Предначертание. Том I
Шрифт:
Сейчас он выглядел как обвиняемый в тяжком преступлении подсудимый, выступающий с последними словом перед присяжными заседателями, а его напряженные черты красноречиво свидетельствовали о невероятном внутреннем накале, заставляющем алые яблоки румянца отчетливо проступать на бледных щеках.
–Людмила Леонидовна, Виктор Геннадьевич, – усилием воли избавился от невидимых оков парень, – я не буду ходить вокруг да около, а скажу напрямик: я здесь, чтобы просить у вас руки Рины. К тому моменту, когда я вернусь из армии, ей как раз исполнится восемнадцать, и мы сразу поженимся.
–Эйнар! – потрясенно ахнула я, едва не задохнувшись от переизбытка эмоций.
–Обалдеть! Вот это номер! – в своем репертуаре отреагировала из угла Симка, ошарашенная ничуть не меньше моего.
–Я знаю, что вы обо мне думаете, – воспользовался всеобщим замешательством Эйнар, – не сомневаюсь, вы мечтаете совсем не о таком женихе для Рины и считаете, что у нее нет будущего с парнем вроде меня. Да, я вырос в «Живых и мертвых» и живу там до сих пор, но я равнодушен к спиртному, не употребляю наркотиков и не промышляю грабежами, хотя в это и сложно поверить.
Мне часто снилось, что однажды этот момент непременно настанет, и Эйнар, словно герой голливудской мелодрамы, преклонит колено и обратится ко мне с просьбой стать его женой, но я и не предполагала, насколько быстро всё произойдет. Даже не знаю, кто был шокирован поступком Эйнара в большей мере, мои родители или я сама, но видок у нас всех, похоже, был тот еще, а Симка так на всякий случай встала с кресла, чтобы не упустить ни одной детали. Я же смотрела на застывшего в неподвижности парня и на глаза у меня наворачивались слезы радости. Я протянула Эйнару руку, и с моих губ уже практически слетело заветное «да», но тут обрела дар речи пришедшая в себя мама.
–Прекратите этот спектакль немедленно! – одним махом разрушила витающий в гостиной ореол романтики она, – ты с ума сошел, что ли? Рина –еще ребенок, ей не о замужестве надо думать, а уроки учить. Ей шестнадцать лет, у нее ветер в голове гуляет, но она, как и все влюбленные подростки, считает себя уже взрослой, а ты играешь на ее чувствах. Добился от нее обещания полтора года ждать тебя из армии и доволен, да? А посылки в часть тебе случайно отправлять не нужно будет? А на побывку ты приедешь, невесту проведать? По контракту он служить собрался, какой умник выискался! А Рина, значит, должна всю жизнь вслед за тобой прицепом мотаться, вместо того, чтобы университет заканчивать и карьеру строить? Ты хоть знаешь, что она готовится на юриста-международника в столицу поступать, а там конкурс по двадцать человек на место? Это у вас, в «Живых и мертвых», не успеют аттестат получить и сразу женятся, чтоб потом расплодиться, как кролики, и на детских пособиях сидеть, а наша роза не для тебя цвела, ясно? Любовь у Рины рано или поздно пройдет, и останется она у разбитого корыта – ни дома, ни профессии, только муж-солдафон, да и тот вечно в разъездах. Ты лучше пойди кому-нибудь в «Живых и мертвых» предложение сделай, там тебя точно по достоинству оценят, если ты и вправду весь из себя такой положительный!
–Я люблю Рину, что бы вы обо не думали, – упрямо возразил Эйнар, не меняя положения тела, и крепко сжал мои сведенные судорогой пальцы. Судя по всему, он предвидел посыпавшиеся в его адрес оскорбления, и не считал нужным принимать мамины слова близко к сердцу, – и вы зря так уверены, что я хочу привязать ее к себе и превратить в домохозяйку. Как только у меня появится возможность, я и сам постараюсь получить высшее образование, пусть даже по заочной форме.
–Эйнар, я вижу, что ты далеко не дурак, и голова и у тебя на плечах не только для того, чтобы шапку носить, – произнес отец, в отличие от мамы сохранивший львиную долю самообладания, – я даже могу понять, почему наша Ринка в тебя по втрескалась по уши, как у вас, у молодежи, говорят. Но вот ты тут планов на много лет вперед настроил, но не учел, что Рина после школы переедет в столицу и учиться она будет на дневном отделении, как все нормальные люди. И работу она тоже скорее всего найдет в столице, здесь с ее дипломом делать нечего…А ты не успеешь дембельнуться, как тебя, контрактника, на другой конец страны пошлют. И что, Ринка на первом курсе сорваться должна и за тобой чухнуть? Или ты рассчитываешь у нее наездами бывать? И что же это за семья такая?
–Витя, ты еще про родственничков его преподобных с «Живых и мертвых» забыл, – никак не унималась мама, – если они сейчас у него с карманов последнюю копейку выгребают, что дальше будет? У матери вот-вот ребенок родится, то купи, это купи, а самим на что жить? На Ринкину стипендию? Или он думает, мы поможем?
–Хватит! –порывисто встал с колена парень, и его зеленые глаза вспыхнули ослепительным пламенем, – какое право вы имеете меня оскорблять, Людмила Леонидовна? Я тот, кто я есть, я честно выложил вам всю свою подноготную и ничего от вас не скрыл. Не видите меня мужем своей дочери, ну и отлично, я не стану вымаливать у вас родительского благословения. Мне будет достаточно, если Рина скажет мне «да». Я назову ее своей невестой и буду ждать того дня, когда мы с ней сможем зарегистрироваться. Если Рина меня любит, а я верю, что любит, мы поженимся и без вашего согласия. Рина, тебе помешали ответить, и я спрошу еще раз- ты станешь моей женой?
