Предсказатель прошлого (сборник)
Шрифт:
— За ночь мы проверили действия и передвижения Грегга ан-Грогги в тот день. И выяснили… — местный врач сделал значительную паузу. — Выяснили, что администратор Грегг ан-Грогги прилетел с дальней шахты «Звездочка» через три часа после того, как профессора убили. Причем он летал к шахте не один, а с надежными свидетелями. Свидетели показывают, что при получении известия о смерти Гальени администратор в сердцах воскликнул:
— Судьба меня хранит! Я думал, что убью его или погибну сам. — Он был весел и не скрывал своего хорошего настроения.
— Не может быть, — упавшим голосом произнесла Кора. —
— Когда появилась ты, — сказал местный врач, — и начала распутывать это дело, он испугался не за то, что его объявят убийцей профессора. Он боялся, что ты раскроешь тайну небесного корабля. Что тогда строительство прикроют. А раз профессор был кем-то убит, то Грегг принялся за тебя: все равно спишут на действительного убийцу.
— А кто убил профессора? — спросила Кора. И это прозвучало наивно. И тогда местный врач ответил: — Вот это и есть твоя работа. Подозреваемых осталось совсем немного. Ищи, да обрящешь.
— Подозреваемых вообще не осталось, — сказала Кора.
— Но корабль на самом деле существует? — упавшим голосом спросил Орсекки. — Существует, существует. — А как его увидеть? — Крылья есть — летай, — Я не умею.
— Все мы умеем. Только одни очень хотят, а другие очень боятся.
— Хорошо, — сказал Орсекки. — Но если я упаду с гигантской высоты и разобьюсь в лепешку, ты будешь нести за это моральную ответственность.
— А ты для начала летай пониже, — ответила Кора, не скрывая издевки. Но Орсекки ее не уловил.
Скептически взглянув на растерянного Орсекки, местный врач загадочно произнес: — За счастьем надо летать!
— Не преувеличивайте, — сердито отозвался археолог.
Местный врач подмигнул Коре и, сославшись на срочные дела, покинул палату.
— Ты мне не поверил? — спросила Кора ассистента, статуей растолстевшего командора торчавшего в углу.
— Я давно подозревал, что все это плохо кончится, — сказал археолог. — Ты имеешь в виду смерть профессора? — Смерть профессора — наименьшая из бед, — отрезал археолог, и вдруг Кора увидела, как из его черного глаза по перышкам сползает, скатывается, падает на клюв и оттуда на пол большая слеза. — А что же хуже?
Орсекки ответил не сразу. Пока он собирался с силами, птенцы атаковали Кору, требуя завтрака. Кора насыпала им в миски зерна и выставила плошку с водой. Малыши возились, отталкивали друг дружку и весело пищали —они были такие милые и забавные! Кора подумала, что уже научилась различать их — нет, не только внешне, по цвету первых перышек, но и по их разному характеру — по индивидуальности, если можно говорить о ней применительно к недавно вылупившимся малышам. Вот Чук — золото пробивается на грудке, воронья масть на хвостике — самый крепкий, шустрый, активный и независимый. Он всегда опережает рыженького Гека, но тот и не лезет в драку, а тихо ждет своего часа — впрочем, не отказывает себе в удовольствии незаметно подобраться и клюнуть брата в пушистый зад. А Мила никогда не опускается до дележа добычи, она — будущая певица, создание романтическое, впрочем, это осознают и братья, уступая ей место у миски или под маминым боком… под маминым боком, то есть под моим боком… Что я говорю! У меня же нет детей. А почему нет? Надо, пора заводить ребенка. Чтобы он был пушистый и желтенький… Ты с
— Я тебе отвечу со всей искренностью, — услышала Кора рядом голос Орсекки. Не отрывая взгляда от малышей, Кора кивнула, приглашая Орсекки к монологу.
— Теперь, когда все уже позади, когда корабль найден… я думаю, что наше с тобой присутствие здесь более необязательно.
– Ты так думаешь? — удивилась Кора. — А я была убеждена, что тебя назначат начальником экспедиции. Археология — твое призвание.
— Во-первых, никто не оставит меня начальником такой экспедиции. Сюда, как даже тебе ясно, примчится половина Академии наук, и меня затрут крыльями, разорвут шпорами. Но не в этом дело! — А в чем?
— В том, что я не могу с тобой расстаться. — Орсекки, милый, ты неизбежно со мной расстанешься! Ты же забываешь, что я только кажусь твоей… Гальени-папа. Я покину это тело, и оно перейдет к какой-то даме с вашей планеты, которая в нем нуждается.
— Этого я не могу допустить! Мало ли кто это будет! И даже если тело не разберут на запасные части… — Будем надеяться на лучшее. — Мне не на что надеяться! Мне ничего больше не нужно, моя папа! — Я — Кора Орват!
— Да ты погляди на своих детей, на детей, которых ты выносила и снесла! Как они тянутся к тебе, как они признали в тебе свою маму! — Это не я, а мое тело!
— Посмотри, что делает твое крыло! Правое крыло! Правое крыло гладило по головке нежно прижавшуюся к боку Коры Милочку. Кора убрала было крыло, но спохватилась: это же ничего не меняет! — Это ничего не меняет, — сказала Кора. — Это меняет! Я люблю тебя и только тебя! — Господи, еще этого мне не хватало. И давно ты меня любишь?
— С того момента, как я прилетел сюда. — То есть ты любишь не меня, а мою… предшественницу?
— Да. Всех вас. И тебя, и предшественницу! Но сейчас существуешь только ты! И если ты не согласишься улететь отсюда вместе со мной, то я тебя убью. — Еще этого не хватало! А как же дети? — Наши дети улетят с нами. — Что ты имеешь в виду?
Тут подошла очередь Орсекки разводить крыльями. — Разве у вас в школе не проходят элементарную генетику? — При чем тут генетика?
— А при том, что твой покойный муж Гальени был белым петухом! А при том, что я — золотой с черным. Что ты — пеструшка! Ты посмотри на наших детей! Среди них есть хоть один белый? Нет и быть не может!
— Ты хочешь сказать, что я тебе… то есть с тобой изменяла моему покойному мужу?
— Откуда у тебя такой тон? — произнес Орсекки и расхохотался. — Ты же сама твердишь, что живешь лишь в чужой оболочке. Почему тебя вдруг заинтересовало, с кем целовалась твоя оболочка до того, как ты ее надела?
Кора потупилась. Разумеется, она была не права. Но разве объяснишь этому толстяку, что, несмотря на сильное влияние тела, Кора сохранила свои вкусы, и эти вкусы склонялись более к мужчинам земного типа, чем к петухам с планеты Ксеро? Что мысль о том, чтобы этот петух… нет, увольте!
— Ты уверен, что это твои дети? — спросила Кора, поглаживая Милу по пушистой головке. — Да! Это наши родные, общие, замечательные дети! — Может быть, ты возьмешь их к себе на воспитание? У тебя же есть какие-то родственники, которые тебе помогут.