Председатель (сборник)
Шрифт:
— Видать, поторопились нынче. Утоптали плохо, да и окружность не соблюли.
— То-то и оно!.. Колхозное — чужое, а свое, кровное — свадьбу сыграть… — горько говорит Трубников, и тут страшный удар грома раскалывает небо.
Яростно хлынул ливень.
По окнам стекают последние капли дождя. Гроза прошла, снова светит солнце, июньский вечер еще светел, хотя солнце спустилось к горизонту.
Трубников и Борька рассматривают наброски для стенда.
— Хорошо, — говорит Трубников. — Все в подробности, только башня тут
— Это не башня, а голубятня.
— Зачем?
— Голубь-то — почтовая птица. Над почтой голубятник — в самый раз.
— Идут!.. — слышится взволнованный голос подошедшей к окну Надежды Петровны.
К дому Трубникова приближается шумная толпа. Впереди шагает Павел Маркушев в темном костюме и белой сорочке, рядом с ним молодая в светлом длинном платье с фатой и ромашковым венком на голове. За ними выступают родня и гости, среди всех выделяется дородством старший брат Павла уральский сталевар.
Люди идут, приплясывая, отбивая дробца. Из середины толпы вырывается пронзительное обращение:
Ты воспой, ты воспой
В саду соловейко…
А раскатистый бас отвечает:
Эх, я бы рад тебе воспевать.
Эх, мово го-о-лосу не хвата-ат.
Хаз-Булат удалой,
Бедна сакля твоя…
Одни слова путались с другими, все ухало, охало, ахало.
— Видишь, ты не пришел, и свадьба сама тебе честь оказывает, — говорит Надежда Петровна.
— Нужна мне такая честь! — зло отвечает Трубников. — Коль зарядят дожди — сеногной, все прахом пойдет!
Свадьба приближается к дому.
— Выйди на улицу, неудобно, — просит Надежда Петровна.
— А ему удобно мне в лицо глядеть?
— Нельзя так, Егор, надо быть добрым!..
Трубников как-то странно — нежно и насмешливо — смотрит на жену.
— Да, надо быть добрым… Ведь нам одной жизнью жить, верно? Со всеми свадьбами, родинами, крестинами, радостями, горестями… И сколько же, скажи, будет дрянного, нелепого, мешающего, если не быть хоть раз по-настоящему добрым!
Он выходит на крыльцо, Надежда Петровна следует за ним.
— Егор Иваныч, мы за вами! — В голосе Павла смущение, неуверенность и радость.
Трубников молчит.
— Такая незадача! — Павел делает грустное лицо, но против воли глаза его ликуют. — Прямо несчастный случай, да мы завтра наверстаем!
Умоляюще и нежно смотрит на Трубникова невеста, с веселой надеждой брат-сталевар.
— Мразь! — громко говорит Трубников Павлу Маркушеву. — Раз ты коллектив обманул, нет тебе ни в чем веры. Я бы подумал на твоем месте, — он глядит в помертвелое лицо молодой, — стоит ли с таким судьбу вязать. — И, повернувшись, возвращается в дом.
Он
— Ох и одиноко тебе будет, Егор, — говорит она печально. Трубников молчит.
— Может, это и сила в тебе, что ты так можешь… Только надо ли? Надо ли так с людьми? Ведь нонешний день им на всю жизнь запомнится.
— Я и хочу, чтобы им он запомнился на всю жизнь, — тихо отвечает Трубников. — Ну, мать, раз нам свадебных пирогов не есть, собери-ка поужинать!
В доме Маркушева негромко и невесело под «Милку дорогую» справляют свадьбу. Захмелевший Павел сидит за столом в палисаднике. К нему склонился Семен Трубников.
— Осрамили тебя на весь свет, — говорит он Павлу. — Разве это дозволено?
— И за что? — с хмельной обидой бормочет Павел. — Ну, ошиблись, поправимся…
— А ему люди — тьфу, лишь бы себя выставить!
— Ладно брехать-то! — вмешивается скотница Прасковья. — Он обо всех нас думает.
— Молчала бы, верная Личарда! Вот попомните, ему за ваш труд и пот новые награды выйдут, а вам — сказки о светлом будущем.
— Мы так несогласные… — крутит головой Павел. — Я уйду… И Лизаху заберу… А коли она не того… я один…
— Ладно чепуху молоть! — обрывает его старший брат.
— Я серьезно… Он, гад, мне в душу наплевал!
— Наш взводный тоже гад хороший был, — говорит сталевар. — А ведь мы не дезертировали и в атаку шли за этим взводным.
— Молчи, блокнот-агитатор!
Появляются захмелевшие бабы, волоча за собой Лизу.
— Горько! — орут гости. — Горько-о!
«Так будет» — эта крупная надпись венчает Борькин рисунок, набитый на доски и установленный против строящегося здания конторы.
У стенда остановились две молоденькие колхозницы. Они рассматривают рисунок, переглядываются и прыскают. К стенду приближаются Трубников с Игнатом Захарычем.
— Видал, заинтересовались! — удовлетворенно говорит Трубников.
Но тут и девушки заметили председателя. Смущенно, испуганно охнув, они пустились наутек.
— Чего это они? — удивился Трубников. Но, подойдя к стенду, он краснеет от гнева.
Через весь рисунок, который он частично загораживает своей фигурой, тянется другая надпись: «Когда рак свистнет… твою мать».
— А каждую стеночку еще в особь изукрасили, похлеще иного забора, сокрушенно говорит Игнат Захарыч.
— Да, выражено недвусмысленно…
Трубников приходит домой, где застает Надежду Петровну.
— Знаешь, как стенд испохабили?.. — начинает он. Надежда Петровна прикладывает палец к губам и кивает на закуток.
— Плачет? — шепотом спрашивает Трубников.
— Не знаю…
Трубников проходит в закуток. Мальчик лежит плашмя на койке.
— Ну, Борис, это не по-солдатски…