Предположительно
Шрифт:
Детектив : Почему вы так подумали?
Мелисса : Потому что она выглядела так, будто ее избили... тростью или палкой, или еще чем. По всему ее телу были... синяки. Я знаю свою малютку. Я знаю, как она выглядела, когда я привезла ее туда. Ничего подобного на ней не было.
Глаза Теда округляются. Его рот приоткрыт, речь едва можно разобрать.
— Но...
Я рассказала Теду обо всем. Об Алиссе. О маме. О том, что у нас хотят отобрать Боба. Выложила последние шесть лет моей жизни меньше, чем за десять минут. Он первый человек, которому я рассказала полную версию этой истории.
— Детка, ты должна рассказать кому-нибудь!
— Кому? Никто мне не поверит.
— Но ты, черт тебя дери, не пыталась!
— Ты же знаешь, что люди всегда говорят. Каждый заключенный считает, что он невиновен.
— Но ты невиновна!
Он ходит взад-вперед, разминая кулаки.
— Не, не! Мы... мы должны что-то сделать. Мы... В смысле, я... ты... тебе нужен адвокат.
Я не нахожу в себе смелости рассказать ему о том, что уже думала об этом. Винтерс быстро пресек этот план.
— О, копы. Мы должны рассказать полиции!
Я вздыхаю. Если я пойду в полицию, мне не поверят. Если я буду сидеть сложа руки, они отберут Боба. Тед не сможет усыновить малыша, потому что он так же, как и я живет в групповом доме. Даже если он попытается, мне шестнадцать лет, а ему — восемнадцать, его посадят за изнасилование несовершеннолетней в мгновение ока. И есть еще мама. Смогу ли я отправить ее за решетку и жить с этим? Видимо, это и имеют в виду, когда говорят: «куда не кинь, один клин».
Тед хватается за голову, сыпля проклятиями себе под нос.
— Дай мне это переварить. Мы не потеряем этого ребенка. А если у нас ничего не получится... что ж, ладно. Но я не позволю тебе провести ни одной гр*банной минуты в этом месте за то, чего ты не совершала!
Ужин, а после него — групповая терапия. Как обычно, мне нечего сказать. Сложно говорить о своих чувствах, когда их у тебя нет. Но мисс Вероника загоняет меня в угол, как только наш сеанс подходит к концу.
— Мэри, можно тебя на минутку?
У меня нет настроения для этой женщины. Я ужасно устала, хочу пить и есть, ведь мисс Штейн не разрешила мне взять добавки.
— Только то, что ты беременна, не означает, что ты можешь объедать меня и весь дом!
Но у меня нет выбора. Я должна ее выслушать, иначе они используют любой предлог для того, чтобы снова отправить меня в тюрьму.
Мисс Вероника дожидается, пока все девочки поднимутся наверх.
— У меня для тебя кое-что есть.
Она достает из-за спины тонкую красную книгу и вручает ее мне. «Тужься»17, автором которой значится некто по имени Сапфир. И никакой фамилии?
— Это очень хорошее произведение. Я подумала, что ты сможешь прочувствовать его как никто другой.
— Эммм... спасибо, — бормочу я. Это мило с ее стороны. В смысле, я рада, что мне теперь есть, что почитать, но отношусь подозрительно ко всему, что нравится Мисс Веренике.
— Итааааак... Мэри, как поживаешь?
— Нормально.
Она наклоняет голову в сторону.
— Правда, Мэри? Ты уверена, что все «нормально»?
Честно говоря, не знаю, что ей ответить, поэтому я сохраняю молчание.
— Я слышала, что у тебя есть важные новости. Хочешь поговорить об этом?
Мои желания не волнуют ни ее, ни кого-либо еще, так что я молчу.
— Мэри, я читала твой журнал чувств каждую неделю. Ты никогда не упоминала, что беременна или что у тебя есть парень. Ты же знаешь, можешь говорить со мной, о чем угодно. Для этого я здесь и нужна. Чтобы тебе было с кем поговорить о своих чувствах, чтобы помочь тебе сориентироваться на твоем жизненном пути...
Я внимательно рассматриваю пол под ее ногами. Вокруг вычурных туфель на плоской подошве валяются клоки волос. В доме, битком набитом женщинами, нет ничего кроме волос. Если хоть один день мы забудем подмести, они начнут собираться в огромные перекати-поле, как те, что обычно бывали в вестернах, которые мама любила смотреть во время стирки.
Это была мамина работа: стирать чужие вещи. Постирать и выгладить за пятнадцать долларов за сумку. Люди часто обращались к ней за этим, им нравилось, в каком состоянии была их одежда к тому моменту, как она заканчивала. Идеально сложенная и безумно мягкая. Мама была хороша в уборке. Чистый дом — дом благочестивый. Вот только в групповом доме не было места Богу.
— Мэри? Мэри?
Мисс Вероника улыбается.
— Прием-прием. О чем ты задумалась?
Я качаю головой.
Мисс Вероника начинает длинную речь о сексе и контрацепции, о венерических заболеваниях, СПИДе и значении истинной любви.
— Как видишь, Мэри, ты должна быть уверена в том, что любишь человека, с которым сближаешься. Что этот человек для тебя особенный. Потому что, в конце концов, ваша любовь создает новую жизнь.
Ее рука тянется к моему животу, и я отпрыгиваю назад, опрокидывая стул. Я отлетаю на расстояние пяти шагов от нее.
Она собиралась потрогать Боба! Эта тупая с*ка собиралась потрогать Боба!
— Ой! Прости, Мэри. Я не хотела...
Она замолкает, в шоке застыв на месте, ее руки все еще вытянуты. Мои ладони сжимаются в кулаки, сердце бьется так, будто вот-вот выскочит наружу.
— Ты... эм... говорила с мисс Кармен о возможных вариантах?
Мисс Кармен ясно дала понять, что у меня только два варианта: убить Боба или отдать.
— Учитывая твои жизненные обстоятельства, усыновление может быть неплохой идеей. На какое-то время. Забота о ребенке — это огромная ответственность. Может быть, будет лучше отдать ребенка в любящую семью, которая сможет обеспечить...
Я не хочу больше слышать об усыновлении. Мы с Тедом и есть любящая семья! Мы сможем обеспечить его. Тед найдет работу, а я пойду в колледж. Почему они не могут оставить нас в покое! И что она может знать о детях? У нее их даже нет. Мне она не нужна! Мне никто не нужен!