Предназначение
Шрифт:
– Но ты можешь командовать ими, милорд, как ты сказал!
Он скрипнул зубами:
– Всеми, кроме одного – он не мой вассал. Мы равны. Оба лорды-сеньоры, теперь – оба Седьмые. Он даже уже не мой подопечный! Ты думаешь, что Ннанджи пойдет на переговоры?
Молчание.
– Ну, думаешь?
На этот раз жрец прошептал:
– Нет.
– И я тоже! Ты как-то сказал, что голова у него как кокосовый орех. У него будет выбор, не так ли? Я его брат, потому что мы принесли четвертую клятву. Но это всего лишь сутра. Он скажет, что колдуны – убийцы воинов и всегда будут ими. Он скажет, что переговоры предадут сбор и волю Богини, что это трусость и позор. Мы учили его, старик! Ты и я учили его хорошо – воля Богини превыше сутр! Твоя история дает ответ – убей его и возьми его королевство! Это совершенно укрепит его. Я так и слышу, как он говорит: «Я достойнее».
Шонсу поднялся на ноги.
– Может, так оно и есть. Может, Богиня думает так же. Она слишком быстро продвинула его!
Он ушел, меряя длинными шагами сияющее разноцветное пространство мозаики.
Хонакура остался где и был, вглядываясь в лик Высочайшей, окруженный теперь радужным нимбом слез.
Книга пятая
Как воин вернул меч
Глава 1
Была уже середина следующего утра, когда Уолли мрачно вскарабкался по веревочному трапу на палубу «Сапфира». Неподвижный, со спущенными парусами, маленький голубой корабль стоял на якоре среди залитой солнцем воды, как островок благоразумия посреди безумства сбора. Он все же вернулся, поскольку у него было здесь дело, которое он вряд ли мог кому-либо поручить, – Ротанкси. И сверкающих волн, и кружащих белых птиц этим утром не хватало, чтобы развеять его раздраженное, мрачное настроение.
Как только он ступил на борт, Джия вышла к нему навстречу. Он сжал ее руки в своих и отшатнулся, увидев ее запудренное бледное лицо. – Что случилось? – спросил он. Она потупила глаза:
– Это недоразумение.
– Кто это сделал? – заорал он. Волны гнева заклокотали в его глотке. Если это снова какой-нибудь воин, тогда – не миновать потоков крови…
– Ты, – сказала она тихо.
Он изумленно уставился на нее, неожиданно осознав, что на палубе полно других людей, в основном притворяющихся занятыми, но все они – от карапузов до старой Лины – без сомнения, смотрели и слушали.
– Когда ты судил двух воинов, хозяин. Я пыталась защищать их. И не слишком удачно для меня.
Он ударил ее? Его мысли вернулись в красный туман, заволокший его вчера в ложе… Да, возможно, он оказался на это способен.
– Моя любовь! – воскликнул он. – О Джия! – Он обхватил ее руками и поцеловал.
И снова отпрянул, озадаченный. Да, конечно, его язык был на вкус как заношенная меховая стелька, и в Мире еще не изобрели зубную пасту. Он не был пьян прошлой ночью, однако принял изрядное количество местного отвратительного вина в протухших мехах, чтобы обеспечить себе многопудовое похмелье. Без сомнения, в это утро он был любовником с особым привкусом. Но даже с учетом этого в поцелуе многого недоставало. И она называла его «хозяин».
– Я потерял голову, Джия. Я даже не помню, что творил.
Она молчала, не поднимая головы, но он ждал, и неожиданно она заговорила:
– Я знаю, хозяин.
– Ты простишь меня?
Теперь она смотрела на него, изучая с подозрением.
– Ты хочешь заслужить мое прощение?
– Как? Только скажи мне, как?!
– Спустимся в каюту, и я тебе покажу, как. Он снова сжал ее в объятиях.
– Только не сейчас, любовь моя! Я почти не спал ночью, и у меня есть одно дело.
