Предложение
Шрифт:
Вдобавок к замешательству, которое я ощущаю от того, что Никола живет рядом, когда я встаю с постели и иду на кухню, я замираю, увидев на столе чайник. Прошлой ночью я дал его ее матери, она хотела выпить чаю. Пожалуй, она, как и ее дочь, достаточно аппетитная дамочка. Не удивлен, что Никола принесла его обратно – я предполагал, что так будет – но озадачен тем, как она без моего ведома, попала в мою квартиру.
И зачем?
Я иду к двери и вижу, что она не заперта. У меня есть подобная привычка, да. Вероятно, она появилась тогда, когда я только купил здание и несколько месяцев был здесь единственным жильцом.
Значит вчера вечером –
Или что это…
Вчера, после того, как я высадил Жюстин у ее дома и не получил даже чмока в щечку, я забрал свою сексуальную неудовлетворенность домой и немного подрочил, ну вы понимаете. Довольно громко включил музыку, ту, которая напоминала мне о моей шотландской молодости: Portishead, Garbage, Massive Attack, Faithless, Tricky, ну знаете, чтобы действительно расслабиться.
Но в ту минуту, как я стал поглаживать себя, Жюстин стала далеким воспоминанием. Каждый раз, когда я пытался представить ее лицо, оно ускользало, и на ее месте оказывалась Никола. Не имеет значения, скольких людей я перепробовал – Бруклин Декер, Кейт Бекинсейл, та дерзкая, циничная рыжая, которая застрелила Джона Сноу в Игре престолов – вместо них постоянно всплывало лицо Николы.
А почему бы и нет. Это красивое лицо. У нее самые великолепные щечки, полная верхняя губа, которую так и хочется зажать между зубами или чтоб она скользнула вдоль моего члена. Веснушки добавляют ей еще больше привлекательности. И какой бы благоразумной она не казалась, в её темных миндалевидных глазах есть какой-то порочный блеск, он намекает на что-то дикое внутри. Знаю, она притворяется порядочной скромницей, но это лишь фасад. Я это знаю. Я знаю, какими бывают мамочки, как поглощены они бывают своим ребенком, становясь самоотверженными и преданными, они забывают, что они все еще сексуальные создания со своими потребностями.
Я хочу освободить это сексуальное создание. Из клетки. Хочу, чтоб Никола получила удовольствие, которого у нее так давно не было.
Но моя обычная тактика с ней не работает. И не уверен, что будет. И если честно, я не уверен, что это вообще правильно, подкатывать к ней, не говоря уже о том, чтоб ее трахнуть. Абсолютно точно последняя нужная мне вещь, это спутаться с мамочкой-одиночкой, независимо от того, насколько она соблазнительна, независимо от того, насколько замечательный у нее ребенок.
Я просто не могу пойти по этому пути.
Я знаю, чем это заканчивается.
Это длиться и длиться, и становится чем-то, над чем я почти не властен. И это то, что пугает меня. А в моей жизни больше нет места страху.
Я обдумываю пойти к ней и спросить ее, когда она принесла чайник. Знаю, что за пару секунд пойму, видела она меня за действом или нет. Я бы даже не стал стесняться. На самом деле я хочу, чтоб она видела, как я трогаю себя. Может быть, вида меня голого было бы достаточно, чтобы заставить ее смотреть на меня немного по-другому. Ну, то есть я знаю, что хорош, знаю, что у меня есть все, чтобы затащить в постель любую, и знаю, что нужно сделать, чтоб они возвращались снова и снова. Но думаю, ее отвращение ко мне это нечто большее, чем просто гормоны.
Решаю оставить ситуацию с чайником как есть, и разобраться с этим позже. Даже несмотря на то, что я проснулся обновленным, голова у меня не совсем ясная, так что я еду к парку Золотые Ворота и, прежде чем отправиться в зал для бокса, иду на свою обычную субботнюю пробежку. Долбежка груши не приносит столько удовлетворения, как принесла бы долбежка женщины, желательно Николы, желательно сзади, желательно, потянув ее за волосы. Да все равно как.
Когда я возвращаюсь домой, весь такой чистый и модный, стучу в ее дверь, только чтобы вместо нее найти там неуклюжую девушку Лизу.
— Она уже ушла на работу, — говорит та, глядя на меня так, словно я собираюсь выломать дверь и украсть ее добродетель. Что такого Никола ей про меня рассказала?
— Длинная смена? — Спрашиваю я, проверяя время на своих часах. Сейчас лишь около трех дня.
Она кивает, выражение лица остается прежним.
— Ну, полагаю, увижу ее позже.
Дверь закрывается у меня перед носом. Так вежливо.
Но я не собираюсь позволять этому закончится вот так. Я хочу увидеть Николу в действии. Около семи я беру такси в The Burgundy Lion. Я не был там с тех пор, как она туда устроилась, и сейчас самое время нанести визит. В Нью-Йорке я всегда ходил по модным ночным клубам и мартини барам, но глубоко в душе я люблю пивнушки. Есть что-то такое в таких местах, что делает тебя свободным, свободным быть самим собой, оторваться, свободно выражать свои желания, скрыться где-то в темноте. В темноте, с дешевым напитком в руках, все равны. Lion не пивнушка, как таковая, но по выходным он выглядит именно так, словно все собираются тут с единственной целью - как следует оторваться.
Когда я захожу внутрь, меня атакует запах пива и непомерно использованного одеколона. Хоть сейчас и довольно рано, бар практически забит, большая часть народу сидит в кабинках из тикового дерева. Здесь витает какое-то чувство неотложности, словно если вы не придете сюда вовремя, шансы затащить кого-то в постель резко уменьшатся, вместе с остатками вашего пива.
И там, во всем этом хаосе, я вижу Николу за стойкой бара. Она стоит спиной ко мне, волосы убраны назад, обнажая прекрасную обнаженную кожу шеи и верхнюю часть спины, выглядывающую из майки свободного покроя. Она деловито двигается, чем бы она ни занималась, кучка парней толпится вокруг бара, теребя в руках чеки. Они, так же как и я, следят за каждым ее движением.
Что-то внутри меня загорается словно уголь, и я проглатываю неожиданный приступ ревности. Не могу вспомнить, когда последний раз чувствовал подобное, но тут до меня неожиданно доходит, я ведь могу быть не единственным, кто хочет забраться к ней в трусики. Я, конечно, знаю, я не один такой, но казалось, пока она не стала здесь работать, она была в относительной безопасности от этих блуждающих взглядов.
Я совершенно помешался, но все ж иду к бару, протискиваюсь между парнями, кладу руки на барную стойку.
Я стою рядом с каким-то бакланом со светлыми, прилизанными волосами, он мог бы составить конкуренцию Заку Моррису. Он посылает мне «отвали» взгляд, но я не обращаю на него внимания. Мои глаза направлены на нее. Они могут думать, что я здесь, чтобы достать выпить, но это не так.
Она поворачивается, ставит на стойку четыре бутылки пива и улыбается парням, пока говорит, сколько с них. Мне хочется ревновать уже только из-за одной этой улыбки, хоть я и знаю, что это только для галочки. Потом, когда они оплачивают счет, ее глаза порхают ко мне, хороший бармен всегда ищет следующего клиента, и, когда она видит меня, то выглядит удивленной. Она в шоке.