Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский
Шрифт:
Подошли к дверям. Пифия остановилась. — Покуда Блотгидия отворяла двери, она что-то спросила….
Ей показали на меня. — «Ну, думал я, пропал! верно заметили, что вместо Девяти явилось десять Муз!» Но, как велико было мое удивление и радость, когда я заметил, что Каллиопы не было между нами: она воротилась в храм искать своего покрывала.
Пифия вступила в покои, я за ней. Блотгидия, и все Музы поклонились ей и вышли; я остался один с Пифией, я продолжал нести её шлейф.
Пройдя покой, уставленный жертвенными сосудами и шкапами, в которых лежали свитки письмен, мы вошли в другой покой, — Пифия заперла за собою двери….
Этот покой
Ложе под голубым балдахином; стол, посреди которого стояло золотое изображение совы… премудрости Адона; перед совою маленький золотой треножник, на котором раскидывалось голубое пламя; по сторонам свитки и грифель, но я ничего не видел, кроме Пифии….
Она сбросила с себя покрывало…
И… очи, очи голубые! И кудри, кудри золотые! И перси…, о Хафис Массуд, Как по персидски их зовут?..Но вот она подозвала меня, отцепить крючки пояса… у меня дрожат руки, я вес дрожу, ноги подкосились, я припал на колени… я утомил Пифию, долго расстегивая крючки; она на меня сердится.
Пурпуровая ментель сброшена, а я стою на коленях.
Только белая Наш осталась на ней; Она мне велят сброшенную одежду уложить в hamod; а я стою на коленях…. На ней только осталась одна Наш, прозрачная как ключ Кастальский! Она села, протянула ко мне ножку… я понял, схватил эту ножку, развязываю ленты… но ленты перепутаны, как мысли мои.
Она сердится, стукает об пол другой ножкой…. Но что ж мне делать, узел затянулся на глухо;… я развязываю узел зубами.
Вот, это: узел, это узел, Не развязать и не рассечь! Он Александра бы сконфузил, И сын Аммона, бросив меч, Решился на пол бы прилечь, И грызть зубами этот узел!Но этого мало, вместо того, чтоб развязывать узел, он бы забылся, прикоснулся бы устами… что со мною и случилось; — покрывало мешало мне; забывшись я сбросил его с головы… о, это ужасно!.. Пифия вскрикнула, хотела бежать от меня; но я крепко держал ее, потому что узел не был еще развязан; я уже и не развязывал его, а только лобызал панские ножки! потому что Пифия действительно была для меня пан в греческом смысле.
Скоро страх её казалось миновался, она окинула меня любопытными взорами, голубыми очами.
Вообразите себе, что юная Пифия в первый раз видит мужчину; мужчина для неё новость…. Долго смотрела она на меня как на чудовище, но, как на чудовище не опасное, ласковое, которое стоит перед ней на коленях, лобызает панские ручки, смотрит ей пламенно в очи….
И бросилась она в постель, Еще исполненная страхом, А я, как член Арабский. Ель, Стоял пред ней, как перед Лахом.Глава III
Читателям конечно любопытно знать, каким образом похитил я Пифию?
Очень обыкновенным образом. — Когда я объяснил ей истинное предназначение прекрасной женщины в жизни, она тотчас постигла, что была жертвой, на которой основывался обман Блаутгодаров. Она рассказала мне все тайны Мифов [5] но я, как Геродот скромен, и молчу о том, чего не должны все знать. Когда рассказал я ей про Божий свет….
— О, я не могу быть Софией [6] вскричала она — не хочу быть Совой, от которой скрывают Божий день; выведи меня на Божий день!
5
Мифы, говорила она, значит maette или mafe — messe — обряды совершения тайн жрических, во время которых совершалась и трапеза богов. А происходит это слово от Midtag — полдень — полдник, обед — обедня.
6
София или Пифия — все равно.
Я бы готов был схватить ее на руки и бежать с ней из-под мрачных сводов храма; но эта Пифия, эта дивная прорицательница, любимца Фреи-Астардии, была заключена как невольница под замками дряхлых Блаутгидий; их глаз стерёг; ее как птицу она пела чудные песни в клетке — а народ дивился.
Трудно было придумать средство вырваться: из западни; я обвел стены комнаты очами окон нет….
Но я придумал средство:
— Для народа воля твоя священна — сказал я ей, — воспользуйся же этой волей во время святого полдника.
И мы общими силами составили план исхода: из Сифтуны: план надежный… я в восторге хотел поцеловать Пифию в плечо… вдруг колокол….
Идут! вскричала она и… представьте: себе, она забывает; кто я вскакивает с постели; я забываю кто она, одеваю ее…. В каких странных положениях, бывает человек! как обстоятельства изменяют: все отношения! как от страха тупеют чувства! Глаз не видит, ухо не слышит, о памяти и говорить нечего…. Память способность самого низкого происхождения: ни что не изменяет нам так как память; ни что не наушничает нам так как память; никто не ластится, не ласкается, так как память; никто не забывает нас и так как память; никто не вздорит, не сердит людей более памяти ни что не томит души, более: памяти ничто не заставляет так, страдать женщин как память… Подумайте сами: когда человек спокоен, и спокойно спит? — когда засыпает его память….
О эта жена, эта Юнона Разума, эта память, хитрое несносное существо!
И если б знали вы, что значит память, С каким трудом я рифму к ней прибрал: Сам Зевс никак не мог ее И часто не себе лучи с досады рвал.Я не знаю, что теперь любопытнее знать ли рифму к памяти, или знать каким образом я похитил Пифию? В ожидании решения, я отправляюсь далее, но уже с Пифией. В мраке времен она видит все, рассказывает мне про все; а на свет, Божий трудно ее вывести…
Глава IV
Я уже говорил вам, что день был скрыт от нее с младенчества, в храме на глазах её была всегда повязка… и от того-то образ Пифии, образ судьбы, живописцы и скульпторы представляли всегда с повязкой на глазах.
С сопутницей моей ходил я по первобытному слою земли, в котором Кювье не нашёл ничего, кроме окаменелых остовов допотопных пресмыкающихся.
Ходил и по слою, бывшему некогда подножием морей. Это слой археологический, весь изрыт; из него добывается книжная руда.