Предназначение
Шрифт:
– Шонсу, для такой клятвы потребуются жрецы!
– Думаю, да.
– Тогда почему бы не отвести Лорда Ротанкси пока в тюрьму – посмотреть, как воины содержат пленников? А мы бы пока, – он сделал широкий жест в сторону кастеляна, – с Лордом Тиваникси немножко пофехтовали!
Тюрьма есть тюрьма – темень, плесень и вонь. Уолли настоял на том, чтобы пленников хорошо содержали, их и содержали хорошо – по меркам Мира. Он позволил Ротанкси поговорить с ними наедине, рассчитывая, что старик объяснит им их положение контрзаложников и убедит в безопасности. Хотя интересно было бы услышать, как пленные колдуны отнесутся к идее переговоров.
Впрочем, тюрьма есть тюрьма, и было большим облегчением выбраться наконец на свежий воздух, пусть даже во двор со всеми его душевыми и уборными, хлопавшими на ветру парусиновыми стенками. Но сквозь этот шум до Уолли донеслись возбужденные и одобрительные крики.
– Как насчет небольшого фехтовального представления, милорд? – предложил он. – Думаю, это не твой любимый вид спорта, но на это стоит посмотреть, чтобы было потом о чем рассказывать дома.
Колдун все еще слепо моргал глазами на свету после темниц.
– В самом деле! – сказал он. – Но сначала скажи мне, что случилось с Лордом Ннанджи? Как ему удалось убедить остальных?
– Если он говорит, что привел те же аргументы, милорд, я должен ему верить. Но, признаюсь, я не понимаю.
Ротанкси беспокойно нахмурился:
– Если бы я услышал это от кого-нибудь другого – даже, прости, от тебя, Лорд Шонсу, – я бы предположил коварство. Но от него…
Он покачал головой. За время своего плена на «Сапфире» он узнал Ннанджи. Даже колдун не мог предположить у него двоемыслия. Ннанджи был улыбчивым убийцей, но он никогда и не скрывал этого.
Уолли провел колдуна через туннель и арку к ступеням перед ложей, где застал с полдюжины среднеранговых, огораживающих пространство поединка. Игры в поло прекратились, и теперь воины развлекали себя фехтованием. Почти каждый из собравшихся обнимал женщину, как бы празднуя этот неожиданный подарок судьбы. Не многие заметили остановившегося рядом колдуна в сопровождении их сеньора.
В центре этого огромного круга зрителей Ннанджи с Тиваникси пританцовывали вперед-назад, звеня рапирами.
– О-о-о! – выдохнула толпа, и Ннанджи показал, что коснулся противника.
– Счет? – спросил Уолли у ближайшего Третьего.
– Два – ноль, милорд.
Потом фехтовальщики снова сошлись, вращая рапирами с такой скоростью, что трудно было за ними уследить, лица скрыты масками, хвостики прыгают. Толпа ревела в предвкушении скорого конца поединка, но ни один из противников не уступал, и исход был все еще неясен. Уолли никогда раньше не видел состязания Седьмых. Высокоскоростной балет со сталью – это было восхитительно, атлеты двигались с удивительной грацией. Он увидел, каким высоким стал Ннанджи по сравнению с Тиваникси, и каким быстрым. Там и тут он узнавал свои любимые приемы, но все было так молниеносно, что даже он с трудом мог различить движения.
– Ах-х!
Ну, вот и все. Матч кончился. Маска Ннанджи взлетела в воздух, его ликующий крик победителя потонул в реве толпы. Появилось лицо Тиваникси, раскрасневшееся и улыбающееся. Он поднял рапиру в салюте, в то время как Ннанджи водрузили на плечи, чтобы пронести вокруг площади.
Уолли с удивлением смотрел на это. Так, значит, теперь Ннанджи стал настоящим Седьмым, а не фикцией, и очень хорошим Седьмым, если он смог победить Тиваникси. Но это же невозможно! Ннанджи был отличным учеником со светлой головой, но достичь такого ранга и так быстро? Четыре недели назад он с трудом стал Шестым. Не иначе как кастелян поддался ему в поединке, выражая таким образом свое восхищение храбростью идущего добровольным заложником в Вул. Но если бы это было так, разве мог бы Ннанджи засчитать себе победу?
Смещение популярности было еще удивительнее. Этот самоуверенный мальчишка проявил необыкновенную настойчивость, не считаясь с потом, кровью и бесчисленными синяками. Только недавно он завоевал симпатии Седьмых, теперь же он, похоже, подчинял себе и остальных.
Уолли повернулся было что-то сказать колдуну и обнаружил улыбку удовольствия на его лице: известный всем заложник – ценный заложник.
Прежде чем они успели начать разговор, появились два паланкина. Сопровождаемые суетящимися жрецами и жрицами, высадились Хонакура и Кадиуинси.
Первым впечатлением Уолли при взгляде на Хонакуру была радость – на смену зловещей бледности пришел румянец. Но когда, опираясь на молодого жреца, Хонакура подошел ближе, стало видно, что кожа его приобрела странную прозрачность, а в глазах горел лихорадочный огонек. Не так ли ярко вспыхивает свеча перед тем, как погаснуть?
Уолли салютовал и представил Ротанкси, всем им приходилось кричать, чтобы заглушить рев толпы.
– В хорошем ли ты здравии, святейший? Старые глаза сверкнули в ответ.
– Не особенно. Но вижу, что ты – в хорошем. Ты добился переговоров?
На лице его был написан вопрос. Уолли многозначительно кивнул. Он готов на все. Хонакура приподнял бровь. Почему? Уолли пожал плечами. Не знаю.
– Мы тут немного развлеклись фехтованием, милорд? – сказал он. – Лорд Ннанджи только что побил Лорда Тиваникси, третьего фехтовальщика сбора.
Хонакура понимающе кивнул:
– Мы, жрецы, говорим: «Ученик может превзойти своего учителя».
И Уолли, в свою очередь, понял то, что ему нужно было понять. Это могло быть только предисловием той сутры, в которой говорилось о рыжеволосом брате. Послесловие, наверное, содержало обязанности наставников. Ну, положим, он пока не думает, что Ннанджи готов к тому, чтобы превзойти. Но ему не хотелось бы проверять это – и, разумеется, не на клинках.
Затем подошел Кадиуинси, и приветствия начались снова. Шум толпы возрос. Уолли глянул через головы и увидел, что улыбающееся лицо Боарийи исчезает за маской. Ннанджи водил перед ним плечами, помахивал рапирой и хохотал. Боарийи тоже поддастся ему? Лорд-сеньор не имеет возможности долго наблюдать за поединком. Он должен вести своих гостей. Но он и не хотел ничего видеть.
Когда они подошли к дверям комнаты совета, то обнаружили ее переполненной суетящимися воинами. Джия тоже была там, и Хонакура тепло и радостно приветствовал ее, шокировав других жрецов требованием поцелуя.