Предположительно
Шрифт:
— Это такой бред! Копам на все наплевать!
— Все их расследования — полная ахинея. Мне не предлагали никакой сделки!
Но я не думаю, что это все выдумка. Этого быть не может. Детектив Оливия Бенсон, женщина полицейский, она выглядит такой, даже не знаю, умной и невероятно милой. Она всегда чувствует, когда кто-то врет. Всегда заводит дружбу с жертвами и не останавливается, пока ни найдет настоящего преступника. Иногда, я воображаю, что было бы, работай она над моим делом.
Она бы сказала: «Мэри, все хорошо. Я знаю, что ты не убивала эту чудесную малютку. Нутром чую, что не убивала. И я обещаю тебе, что не успокоюсь,
Принимая душ, нахожу еще одну веснушку. Или родинку, я не уверена. Это уже двадцать третья. Я такая бледная и костлявая, что меня с трудом можно назвать «чернокожим ребенком». Не возражаю, просто мне любопытно, был ли мой папа белым. Каждый раз, когда спрашивала о нем у мамы, она вела себя так, будто я сумасшедшая и говорила: «О чем ты? Рей — твой отец».
Рамон, «Рей», мой отчим номер два, был полутораметровым доминиканцем. Даже мама была выше него, но его роста хватало, чтобы избивать ее двадцать четыре часа семь дней в неделю. Его кожа была цвета пшеничных тостов, намазанных медом, а очки, которые он носил слетали и разбивались вдребезги каждый раз, когда он приходил домой пьяным. Еще у него отсутствовало четыре передних зуба. Я была ни капли не похожа на Рея. И слава Богу.
Но мой настоящий папа, он где-то рядом, он все еще ищет меня. Никому не хочется быть тем самым ребенком в приюте, ожидающим, пока его найдут его настоящие родители, как Энни9. Но иногда, по ночам, я думаю о нем. В моих мечтах он высокий, богатый, привлекательный белый мужчина. Он подъедет на своем лимузине, выйдет навстречу ко мне, сожмет в своих объятиях и скажет: «Я ждал тебя всю свою жизнь.» А потом, он спасет меня от этого места и от мамы.
В темном углу подвала есть два компьютера, которыми нам разрешено пользоваться по тридцать минут в день. Именно там я нашла прячущуюся Новенькую. Может, мне стоит поговорить с ней? Почему нет? Здесь только мы, а, по сравнению с остальными, она просто разваренная макаронина.
— Что делаешь?
Она вскрикивает, подпрыгивает со своего стула и одним быстрым движением выключает монитор. Она отступает, ее испуганный взгляд сияет силой тысячи огней.
— Слушай, я тебя не трону, — усмехаюсь я. — Ты слишком взрослая для меня.
Ее взгляд становится еще более безумным, а руки трясутся, будто мои слова подобны ледяному ветру. Я испугалась, что ее и без того бледная кожа может напрочь лишиться всякого румянца. Неудачная шутка. Пожимаю плечами и отхожу к противоположенной стене, пытаясь дать ей пространство. Я привыкла к тому, что меня считают прокаженной, так что мои чувства не уязвить.
Она выжидает, пока сяду за компьютер и только после этого возвращается к своему. Ее пальцы порхают по клавиатуре. В детской тюрьме мне не разрешалось посещать компьютерный класс. Почему? Без понятия. Я щелкаю по мышке, но экран все еще остается черным. Разве он не должен был включиться после этого? Может, он сломан? Но компьютер Новенькой же работает.
— Эм... ты не знаешь, как... включить его?
Новенькая роняет свою челюсть и моргает в непонимании.
— Ты не умеешь им пользоваться?
Почему этот вопрос прозвучал так, будто я тупая или что-то в этом роде?
Я не могу встретиться с ней взглядом, это чертовски неловко. Она немного колеблется, но после этого медленно подходит ко мне и щелкает по кнопке, спрятавшейся за черным ящиком.
— Спасибо, — бормочу я, видя, как мой экран возвращается к жизни. Она несется на свое место, все еще глядя на меня, будто не может определиться, что обо мне думать. Я щелкаю по логотипу «Гугла», видела, как мисс Кармен это делает. Она набирает что-то на клавиатуре, и нужная информация тут же появляется на экране. Так что я печатаю «Е Г Э» одним пальцем.
— Я... эм... гуглила тебя, — говорит Новенькая, с дрожью в голосе. — Я помню об этом. Мне было десять, когда... ты убила того ребенка.
Я вздыхаю и поворачиваюсь к ней.
— Предположительно.
Она сглатывает, ее взгляд снова возвращаются к экрану. Я никогда раньше не задумывалась о том, что когда-то мое лицо было повсюду. Что именно она видела? Статьи, телепередачи, фотографии... возможно, даже фотографии Алиссы! Вероятно, в «Гугле» тысяча фотографий. Они не дали мне ее фото в тюрьму. Я не имела права просить об этом. На самом деле, я не имела права ни на что. К счастью для моих охранников. Они предпочитали держать меня весь день в камере, где я часами смотрела на серый цемент, думая о маме и Алиссе. Проще держать животное в клетке, чем играть с ним.
Но я больше не в детской тюрьме. Все, что мне нужно — это напечатать свое имя. Тогда я смогу увидеть ее! Я удаляю слово Е Г Э и печатаю М А Р И Я...
— Про тебя там много чего написано. Про то, как ты это сделала.
Как я это сделала? Сделала что? Ах, точно. Я не хотела смущать ее.
— Ты... прогуглила всех? — спрашиваю я.
— Нет. Только тебя. Ты настоящая знаменитость. Поэтому они тебя ненавидят.
— Кто?
— Все остальные.
— Ох.
Думаю, меня ненавидит весь мир. Наверно, так и есть. Они ничем не отличаются от той толпы, собравшейся перед зданием суда. От всех тех кричащих людей в футболках с изображением Алиссы и огромными транспарантами... может, там есть и их фото. Удалить. Удалить. Удалить.
— Они все выглядят безумными. Другие. Ты не находишь?
Знаю, как выглядит безумие. Я живу с ним уже долгое время. Но ни одна из этих девушек не подходит под это описание. Просто глупые. Они делали глупые поступки по глупым причинам. Полагаю, вы можете назвать глупой и меня.
— Наверно.
— Ты когда-нибудь думаешь о... том вечере?
У меня дергается глаз, и я вздыхаю.
— Каждый день.
Выдержка из полного отчета о вскрытии Алиссы Ричардсон:
Описание погибшей: девочка европеоидной расы. 12 недель. Темные волосы, голубые глаза. 6 килограммов 100 граммов.
Время смерти: приблизительное время смерти между 7:30 и 9:30 вечера.