Председатель Совета народных комиссаров Владимир Ильич Ленин

В центре Москвы, на Красной площади, почти напротив Лобного места, в тени Кремлевской стены стоит красно-черная мраморно-гранитно-бетонная пирамида. Это гробница, это усыпальница, это Мавзолей В. И. Ленина. Первый раз я побывал в ее внутренней полости лет шестьдесят назад, в советское время. Помню длинную змеистую очередь, намертво застывших часовых у входа, сумеречный зал и – в лазоревом свечении – лик Ленина. Этот лик жил за хрустальным колпаком другой, не здешней жизнью. На детское сознание гробница производила особое впечатление: храм – не храм?.. Тем более когда рядом бредущие взрослые уверенно шептали: «Как живой!»

Позже, в студенческие времена, я был на экскурсии в музее-квартире Ленина в Кремле. Кабинет Ленина показался в общем-то обычным. Привлекла внимание скульптура сидящей на письменном столе обезьяны, с интересом разглядывающей человеческий череп (подарок американского предпринимателя Хаммера), и архаичный

телефонный аппарат, прикрепленный к стене. Запомнилась и старинная этажерка с книгами. В жилом помещении еще более темная кухня с обилием явно не нужных кухонных принадлежностей, – довольно скромное жилье для «кремлевского мечтателя», не говоря уже – для кремлевского владыки. Тогда впервые почувствовал некоторый диссонанс между загробно-сказочной атмосферой Мавзолея и кремлевской обстановкой в квартире и кабинете.

Приняв предложение написать о первом большевистском вожде биографический очерк, я вскоре стал укорять себя за опрометчивость: что, собственно, нового могу рассказать о человеке, о котором за сотню лет написаны тысячи пропагандистских и научных книг, изданы сотни публикаций документов, сняты кинофильмы различных жанров? Даже то, что десятилетиями скрывалось за стальными дверями архивохранилищ, а точнее, в недрах спецхранов, уже в наше, в постперестроечное время было опубликовано и оценено. Выяснилось, что Ленин был жесток, циничен и даже кровожаден. Его кровожадность была иногда вполне конкретной и адресной, а иногда напускной и брюзгливой. Начались кампания за кампанией (они циркулярно возобновляются и в наше время), требующие выноса тела из Мавзолея и снесения кремлевского мемориала. Ныне вся мебель кабинета и музея-квартиры перенесены из Кремля в подмосковные Горки, туда, где хозяин доживал последние дни января 1924 г.

О Ленине писали еще при жизни, пишут сейчас и, конечно, будут писать в будущем. О нем писали известные мастера публицистической и художественной прозы или знавшие его лично, такие как Дж. Рид, Г. Уэллс, Л. Троцкий, М. Горький, Н. Крупская, Г. Зиновьев, И. Сталин… В СССР о нем были написаны десятки отлакированных, одобренных высшими партийно-государственными органами официальных биографий и подцензурных воспоминаний. В этом огромном, не поддающемся реальному измерению, потоке информации и литературы о Ленине можно выделить несколько серьезных исследований: это часто переиздаваемая с середины девяностых годов ХХ столетия биография Ленина, написанная Дмитрием Волкогоновым, – «Ленин. Книга 1 и 2. М., 1994» и сравнительно недавно переведенная монография английского историка Роберта Пейна «Ленин. Жизнь и смерть. М., 2002». Книга Волкогонова хорошо обоснована фактическим материалом, до того неизвестным для большинства историков. Он написал биографию Ленина по так называемому проблемному принципу, выделяя важные, с его точки зрения, вопросы. Книга Пейна выдержана в классическом жанре исторической биографии, когда жизнь и дела героя освещаются от начала, т. е. от рождения, и до конца, т. е. до смерти. Пейн больше опирался на материалы, собранные в течение ХХ века в европейских хранилищах.

Проходит время, и неизбежно появляется масса новой информации и необязательно из разверстых спецхранов. Россия, как и все человечество, живет своим чередом. За сотню лет после Ленина произошла масса событий, резко меняющих устоявшиеся оценки, казалось бы, навечно свершившихся деяний. Даже башни древней крепости взирают на нас не так, как они глядели на современников. Даже памятники из несокрушимого гранита покрываются щербинами и патиной, тем более хрупкий образ человека, передаваемый от поколения к поколению. Со временем, удаляясь от первообраза, он, как правило, приобретает все более обобщенные, все более схематичные черты. Теряя противоречивое разнообразие и живой объем, образ превращается в отретушированную фотографию, уплощается и вульгаризируется. К ХХI веку все фотопортреты Ленина были отретушированы и в обработанном на компьютерах виде представлены согражданам. Я помню, что на подлинных ленинских фотопортретах была отчетливо видна заячья губа, небольшой врожденный дефект, из-за которого Ленин своеобразно картавил. На всех современных изображениях образ героя представлен без единого изъяна, даже без теней под глазами, даже без пигментных (розоватых) пятен на коже, столь характерных для огненно-рыжих людей. А Ленин был редкого ярко-рыжего окраса, что в век черно-белой фотографии невозможно было передать. Что уж говорить о неординарных мыслях и делах загнанного в одномерное пространство героя. Из образа Ленина почти сто лет советской власти вытравляли все человеческое. Поэтому остаточные следы живого образа Ленина я все же попытался отыскать уже в наше время, сначала на Красной площади, а потом в современных подмосковных Горках.

Мавзолей на Красной площади в Москве.

