Представитель по доверенности
Шрифт:
— Слушай, я его знаю постольку –поскольку, несколько раз советы давал, как юрист. Он не коммерс, он директор завода, пока государственного. У него на заводе бывшие сотрудники много воровали, вот он сейчас с ними судится. А ты вообще где сейчас?
— Я на съезде с моста на Заводскую, там, где площадка фур и шиномонтажка. Вот у него там встреча с кем-то была. Он стоял возле шиномонтажки, а эти телки метрах в пятидесяти о него в своей машине. К пострадавшему подъехала темная машина, иномарка, какая — они не разглядели, потом увидели несколько вспышек, и звуки выстрелов. А потом темная иномарка, с пробуксовкой уехала в сторону Химзавода, а эти по рации связались со своим дежурным и доложили ситуацию, после чего дежурный частной охраны вызвал докторов
— Понятно, Руслан. Я сейчас подскочу. Тебя где там найти можно?
— Я с проходной Речного порта звоню, потом на место вернусь.
— Все, бывай. Я выезжаю.
Пока ехал по ночным улицам, успел сто раз проклясть себя за то, что оставил вопрос личной охраны директора на его усмотрение. Сейчас по телевизору во множестве крутили рекламные ролики различных учебных центров и охранных фирм, где мужественные мужики и миловидные барышни ловко крутили сальто, умудряясь метко поражать мишени в прыжке и после пяти витков или прыжков, как у них там это называется? Но, чтобы два профессионала умудрились «прокакать» нападение одиночки? Я этого категорически не понимал. Нельзя сказать, что генеральный директор Завода был образцом начальника, обходительностью и особым обаянием он не отличался, но, с другой стороны свое слово всегда держал и все мои предложения поддерживал до конца, а что еще надо в оси взаимоотношений «начальник-подчиненный»? Да и деньги что я получал от Завода, при трезвом взгляде на них были самыми «легкими», не требующими никаких предварительных затрат и не несущие рисков убытков. Поэтому я, если генеральный еще жив, должен сделать все, что в моих силах, чтобы он максимально долго оставался в таком состоянии.
Все места происшествия, если имело место тяжкое преступление, одинаковы. В снегу бродит эксперт-криминалист, снимая фотоаппаратам что-то, ведомое только ему, в машине строчит протокол места осмотра следователь, недовольно поглядывая по сторонам — нашли ей понятых в два часа ночи или нет?
В стороне, жмутся на холоде, несколько оперов уголовного розыска, не понимающих, зачем их поднял по тревоге дежурный по РОВД и заставил ехать в этот забытый Богом край района, где даже поквартирный обход сделать невозможно, по причине отсутствия квартир в радиусе нескольких сот метров. Возле пары «Волг» кучкуются начальственные чины, беседующие о чем-то с, внушающими уверенность, лицами, глядя на которые переполняешься уверенностью, что преступление будет раскрыто в ближайшие сутки, ну может быть в течении трех-пяти дней. Все эти действия происходят в рамках бесполезного, но обязательного ритуала «активная работа на месте происшествия», результатом которого будет лишь «эффект красных глаз» личного состава.
Я, припарковал машину возле дежурного «УАЗа», с ходу включился в обрядовое действо, с потертой папкой с бланками протоколов под мышкой, бодро прошагал мимо начальство, чтобы мое лицо, полное решимости немедленно перевернуть весь город в целях раскрытия тяжкого преступления, имеющего большой общественный резонанс, было благосклонно отмечено руководством, кураторами и надзирающими чинами, после чего «поручкался» с коллегами, как губка впитал известные подробности происшествия, затем очень быстро, пока не остановили, вернулся к машине и уехал.
Через двадцать минут.
— Куда вы претесь, молодой человек? — усталый доктор чуть не ударил меня дверью, выглядывая из реанимационного блока: — Вам же сказали, что в ближайшие двое суток, если больной выживет, ожидать разговора с ним не стоит…
— Да я не общаться с ним приехал. — я огляделся по сторонам: — Хотя если очнется, с удовольствием, с вашего, доктор, разрешения, естественно, поговорю. Мне бы табурет или стул получить, и уголок, чтобы я вам глаза не мозолил и не мешал…
— Что, все серьезно? — доктор мгновенно перестал гневаться и вышел из блока реанимации полностью: — Могут сюда приехать?
