни осиной талии, ни высокой груди, а джинсы выгодно подчеркивали стройность длинных ног. Лицо свежее, с румянцем на щеках. Взгляд серьезный, но глаза смотрят весело. На губах легкая улыбка.
Увидев меня, Милена опешила. Да и я был немало удивлен. Как-то забыл, что она работает здесь.
— Привет, красавица! Неожиданная, но приятная встреча!
— П-привет, — с легкой запинкой ответила она. Улыбка исчезла, губы сжались в тонкую линию.
— Это ты? Что ты здесь делаешь?
— Да вот ищу того, кто мне отдаст посылки и письма для бойцов.
— А-а!.. — Милена кивнула, как-то странно посмотрела, на меня и сказала: — Все уже готово. Подожди здесь, я принесу.
Она вышла за дверь и буквально через пару минут вернулась, неся довольно увесистый тюк, перевязанный шпагатом. Поставила на стул и легонько прихлопнула по нему ладонью.
— Вот. Тут и письма, и бандероли, и посылки. Тяжелый…
— Угу. — Я взвесил тюк (действительно нелегкий). — Все в куче. Ладно, на месте разберемся, кому что.
Милена смотрела на меня с каким-то непонятным любопытством. Былые ершистость и строгость пропали, она даже не хмурила брови. В чем дело?
Очень не хотелось покидать такую красавицу, но время действительно поджимало. Поэтому я поблагодарил ее и спросил, где пятый кабинет.
— Тебе нужны газеты и журналы? Пойдем я покажу, — неожиданно предложила она и протянула руку к тюку.