Представление о христианах в античном обществе
Шрифт:
Прежде всего почитай бессмертных богов, соблюдая
Их старшинство согласно закону, и верным будь клятве,
Славных героев, подземных демонов чти по закону,
Мать и отца уважай, проявляй внимание к ближним.
Здесь каждая новая заповедь вытекает из предыдущей и является ее развитием. Уважение к родителям выражается прежде всего в соблюдении их веры, обычаев, традиций. Любое отступление от традиции, квалифицируемое как непочтение к родителям, следуя этой логике, неизбежно влечет за собой враждебность к ближнему и к обществу в целом. Неукоснительное соблюдение «заветов отцов» гарантировало античному обществу стабильность и процветание. Римляне повторяли как девиз строку Энния: «Римской державы оплот – мужи (=воины) и обычаи предков» (Анналы, 499-500). Традиционная религия считалась основой государства. В римском понимании безбожие и забвение mos majorum вело к разрушению существующего порядка, институтов власти, к уничтожению общественной безопасности, к хаосу и анархии. Не соблюдающие «завещанные предками учреждения и священнодействия» становились изменниками и врагами отечества (Тацит. Анналы, XVI, 28). Не случайно разбойничавшие на Средиземном море и разграблявшие храмы киликийские и критские пираты характеризовались как «нечестивцы и безбожники» (Плутарх. Помпей, 29), подобно враждебным варварским племенам, которые, по общему мнению, вообще не знали богов.
Поэтому безбожие, помимо прочего, расценивалось как государственное преступление. «Нас обвиняют в святотатстве и оскорблении величия государства», – писал Тертуллиан (Апология, X, 1). Исследуя юридическую сторону антихристианских процессов, В. В. Болотов указывал, что обвинение в «святотатстве» (crimen sacrilegii) неизбежно выливалось в обвинение в «оскорблении величия» (crimen laesae majestatis), «которое состояло в том, что человек отрицал верховенство власти в религиозных вопросах» [42] .
[42]Болотов В. В.Лекции по истории древней Церкви. Часть II. История Церкви в период до Константина Великого. СПб, 1910. С. 32.
[43]Светоний. Тиберий, 58: «смертным преступлением стало считаться, если кто-нибудь перед статуей Августа бил раба или переодевался, если приносил монету или кольцо с его изображением в отхожее место или в публичный дом, если без похвалы отзывался о каком-нибудь его слове или деле».
[44] Лишь об Адриане сообщается, что он не допускал процессов по обвинению в оскорблении величия (Элий Спартиан. Адриан, XVIII, 2). Возможно в связи с этим Адриан не отмечен в христианской историографии как гонитель Церкви, хотя в мартирологах и фигурируют несколько мучеников его времени.
Не следует, однако, сводить конфликт между римской властью и ранней церковью к решительному отказу христиан участвовать в культе императора, а также от службы в армии и исполнения других гражданских обязанностей. Как раз в вопросе о культе императора Церковь шла на компромисс, о чем свидетельствуют раннехристианские апологеты [45] . Служили христиане и в армии (церковные источники упоминают о целых легионах, состоявших из христиан), присутствовали на официальных церемониях и празднествах, отправляли различные муниципальные должности, и делали много чего другого, чего, строго говоря, делать были не должны. И все же они вступали в явный конфликт с существующими обычаями, а также с государственной властью, защищавшей эти обычаи. Сутью этого конфликта было неприятие христианами официальной религии в целом, – отношение к традиционным богам как к бездушным идолам или, хуже того, как к вредоносным демонам, – а также неучастие в традиционном культе.
[45]Афинагор. Прошение, 1: «преимущественно пред всеми мы питаем самые святые чувства к божеству и вашей власти»; Тертуллиан. К Скапуле, II, 8: «Мы также приносим жертвы за благоденствие императора»; Феофил. К Автолику, I, 11: «скорее буду почитать царя, нежели богов ваших».