— Возможно…-
— Тогда вот туда садитесь, а стул в коридоре возьмите, который вам понравится.
— Спасибо, доктор. — я взял стул, выглядевший более крепким, и уселся в углу, у окна, в месте, позволяющим контролировать единственный вход в этот бокс.
Если подводить итоги сегодняшней ночи, что моего генерального желали именно убить, выпустив восемь «макаровских» пуль в упор, превратив водительскую дверь белой, служебной «волги» в дуршлаг. В самого пострадавшего повали две пули — одна повредила позвоночник, а вторая пробила желудок. И ту и другую, кудесникам из больницы «скорой помощи», куда доставили директора, удалось извлечь, и сейчас их, наряду с мешком окровавленной одежды, получал, все еще не сменившийся с суточного дежурства Руслан. Вернее, одежду и пули Руслан уже получил, а сейчас он переругивался со мной.
— Ты как мне предлагаешь здесь сидеть? — Руслан, злясь, пытался прожечь меня всполохами черных от гнева глаз: — Сегодня я с суток, завтра Новый год, потом…
— Потом будет первое января, и я дежурю на «сутках»… — оборвал приятеля: — ты, когда письку свою лечил, ты, почему-то особо не интересовался, как ты одновременно был на уколах и на службе, преступления раскрывал, так что премию по итогам года получил. Тебя же не интересовало, чего мне это стоило? А ты бы сам попробовал почти месяц шефам рассказывать, что ты «только что вышел», «только что отъехал», «всю ночь в засаде был»!
— Паша, ну ты не нагнетай, я же не отказываюсь, только я с Инной почти месяц не виделся, а тут опять из дома пропасть…
— Да пошел ты на хер, дорогой товарищ! Как тебе что-то надо…
В общим, мы договорились. К моему стыду, за наличный расчет. Да еще, в наш плотный график вклинился Виктор Брагин, восстановленный на службе, но по каким-то там, бюрократическим заморочкам, к ней еще не допущенный. С учетом, что у меня оказалась пара корыстных помощников, круглосуточная охрана моего директора превратилось в реальный план действий. Я большому сожалению, вынужден оплачивать дежурства моих «бескорыстных» приятелей из собственного кармана, в надежде, что Григорий Андреевич покроет мои затраты на охрану его исковерканной тушки, когда очнется, если очнется. Не скажу, что запросили с меня много, но сумма, тем не менее набегала приличная. Радовало лишь то, что перед Новым годом выручка моих точек весьма подросла, население, получив какие-то деньги, увлеченно тратило их, справедливо опасаясь взрывного роста инфляции, «повышения на все с первого января» и прочих прелестей «шоковой терапии» в экономике.
Вечером на пороге появилась дама, с большим пакетом продуктов. Я, скромно сидел в нескольких метрах от входа в реанимационный бокс, на надоевшем мне. Хуже горькой редьки, больничном стуле и наблюдал за развитием событий. Сначала доктор, уже новый, изволил гневаться, но, получив увесистый пакет, расплылся в улыбке, стал улыбчивым и обстоятельным, как врачи из американских сериалов. Поворковав несколько минут (из долетевших до меня обрывков разговора я понял, что больницу «скорой помощи» посетила супруга моего генерального директора — Соколова Ольга Степановна) между женщиной и доктором мелькнул белым крылом почтовый конверт, завершив свой короткий полет в кармане хирургической формы врача, я понял, что тоже хочу получить аналогичный подарок к Новому году, потому, что я хороший мальчик и примерно вел себя в прошедшем году.
— Ольга Степановна…- даму я догнал на пустой, по вечернему времени, лестнице, ведущей вниз.
— Мы знакомы? — женщина смерила меня подозрительным взглядом.
— Моя фамилия Громов. — я показал собеседнице служебное удостоверение:
— Могу я увидеть ваши документы?
— Но вы ко мне первый подошли. Мне от вас ничего не нужно…
— Ваше имя-отчество я услышал из вашей беседы с доктором. Но, с учетом обстоятельств госпитализации вашего супруга, я хотел бы убедиться, что вы именно супруга Григория Андреевича.