ГЛАВА XI
Я смотрела сейчас на Эйнара и поверить не могла, что за какие-то неведомые заслуги, вероятно, уходящие корнями в одну из прошлых жизней, мне до такой степени повезло в жизни нынешней, и уже в шестнадцать лет я встретила человека, в точности воплощающего в себе не только мои девичьи мечты, но и отвечающего всем самым строгим требованиям, предъявляемым обществом к настоящему мужчине. Наверняка, родители видели в отчаянном поступке парня лишь бьющий через край юношеский максимализм и не воспринимали его слова всерьез, но для меня Эйнар символизировал наглядный пример личного мужества, и в моем сердце алым цветком полыхал негасимый огонь любви. Мои чувства к Эйнару были настолько сильны, что я готова была уйти из дома и последовать за ним в «Живые и мертвые». Семья, друзья, школа, налаженные бытовые условия и регулярно выделяемые на карманные расходы деньги – всё вдруг показалось мне неважным и вторичным по сравнению со страхом потерять Эйнара, и, если бы он тем или иным образом намекнул мне, что ждет от меня решительного шага, я бы без сожалений совершила безумство, и уже эту ночь провела бы в тесной каморке с выходящими на городской погост окнами.
–Да, Эйнар, конечно я за тебя выйду! –непроизвольно выступившие слезы застилали глаза и солеными каплями катились по щекам, я почти ничего не видела перед собой и горячую ладонь парня нашла практически наощупь. В этот момент для меня разом перестал существовать весь окружающий мир, очертания предметов потеряли привычную четкость, а пышущие гневом лица родителей и ошарашенная физиономия Симки слились в одно смазанное пятно, – да, Эйнар, да…
–Вон отсюда! –мамин выкрик внезапно перерос в истошный визг, и я поймала себя на мысли, что никогда прежде она даже толком не повышала голос в моем присутствии, и тем более отродясь не орала, как оглашенная, при наличии в квартире посторонних. Если для меня отважный шаг Эйнара выглядел сродни беззаветному героизму, то мама не ощущала ничего кроме жгучей ненависти. Создавалось впечатление, что она в состоянии одним лишь взглядом спалить парня дотла, а затем развеять пепел над рекой, чтобы бурное течение навсегда унесло с собой воспоминания о нашем драматичном романе. Несомненно, Эйнар понимал, что всё, чего бы он ни сказал или ни сделал, будет обязательно воспринято превратно и вывернуто наизнанку, но гордость не позволяла ему уйти, трусливо поджав хвост. Парень безусловно считал, что последнее слово должно было остаться за ним, и вместо того, чтобы с достоинством удалиться, он, можно сказать, своими руками вырыл себе яму.
–Вы допускаете большую ошибку, Людмила Леонидовна, – щеки Эйнара пылали багрянцем, а зеленых глазах бесновались искры негодования, но в остальном ему неплохо удавалось скрывать внешние проявлению бушующей внутри ярости. Парень стоял на краю бездны с занесенной над зияющей пустотой ногой, и это сумасшедшее бесстрашие завораживало меня необратимостью развязки, – вы вправе не доверять мне, но почему вы отказываете в доверии собственной дочери? Вы называете Рину несмышленым ребенком, но она уже давно выросла, у нее есть свои чувства, свои надежды, свои планы. Вы наперед продумали всё ее жизнь – на кого она будет учиться, где жить, где работать… А жениха вы Рине случайно уже не подсмотрели? Я ведь по вашему мнению ей не ровня, мой удел – спиться, сторчаться или загреметь на зону, вот и всё, на что у вас хватает воображения, так? Я для вас не более, чем отброс, кусок дерьма, который посмел сделать вашей дочери предложение, ни черта не имея за душой. Вы боитесь, что сразу после свадьбы я сяду вам на шею, забухаю и начну лупить Рину смертным боем за то, что она не дает мне денег на бутылку, я угадал? Знаете, мне всё равно, что вы обо мне думаете, я не стану вас разубеждать, время всё расставит по своим местам. Рина ответила мне «да», вы все это слышали, и больше меня ничего не волнует. Нам обоим теперь придется непросто, полтора года – немалый срок, но я почему-то верю, что Рина меня дождется, как бы вы ни на нее не давили. С этого дня она – моя невеста, я несу за нее ответственность, и поэтому прошу вас лишь об одном – не срывайте на ней свою злость, она ни в чем не виновата. Вот он я, стою перед вами, пожалуйста, оскорбляйте меня, унижайте, называйте, кем хотите, но не трогайте Рину, иначе я заберу ее от вас любой ценой.
–И по статье пойдешь, – многозначительно усмехнулся отец, – этого ты добиваешься?
–Я вас предупредил, – холодно произнес Эйнар, и бордовый румянец на его щеках разгорелся с новой силой, – не забывайте, я же из «Живых мертвых», на всю голову простуженный, с меня всякое может статься.
–Ты мне тут поговори еще, щенок, – угрожающе навис над парнем отец, – я с тебя за Ринку семь шкур сдеру, он тебе ни какая-нибудь сирота безродная, у нее отец с матерью есть, которые за свою дочь тебе башку отвернут и фамилию не спросят. А свой гонор ты для «Живых и мертвых» побереги, мы тут и сами не пальцем деланные, понял? Ты меня хорошо понял, Ромео хренов?