В 113 г., в Вифинии, Плиний Младший, действуя на основании Траянового указа о запрете коллегий (гетерий) [46] , требовал от христиан прежде всего продемонстрировать свою лояльность – совершить воскурение ладана и возлияние вина изображению правящего императора. Но не менее того судью заботило возвращение «отступников» в лоно официальной религии, дабы «почти опустевшие уже храмы вновь начали посещаться; возобновились долго не совершавшиеся торжественные жертвоприношения» (Плиний. Письма, X, 96, 10). Для этого уличенные в «суеверии» должны были всенародно поклониться отеческим богам и совершить положенные в таких случаях обряды. Кроме того, в знак окончательного отказа от «суеверия» и «безбожия» христианам надлежало публично отречься от Христа. Отказывающиеся сделать это осуждались как государственные преступники и подлежали наказанию, вплоть до смертной казни. Плиний признается, что велел казнить наиболее стойких христиан, объяснив, что «упорство и непреклонное упрямство во всяком случае должно быть наказано» (Письма, X, 96, 3, 5-6) [47] . Любая власть, если она намерена внушать уважение к себе, не может мириться с демонстративным неповиновением. Именно за неповиновение Плиний и карал христиан, а не за то, что они являлись таковыми. В отношении самого христианства Плиний пребывал в нерешительности и спрашивал императора, следует ли наказывать за «имя», если нет налицо преступления? (там же, X, 96, 2). Впоследствии Иероним Стридонский ссылался на какой-то «древний закон», по которому христиане, представшие пред судом, не должны быть отпущены до тех пор, пока не отрекутся от своей веры (О знаменитых мужах, 42) [48] . Никакого специального распоряжения на этот счет не существовало, но в таком духе Церковь рассматривала ответ Плинию императора Траяна, в котором говорилось, что «разыскивать христиан не надо; если на них донесут и они будут уличены, их следует наказывать» (Плиний. Письма, X, 97, 2). Из этих слов был сделан вывод, что предосудительным объявлялось само по себе исповедание Христа. Некоторые историки считают, что письмо Траяна имело силу официального указа, распространявшегося на все римские провинции.
[46]Плиний Младший. Письма, X, 34; 93. Светоний. Август, 32: «Под именем коллегий собирались многочисленные шайки, готовые на любые преступления».
[47] По словам Тертуллиана, обвинение христиан в упрямстве (obstinationum) существовало отдельно от других (К народам, I, 17-19).
[48] Видимо, так Иероним истолковал фразу Евсевия: «у них (римлян) в силе древний закон, по которому однажды представших перед судом можно отпустить только в том случае, если они изменят свой образ мыслей» (Церковная история, V, 21, 4).
Обвиненный Домицианом в безбожии консуляр Флавий Клемент был приговорен к смерти, и совершенно закономерно христиане увидели в нем своего, хотя в действительности Флавий Клемент был одним из «предавшихся иудейским обрядам». Почти что выпиской из приговора Домициана выглядит замечание Тацита: «принимающие их (иудеев) обычаи ничто не усваивают так скоро, как презрение к богам, отреченье от родины, безразличие к родителям, детям и братьям» (История, V, 5, 2). Если переход в иудаизм, – в религию хоть и чужеземную и часто порицаемую, но все-таки терпимую как таковую за ее древность [49] , – влек за собою столь крутые ответные меры, то что должно было постигнуть лиц, предавшихся «новому и вредному суеверию», нетерпимому самому по себе? Казалось бы, и общественное мнение, и существующие законы, и судебная практика не предполагали здесь никакой мягкости. И все же кажется, что временами римские власти были к христианам более снисходительны, чем к новообращенным иудаистам. По крайней мере христианам предоставлялась возможность реабилитироваться перед властью и обществом путем отречения от своего «пагубного суеверия», в то время как принявшим иудаизм рассчитывать на такие поблажки часто не приходилось. Особенно после двух напряженных войн, которые римляне вели с иудеями Палестины в 66-74 и 132-135 гг. и произошедшего между этими войнами всеобщего восстания иудеев Египта и Киренаики в 115-117 гг., когда была вырезана масса греков, а также римлян, проживавших в этих провинциях. В это время любой, предававшийся иудейским обрядам, рассматривался как предатель, перешедший на сторону врага. С ним могли расправиться и без суда. В эти же самые годы Плиний Младший в Вифинии отпустил на свободу большую часть арестованных им христиан после того, как они публично отреклись от Христа, а казнил только самых упорных и стойких «суеверов». Спустя столетие Септимий Север опять же грозил карами главным образом иудейским прозелитам, а новообращенных христиан добавил к ним столько поскольку. Тертуллиан уверяет, что Север вообще сквозь пальцы глядел на существование при его дворе приверженцев христианства, в том числе «многих патрициев и знатных дам» (К Скапуле, IV, 6). Но когда, согласно другому источнику, Северу донесли, что один из знатных римских юношей, приятель его сына, исповедует иудейскую религию, император велел его примерно высечь (Элий Спартиан. Каракалл, I, 6). Такой трезвомыслящий и практичный правитель, как Септимий Север, «муж искуснейший и ловкий в делах» (Сив 12:256), конечно же знал, чего следует бояться больше.
[49]Тацит. История, V, 5, 1: «Каково бы ни было происхождение этих обычаев, они сильны своей глубокой древностью». Ср. Ориген. Против Цельса, V, 25.