У входа на тропинку прикремлевского кладбища – малочисленная группка людей, в большинстве своем иностранцы. Похоже, что место скорби и поклонения в наше время успело превратиться в музей со своими экспонатами. Вот по ходу тропинки слева – коллективное захоронение жертв вооруженного противостояния в октябре 1917 г.; вот справа прикрепленные к стене стальные дощечки, за которыми замурованы урны с прахом Арманд, Горького, Маяковского и др.; дальше бюсты на высоких постаментах узнаваемых советских деятелей, а на земле, под ногами, их могилы в соответствии с бюстами. Сворачиваем по короткой тропинке к Мавзолею – над головой нависает гранитная ограда трибуны с надписью: «ЛЕНИН». На этой трибуне годами стоял Сталин и его соратники, а потом и прямые наследники. Ныряем в полуоткрытую дверь портала, крутая лестница вниз: в полумраке на высоком черном кубе-постаменте светится хрустальный гроб вождя, увешанный помпезными бронзовыми виньетками, бронзированными знаменами и другими тяжелыми украшениями. Вглядевшись в лик Ленина, я опешил и на минуту затормозил. Только теперь в полумраке склепа разглядел стоящих там и сям с десяток охранников, одетых в добротную зимнюю форму кремлевского гарнизона. Один из них подскочил ко мне, предлагая, не останавливаясь, продолжать двигаться вокруг гроба вождя по восходящей, а затем нисходящей лестнице черного гранита. Уже на выходе из склепа, проходя мимо белоснежного бюста Сталина и темноликих памятников его соратникам, я сообразил, чем меня так поразил облик Ленина. Это был действительно лик, это было не лицо, и оно было неживое! Неживое не той смертью, которой подвержены все люди, даже мумифицированные. Свет в склепе падал на вождя так неудачно, что с нижних ступенек было видно – это не лицо, а всего лишь раскрашенная маска; это было то, что во времена Московской Руси называли личиной. Так что же или кто скрыт ныне под этой маской? Пустота и лицевые кости давнего тлена? Очередной подкрашенный труп «дублера» в хрустальном гробу? А может быть, здесь, как и всегда, непостижимая тайна загробия? Или это высшая форма особенной земной жизни, которой удостаиваются величайшие сыны человечества? Нет, о Ленине известно далеко не все.

Петроград – асимметрично расположенная столица ассиметрично раскинувшейся Российской империи, начинающейся за чертой оседлости цивилизованной Европы, ее восточного края, и охватывающей огромную пустынную северную часть древней Азии. Страна, в которой родился Ленин, живут сотни народов, звучат сотни языков, много религий, много несовместимых культур. Много всего: недр, полей, рек, лесов, гор, т. е. земли. Начиная с Ивана Грозного ни один правитель ни разу не сумел объехать всю свою страну целиком с запада на восток и с севера на юг, так она была велика и труднопроходима. По всем направлениям, кроме западного (на восток, на юг и на север), протянулись огромные, незаселенные и нетронутые человеческим трудом пространства. Но земли все равно не хватает, а потому война следует за войной.

Вот и в начале 1917 г. Российская империя уже четвертый год воюет вместе с европейцами и против европейцев одновременно, но и тем и другим своей земли, своих колоний, своих подданных мало. Алчность правит миром, миром правит капитал. В середине ХIХ века так думали и предвосхищали эпоху мировых войн за рынки сбыта, за передел мира великий философ и революционер Карл Маркс и его близкий соратник Фридрих Энгельс. Так думал марксист Ленин и его соратники, когда в Европе разразилась Первая мировая война. Все очевиднее, что военно-политический блок Антанта (союз России, Франции, Англии, США и др.) Германо-австро-венгеро-турецкий блок (Четверной союз) одолевает, но Россия раньше всех начала выдыхаться, и ее неизбежный крах стал ожидаем. В феврале 1917 г. прогнивший многовековой столп самодержавия рухнул, но Ленин не имел к этому никакого отношения.

Или почти никакого. Он всей душой желал конца империи, но и другие хотели ее развала и не менее страстно, чем он. Он лучшие годы своей молодости и зрелости положил на то, что бы настроить «массы», т. е. разноликих граждан своей родины, против ненавистного феодально-бюрократического строя. Он написал сотни злых, бранных, иногда талантливых статей, запуская свое стальное перо, как жало, в самые чувствительные места режима. Но кто только этим не занимался предыдущие сто лет, т. е. весь ХIХ век, и часто с большим, чем у Ленина, талантом и пониманием предмета? Во время революции 1905 г. он призывал к вооруженной борьбе: к метанию бомб в жандармов, к рассыпанию острых гвоздей под копыта лошадей казаков, к вооружению народных масс чем попало, готовых убивать «буржуев и паразитов». Так и перечислял тех, кого надо убивать: буржуев, паразитов, жандармов, чиновников, попов… ряд был длинным.

До революции 1917 г. эти призывы больше походили на фигуры речи задиристого журналиста и редко выходили за рамки литературы. После революции ряд стал еще длиннее, а призывы настойчивее, более жаркими и все более реализуемыми практически. Это заслонило тот факт, что до октября 1917 г. многие шли гораздо дальше Ленина – пристреливали великих князей, царских министров и их родных, взрывали царей, призывали жечь помещичьи усадьбы с их обитателями. И взрывали, и жгли. А их, в свою очередь, вешали военно-полевые суды, осуждали на каторгу и полузвериную жизнь в сибирских ссылках; массово расстреливали мирные демонстрации.