Предел возможности
Шрифт:
Очень хорошо. Даже просто замечательно!
Привычно перебросив сектор предохранителя на автоматический огонь, бывший миротворец, а ныне – бескомпромиссный мститель старший сержант Андрюха Кольчугин, более известный среди погибших друзей как Кольчуга, решительно поднялся во весь рост и рявкнул отчего-то на жутком суржике из русских и немецких слов (просмотренные в детстве кинофильмы «про войну», надо полагать, не прошли бесследно, подсознательно определяя любого противника как фрица):
– А ну, быстро хенде хох, мать вашу!
Последнее не относилось ни к «великому и могучему», ни к упомянутым кинофильмам: подобное «наш
Конечно, будь на его месте тот же американский морпех, британский пехотинец или даже польский жолнеж, он бы вначале занял позицию повыгоднее, взял всех на мушку и, сделав обязательный предупредительный выстрел, вежливо и политкорректно изложил требование «сдаться, бросить оружие и не оказывать сопротивления патрулю коалиционных сил». Однако Андрей никем из вышеупомянутых не был. Даже больше: он был славянином в самом лучшем смысле этого слова. И поступил так, как поступали до него тысячи идущих в самоубийственную атаку предков.
Иракцы это, похоже, прекрасно поняли, дисциплинированно бросили работу и задрали руки вверх, демонстрируя не то знание русского и немецкого языков, не то понимание психологии русского солдата: «Рыпнешься, сука, завалю, и никакой, нах... коалиционный трибунал мне не страшен!»
А спустившийся с бархана Андрей, в свою очередь, подскочил к плененным арабам и, пинком завалив оружейную пирамиду, наставил на противника безотказный АК.
– Ложись! Ложись, я сказал! Мордой вниз, бля!
Один из иракцев, судя по всему старший, что-то негромко сказал товарищам и первым плюхнулся на песок. Остальные двое почти без заминки последовали за ним – перспектива получить пулю от этого странного парня в заляпанной свежей кровью тельняшке и с неумело перевязанной головой их явно не прельщала.
Андрей же, глядя на дисциплинированно распластавшихся по песку арабов, неожиданно понял, что не знает, что делать дальше. Нет, в задержаниях, проверках и печально знаменитых «зачистках» он и раньше участвовал, но тогда все было иначе. Грамотно «держащие» противника и не перекрывающие друг другу секторы огня товарищи, знающий иракский и английский старший офицер, надежное прикрытие башенной пулеметной установки бэтээра... а сейчас-то ему что делать?
Пока бежал, задыхаясь и борясь с головокружением и тошнотой, по песку, знал лишь одно: догнать и уничтожить. Стрелять не думая; не отпускать спусковой крючок, пока патроны в магазине не закончатся... просто стрелять!
А сейчас?.. Вот они, перед ним – может, как раз те, кто мину на дороге ставил, может, другие, просто случайно оказавшиеся в этом месте и в это время. Дело-то не в этом. Андрей вдруг со всей остротой понял, что не может просто так взять и нажать на спуск. И дело вовсе не в приличиях, не в воинском долге или возможном наказании – кто и что тут потом докажет, ха! – дело-то в душе. В душе и, наверное, в чести...
Ствол автомата медленно опустился. Не совсем, конечно, – все-таки не первый месяц в Ираке: плавали – знаем, на что горячий местный люд способен! – и тут на помощь старшему сержанту неожиданно пришел тот самый иракец, что первым выполнил команду «лежать».
– Рюськи, не стрелай. Я хорошо на ваш говори, я в офицер училищ учился, ещьо когда у вас камунист был! Послюшай чуть-немного: я хорошо рассказать буду, ты нужный
Андрей на всякий случай вздернул повыше увенчанный компенсатором ствол «калаша», однако особо не удивился: за время службы он уже не раз встречался с выпускниками советских военных училищ, одними из самых желанных курсантов в которых были, наряду с кубинцами и вьетнамцами, именно иракцы и иранцы. А узнав историю многолетней войны этих двух стран, когда друг против Друга воевали специалисты, обучавшиеся в одной стране и зачастую на одном курсе или факультете, даже подумал: не решал ли таким образом Союз какие-то свои геополитические интересы? Очень даже может быть... Так что заговоривший по-русски иракец Андрея совсем не удивил.
– Встань. – Сержант сопроводил команду понятным всему на свете военному люду жестом, коротко дернув автоматом вверх. – Остальные пусть лежат.
Иракец кивнул и, что-то коротко бросив товарищам, поднялся, деловито отряхивая от песка не первой свежести одежду. Андрей незаметно напряг лежащий на спусковом крючке палец, однако нападать на него – по крайней мере пока – никто не собирался.
– Буду рассказать, – как ни в чем не бывало продолжил между тем пленный. – Болшой тайну открою, а ты меня за это – отпускать, харашо, рюськи? Да? – И, видимо, не узрев на лице Андрея должной степени оптимизма, торопливо добавил:
– Я знай, что ты думает. Ты думает, что это мы твой бэтиер на дороге взрывать, но мы это не делать! Аллахом клянус – не делать. – Иракец провел ладонями по несуществующей бороде и помотал головой. – Сейчас рассказат тебе буду, поймешь, что я правда говорить! Отпускать будешь? – желая удостовериться в заключении сделки, переспросил он, обнажив в неискренней улыбке кажущиеся излишне белыми на его смуглом лице зубы.
– Посмотрим. – Чувствуя готовую разлиться по всему телу предательскую слабость (сказывалась недавняя контузия), Андрей осторожно сделал шаг назад и опустился прямо на покатый склон бархана. Автомат он положил на колени, по-прежнему держа его направленным на противника. Состояние у него, конечно, сейчас еще то, но пока арабы преодолеют разделяющие их метры, на спуск он нажать, вне всяких сомнений, успеет. Иракцы в этом, будем, надеяться, тоже не сомневаются.
– Эти тоже по-русски умеют? – Он кивнул на остальных задержанных. – Или только ты такой образованный?
– Толко я! – со свойственной восточным людям гордостью за самого себя, любимого, подтвердил тот. – Они – нет. Солдат, едва-еле школу кончал, язык не учит, сразу армия идти, – доверительно сообщил он, презрительно кивая на лежащих товарищей. – Мало чего знают. Я – старший группа, я много чего знаю. Болшой тайна знаю. Саддам тайна. За нее надо меня отпускать. Честный договор, жалет не будиш! Я быстро пустыня уйду, граница недалеко. Лаже машин не надо, пешком ходить можно...
Последнее утверждение, с точки зрения Кольчугнна, было более чем сомнительным, однако спорить он все-таки не стал. Даже если у них тут неподалеку припрятана машина (что, вероятнее всего, так и есть: местным поверить – себя обмануть), его это мало интересует. Все равно скоро америкосы на «вертушке» прилетят – поляки ведь наверняка им про взрыв на дороге уже сообщили. А от вертолета в пустыне не очень-то и спрячешься, тем более на машине, тем более когда у пилота привычка: сперва вжарить ракетой, а потом уже разбираться, куда и в кого он попал.