Что-то осталось недосказанным. Он буквально спал на ногах. Он проводил Доа до ее дома незадолго перед восходом – и дверь была захлопнута перед его носом. Он вернулся обратно в ложу и обнаружил, что она по-прежнему кипит, как сумасшедший дом. Адъютант Линумино наверняка не добрался до кровати этой ночью, организуя размещение по баракам и в семейные квартиры, и снабжение провиантом, и выдачу мобилизационных предписаний – и все это одновременно. Крики и грохот марширующих сапог не смолкали ни на минуту, тут и там разгорались конфликты, отголоски которых доходили до самого сеньора. Седьмые были в прекрасной форме и полны энтузиазма, но Уолли возложил на них слишком много, чтобы это можно было сделать быстро. Мысль о постели, в которой бы его ждала Джия, была райским видением, но этой мысли он должен был сопротивляться. Или это отговорки виноватого? Она закусила губу:
– Два человека, которых ты продал, хозяин…
Так она хотела своим предложением подкупить его?
– Выбрось это из головы, Джия! Как я веду сбор – не твоя забота!
– Да, хозяин.
– И не называй меня так!
– Да, хозяин. Женщина!
Она повернулась, чтобы уйти. Он грубо схватил ее за плечо и развернул лицом к себе.
– Отношения между воинами и городом из рук вон плохие! – резко бросил он. – Важно то, что я успокоил старейшин. Теперь ты понимаешь?
Она без слов кивнула.
(Лжец! – сказала его совесть. – Что бы ни делал Шонсу, когда он был кастеляном, он терроризировал старейшин. Они унижали его этой ночью.) – Я должен был пойти на этот бал! (Вздор! Они предпочли бы, чтобы ты не показывал носа и послал Ннанджи вместо себя.) – И они были бы глубоко оскорблены, если бы я взял рабыню в сопровождающие.
(Ты подразумеваешь, что воины смеялись бы над тобой.) – И если я выбрал Леди Доа как партнершу в танце, то во всяком случае это не твое дело!
– Конечно, нет, хозяин.
Она снова повернулась. На сей раз он сгреб ее за плечи и встряхнул.
– У тебя нет повода ревновать к Леди Доа!
– Ревновать! – Невероятно, но теперь начала кричать Джия. – Рабыня? Ревнивая? Что может заставить рабыню ревновать?
– В данном случае ничего! Мне нужна была пара для танца…
– Ты думаешь, меня очень волнует, кого ты выбрал для этого дурацкого танца?
– И ничего более!
– Ты думаешь, меня волнует это, или?.. Спи с кем хочешь, хозяин. У рабов не просят прощения.
Уолли был поражен. Никогда раньше она не повышала голос так, как сейчас, ни на него, ни на кого другого. Он отпустил ее.
– Так что же тебя волнует?
– Ты! – пронзительно закричала она, топнув ногой. – Что ты делаешь с собой?!
Он был воином седьмого ранга. Он был старшим сеньором сбора, самым могущественным человеком в Мире. Он запнулся и тоже заорал:
– Укороти язык, женщина! Не забывай, ты и в самом деле только рабыня!
– И я была счастлива как рабыня! Я делала то, что приказывала мне моя хозяйка, со многими мужчинами. И очень немногие смели меня ударить!
Он взял себя в руки и понизил голос:
– Я же сказал, что приношу извинения. Я этого больше не повторю.
– Может быть, ты и должен это повторить! Чтобы я не забывала, что я только рабыня.
Никогда она себя так не вела! В какой-то момент маниакальный дух Шонсу почти прорвался наружу. Теперь Уолли укротил его, переведя дыхание и разжав кулаки. Он оглянулся вокруг, увидев множество испуганных глаз, которые поспешно были отведены. Ротанкси, которого он пришел уговаривать и вербовать, сидел на крыше кормового навеса, невозмутимо слушая вместе с другими эту бессмысленную перебранку.