Долгое время в глазах имперской и муниципальной администрации христианство не отличалось от разного рода мистических культов, зарождающихся на Востоке и стремившихся проникнуть на Запад, в области традиционной греко-римской религии, – исекейства, митраизма, фригийского культа Сабазия и тех же иудеев с их «Анхиалом» [50] . Чувствуя, что от этих культов исходит угроза государству, правительство всеми средствами пыталось ограничить их рост и распространение. В эпоху Империи вошло в практику создавать специальные комиссии для проверки благонадежности членов различных религиозных обществ, в первую очередь тех, которые подозревались в «суеверии» и «безбожии». Разумеется, такие комиссии чаще всего создавались в восточных провинциях. Христиане были далеко не единственными, кто проходил проверку на лояльность. Археологи нашли в Египте т. н. libelli (удостоверения) III в., выданные выборными комиссиями представителям некоторых египетских культов (в частности, жрецам бога Петесуха) и свидетельствующие о том, что последние «принесли жертвы согласно предписанию» (BGU I, 287 = W 124, 125).
[50] Так называл иудейского бога Марциал (Эпиграммы, XI, 94). Известен Анхиал – порт на Понте Эвксинском (Овидий. Тристии, I, 10, 36; Плиний Ст. Естественная история, IV, 45).
Далеко не всегда требования, предъявляемые к христианам, были столь жесткими, как у Плиния Младшего и как их представляет Иероним. В иных случаях христиан вовсе не принуждали отречься от своей веры; им надлежало лишь принести жертвы официальным богам и изваянию императора, то есть, оставаясь почитателями Христа, продемонстрировать лояльность и хотя бы формально вернуться в лоно «общей религии». Так, по-видимому, обстояло дело в случае с Иустином Мучеником и другими христианами, осужденными вместе с ним в Риме в 166 г. В раннехристианском «Сказании о мученичестве святого Иустина [и иже с ним]» не говорится о требовании похулить Христа. Римский судья, не вполне осведомленный, какому собственно богу поклоняется Иустин, в течение нескольких допросов пытается выяснить это (в «Сказании» в этом месте следует тезисное изложение христианской веры), и, наконец, сочтя этого бога нетрадиционным, требует от Иустина почтить известных отеческих богов (глл. 4; 5), что для христианина, понятно, означало отречься от Христа. Правительство беспокоило главным образом пренебрежение «заветами отцов», и наказание постигало христиан не за поклонение Христу, а за неисполнение гражданских обязанностей. Обычная формулировка, доставшаяся нам от Актов мученичества, – «пострадавшие за веру в Христа», «за исповедание Христа», – нуждается в уточнении и исправлении. Приговор в отношении Киприана Карфагенского (258 г.) гласит: «Ты долго жил как святотатец (sacrilega). Ты показал себя врагом римским богам и священным законам. Августейшие императоры не могли убедить тебя возвратиться к исполнению римских религиозных обрядов. В предостережение тем, кого ты вовлек в свое преступное сообщество (conspiratio), ты своею кровью заплатишь за нарушение законов» (Жизнь и страдания св. Киприана, 17). Если бы приговор этот был взят не из соответствующего церковного источника, а из каких-нибудь городских ведомостей, мы бы не сразу догадались, что его вынесли христианину.
Само по себе требование отречься от Христа должно было все реже выдвигаться на процессах христиан по мере того, как, с одной стороны продолжала расшатываться и слабеть традиционная греко-римская религия, и многочисленные чужеродные культы все прочнее обосновывались на территории Империи; с другой стороны, христианство, проникая понемногу во все слои общества, уже не казалось таким нетрадиционным и антиобщественным, каким оно воспринималось сначала. В 186 г., в деле Аполлония, епископа Равеннского, римский судья с явным сочувствием к подсудимому убеждал его апеллировать к сенату (Евсевий. Церковная история, V, 21, 4). По свидетельству Тертуллиана, наместник Северной Африки Веспроний Кандид, человек в общем-то жесткий и суровый [51] , считал достаточными признавать христиан всего лишь нарушителями общественного порядка и довольствовался тем, что присуждал их к публичному извинению перед согражданами (К Скапуле, IV, 3). Именно эти сограждане, оскорбленные вызывающе-независимым поведением христиан (а нередко их прямо провокационными действиями [52] ), как правило, и возбуждали судебные дела против них, а также инспирировали гонения. Во всяком случае ранние христиане ясно сознавали, что настоящая угроза им исходит не от государственной власти, а от окружающего враждебного населения. Евсевий передает, что т. н. Дециево гонение началось в Александрии задолго до появления императорского указа, «когда какой-то пророк… стал возбуждать и натравливать на нас языческую толпу» (Церковная история, VI, 41, 1). В некоторых раннехристианских документах встречаются косвенные и прямые указания, что начальство в провинциях и даже сам император заступались за христиан и защищали их от притеснений «негодной черни» (Иустин. 1-я Апология, 70, 71; Тертуллиан. К Скапуле, IV, 6).
