Предначертание
Шрифт:
— Я бесконечно сожалею о ее печальной участи, — сказал Джеймисон.
— Конечно, неприятно было влезать в ее шкуру, но иначе я бы не нашла последний ингредиент.
— Потому что она была блестящим химиком. И что еще важнее, умела свободно мыслить. Она задавала такие вопросы и находила такие ответы, о которых иные и помыслить не могли. Талант обернулся ее проклятием, а мог стать спасением.
— Однажды вы говорили, что я могу сравниться с кем-то, но не называли имени. Вы имели в виду Клеа?
— Верно. За последние пятьдесят лет я часто думал о ней и о том, как много Авалон
Помолчав, Лорел выпалила:
— Как вы можете превозносить ее талант после всего, что она совершила? При мысли о Клеа я представляю только горе и смерть.
Дэвид сочувственно сжал ее руку:
— Тогда подумай о том, как часто она спасала твою семью и друзей.
— Нам толком ничего не угрожало. — Лорел вспомнила знакомство с Клеа. В ту ночь она впервые «спасла» их. — Клеа сама науськала этих троллей. И даже Барнса пристрелила только потому, что он перестал ее слушаться.
— Да, но разве не ты говорила, что она создавала лучшие яды и противоядия? Полагаю, микстура, которую я тебе дал, исцелила твоего отца и не раз помогала твоим друзьям.
Лорел ахнула: голубой пузырек до сих пор хранился в ее домашней аптечке:
— Это ее рецепт?
Джеймисон кивнул:
— За свою жизнь я крайне редко встречал насквозь прогнившие семена. Даже те, кем движет зависть, алчность или гордыня, сохраняют способность любить. В конце концов и Юки сумела опомниться. Жаль, что Каллисте это не удалось, но я уверен: и в ней было доброе начало.
— Ну да, — неуверенно согласилась Лорел. После того как Тамани едва не погиб, ей вовсе не хотелось рассуждать о доброте Клеа.
Помолчав, Джеймисон сказал:
— Не знаю, застанешь ли ты меня в следующий раз.
— Джеймисон!
— Перестань, — перебил Джеймисон. Лорел редко видела его таким серьезным. — Выслушай меня — это очень важно. — Он умолк и осмотрелся, затем взял Лорел за обе руки и заглянул в глаза: — Пятьдесят с лишним лет назад мы приняли решение отправить посланницу в мир людей и начали готовиться к воплощению задуманного. Я был против — мне казалось, время выбрано неудачно. Кора увядала, и уже тогда было видно, какой королевой будет Марион. Но я оказался в меньшинстве. Шли годы, и в один прекрасный день нам принесли младенца — только что проросшую Зимнюю.
Глядя на эту малютку — которой было не суждено править Авалоном, ведь Марион лишь незначительно старше, — я опасался, что ее способностям не найдется применения. Такая участь уже постигла Каллисту. И я решил, что не допущу повторения. Через несколько дней члены Совета предложили двоих кандидатов на роль посланницы.
— Мару и меня? — спросила Лорел. Джеймисон кивнул.
— Одну из юных Осенних я знал — не раз видел ее в Академии, когда навещал сеянца-Зимнюю. Лучшим другом крошки-химика был сын садовницы.
— Тамани, — шепнула Лорел.
— Вот и ответ, подумал я. Посланница — добрая и мягкая по натуре, у которой в Авалоне есть безгранично преданный и любящий друг — тот, кто может стать ее якорем, к кому она захочет вернуться. Но вернуться не с пустыми руками. Я хотел, чтобы посланница не смотрела на людей свысока — а полюбила их всем сердцем, отвергла традиции и предрассудки, столь сильные, что их не уничтожит даже эликсир забвения. Что, если она сумела бы показать феям Авалона новый путь? Оказалась бы достойным советником при дворе? Быть может, тогда бы произошла мирная революция — и принесла в наш мир новый триумф и новый уклад?
— Джеймисон, — ахнула Лорел.
— А пока посланница будет жить в мире людей, я научил бы малютку-Зимнюю любить всех фей в Авалоне, не только наделенных властью. И, быть может, со временем и у нее появится шанс взойти на престол — шанс сделать Авалон таким, каким я всегда видел его в мечтах.
— Это был ваш план! — Лорел затаила дыхание, пытаясь осознать масштаб замысла. — Вы выбрали меня, помогли Тамани — вы все предусмотрели!
— Кроме этого. — Джеймисон широким жестом обвел разоренный Авалон. — Подобного я не ожидал. Но после изгнания Каллисты я не мог бездействовать. Нужно было готовить почву для перемен. Это наш секрет, — спохватившись, Джеймисон посмотрел на Ясмин, затем снова на Лорел. — Отныне и твой тоже. Помедленнее, моя шустрая наследница. Самые долговечные перемены — те, что происходят постепенно; не пустив длинных корней, дерево не вырастет в высоту. Но обещаю, когда придет время — когда Авалон созреет для перемен, и ты решишь вернуться, — Ясмин будет готова. Тогда случится настоящая мирная революция; ведь ее поддержат все феи Авалона. Благодаря тебе и Ясмин Авалон преобразится и наши мечты воплотятся в жизнь.
Она взглянула на Ясмин: в распахнутых глазах юной феи светилась доброта, за которую Лорел так любила Джеймисона.
«Будущее Авалона», — поняла Лорел, расплываясь в улыбке. Она кивнула, молча присоединяясь к благородному заговору.
По дороге Лорел старалась осмыслить усилия Джеймисона — семена, которые он взрастил, буквально и в переносном смысле, и урожай, которого он ждет, хотя и не надеется застать при жизни. Вскоре они оказались у врат. Лорел бережно усадила старого фея на каменную скамейку за полуразрушенными дверьми в сад. Ясмин устроилась рядом; фер-файре выстроились вокруг.
— Я… я сейчас, — пробормотала Лорел. Ей хотелось обдумать услышанное.
Вместе с Дэвидом она вышла из сада и, прислонившись к камню, опустилась на землю.
— Грандиозный замысел, — тихо сказала она
— И теперь он умрет ради его воплощения. — Дэвид уселся рядом. — Чтобы выпустить нас отсюда.
Лорел покачала головой:
— Тамани что-то придумает.
— Надеюсь.
Они долго молчали. Из-за горизонта показалось солнце, и прохладный ветер взъерошил Лорел волосы. Откашлявшись, она сказала:
— Жаль, что ты встрял в эту историю с мечом.
— А мне нет.
— Тогда жаль, что тебе пришлось убить столько троллей.
Дэвид не отвечал, но она знала, какие муки он испытывает.
— Это было здорово, правда. Без тебя мы бы не справились. Ты мой герой, — добавила она, надеясь подбодрить его похвалой.
Но Дэвид даже не улыбнулся.
— Ты не представляешь, каково это — держать Эскалибур. — Он пожал плечами. — Хотя, может, и представляешь. Наверное, ты чувствуешь то же самое, когда колдуешь над зельями.