[51]Элий Спартиан. Дидий Юлиан, V, 6.
[52] О св. мучч. Флоре и Лавре сообщается, что они, будучи нанятыми на строительство храма, разбили стоявших в нем статуи и установили крест (пам. 18 авг.). То же самое читаем о св. мучч. Анании (пам. 26 янв.), Созонте (пам. 7 сент.), Епимахе (пам. 31 окт.), Антонии (пам. 9 нояб.) и мн. др., нанесших материальный урон традиционным святилищам и, очевидно, проходивших по второй статье безбожия как i`ero, suloi – оскорбившие богов делом. Именно такие лица вызывали к себе наибольшую ненависть, а содеянное ими не прощалось никогда. Феодорет рассказывает, что во время Юлиана Отступника жители Гелиополя Ливанского убили диакона Кирилла, отомстив ему за то, что при Константине Великом он разбил их храмовые статуи. За то же мучили Марка, епископа Аретузы, но последний остался жив (Церковная история, III, 3).
По-видимому, на определенном этапе власти, поняв, что распространение христианства уже не остановить, готовы были допустить его существование при условии, что христиане будут соблюдать общегосударственную религию и ее ритуалы. «Кто же мешает вам чтить и Его (Христа), если это Бог, вместе с богами естественными? – спрашивал у христиан египетский наместник Эмилиан в 257 г. – Вам приказано чтить богов, и именно тех, которых все знают» (Евсевий. Церковная история, VII, 11, 9). Античное сознание позволяло сочетать поклонение Христу с верностью mos majorum. Осуждавший новую религию Цельс иронически советовал христианам обожествить Сивиллу или Иону с его тыквой, находя их ничуть не худшими, чем Христос, но при этом настаивал, чтобы воздавалось должное почтение официальным богам (Ориген. Против Цельса, VII, 53). У римлян было понятие частного или местного культа (privatus cultus), нисколько не противоречащего государственному [53] . Повсеместно существовали локальные культы (особенно много в Египте); каждый полис, община, коллегия и религиозная ассоциация имели своих особых богов-покровителей, – вплоть до отдельной семьи и мелких божков-ларов, охранителей домашнего очага. Наряду с этим учреждались новые культы, обожествлялись правители и герои, и из Деяний апостолов мы узнаем, что жители Листры хотели поступить так в отношении Павла и Варнавы (14:11-13). Всякий гражданин был волен по своему усмотрению составлять свой домашний ларарий, и в III веке, когда Христос был уже довольно широко почитаем, в том числе и не-христианами, император Александр Север включил его в число своих домашних божеств вместе с Аполлонием, Авраамом и Орфеем (Элий Лампридий. Александр Север, XXIX, 2). Как раз в это время в Церкви возникла легенда, что еще император Тиберий собирался ввести Христа в официальный пантеон и даже конфликтовал по этому поводу с сенатом (Тертуллиан. Апология, V, 2 и др.). Эта легенда, вошедшая во все христианские анналы, не могла бы укорениться, если бы в Церкви не возникло ощущение, что правительство ослабило свое давление на нее и ищет компромисса.
[53] При условии, однако, что отправляемый частным образом культ не является «новым и чужеземным» (Законы XII Таблиц; Цицерон. О законах, II, 8). Эта норма фактически перестала действовать в эпоху поздней Империи.
«Чародеи»
Полемический трактат знаменитого христианского апологета и отца Церкви Оригена (185-254 гг.) «Против Цельса», написанный в опровержение антихристианского сочинения эллинистического автора второй половины II века, называемого «Правдивое слово» (само сочинение это не сохранилось), замечателен сам по себе, а для нашей темы поистине уникален. Ориген взялся за опровержение достаточно известного в его время сочинения, – в отличие от других христианских апологетов, которые предпочитали в качестве оппонентов выводить вымышленных условных лиц, представляющих обобщенный тип антихристианина. Цельс же – обвинитель реальный, и его «Правдивое слово» в свое время наделало много шума в Церкви. Посему Ориген был вынужден опровергать не только те обвинения, которые ему было удобно опровергать. Ему пришлось спорить с Цельсом по всем пунктам, шаг за шагом отражать антихристианские выпады «по возможности с буквальной точностью». Отец Церкви сохранил даже композицию «Правдивого слова»: Цельс критиковал христианское вероучение с разных точек зрения: сначала он спорил с христианами от имени ортодоксального иудея, а затем выступал как эллинистический философ и историк.