Предтеча
Шрифт:
Заветы потомкам, Кодекс скверны, 010
Всю ночь Максиан просидел, закрывшись в кабинете. Нестерпимая тоска нахлынула с новой силой, пожирала изнутри, терзала бессонницей и жгучим стыдом за малодушие.
Пятьдесят Девятая… Она так похожа на свою мать! Милая Анна, такая смелая, самоотверженная, отчаянная. Как же безумно он любил её! И любит до сих пор. Казалось, образ её поблёк со временем, стёрся из памяти, но при виде дочери снова вспыхнул, засияв ярче прежнего.
А ведь он мог защитить их, спасти и Анну, и дитя — плод необузданной страсти, щедрый дар любви, которым он так цинично пренебрёг,
И даже после гибели Анны он мог попытаться спасти дочь от Легиона. Разве он не знал, какое будущее ждёт её, в кого там превращают невинных детей? Как он мог остаться в стороне?! Как мог отдать своего ребёнка на растерзание бездушным тварям, ради выгоды попирающим все моральные устои человечества?
Но хуже Легиона может быть только отец, отрёкшийся от собственного чада, предавший собственную кровь и плоть своею трусостью. Тогда ему казалось, это будет просто — вычеркнуть из жизни обеих, забыть об их существовании, приглушить любовь и совесть. Поначалу у него даже неплохо получалось. Но время шло, он не молодел, а где-то там, за стенами его идеального мирка, день за днём боролась за жизнь Пятьдесят Девятая, в итоге оказавшаяся сильнее и отважнее собственного отца, награждённого многочисленными орденами и медалями.
Пока он сытно ел, она голодала. Пока он рядился на приёмы, она вдыхала спёртый воздух под маской. Пока ему воздавали почести за надуманные заслуги, её клеймили освободившимся номером, который теперь до конца жизни прослужит ей именем.
Жалкий слабак, он даже побоялся спросить у Анны, как она нарекла их дочь. Ему было плевать, а может, и хуже — он просто боялся себе признаться: узнай он её имя, и безликая девочка вдруг станет настоящей, живой, и откупиться от совести тогда уже не получится.
Спустя годы он всё-таки решился на поиски — договориться с собой так и не удалось. Несколько лет и тысячи золотых ушли впустую, и с каждым днём отчаяние становилось всё сильнее и сильнее. Он уже потерял надежду, но удача в конце концов улыбнулась ему, причём с самой неожиданной стороны: объявился тот, кого Максиан уже и не думал увидеть. И, не зная, что делать дальше, он признался во всём Севиру, рассчитывая хоть на какой-то совет.
Севир спокойно выслушал его, помолчал с минуту и врезал ему так, что едва не сломал челюсть. Но в помощи не отказал. По его просьбе Седой достал список всех девочек, мало-мальски подходящих по возрасту. Поиски усложнялись отсутствием каких-либо примет. Горе-папаша, он лишь однажды и мельком видел свою дочь.
Месяцы тянулись один за другим, но наконец им удалось выйти на того самого ищейку. Глядя на выпущенные кишки убившей Анну твари, Максиан испытал поистине мрачное удовлетворение. Тогда-то они и напали на след, выведший их прямиком на Второй Опертамский Терсентум.
Как выяснилось, его дочь распределили в скорпионы. Хуже и быть не могло! Таких как она Легион держит под строгим контролем, лишая их до шестнадцатилетия любого контакта с внешним миром. Максиан был готов заплатить любые деньги, чтобы вытащить её оттуда, но Севир лишь сочувствующе покачал головой. По его словам, проще разбудить Спящего Короля, нежели выкупить скорпиона до полного обучения. Боги жестоко карают за малодушие, но расплачиваться за грехи отцов нередко приходится детям.
Как же долго он ждал этих торгов! Как мучительно медленно тянулось время. Сколько лет прожиты в бессоннице! Он был готов изо дня в день стоять перед Пятьдесят Девятой на коленях, моля о прощении. Он мог бы дать ей отцовскую заботу и обеспечить ей безбедную жизнь, пусть для мира она и оставалась бы осквернённой. Он даже раздумывал о сделке с Конфедерацией: гражданство для дочери в обмен на… Да на что угодно!
«Седой, будь ты проклят!»
Вот только вырвать раба из лап Юстиниана та ещё задача. Даже малейшее подозрение может привести к трагедии, но и это полбеды. Скорпионы каструма уже заражены безумной идеей принцессы. Каковы шансы, что Пятьдесят Девятая окажется разумнее остальных и найдёт в себе силы пойти против собратьев? А судя по тому, как она бросилась защищать своего напарника, надеяться почти не на что. Да и Седой, месмеритов сын, всё твердил о её привязанности к друзьям.
Можно попытаться устроить побег для всей четвёрки. Вытащить их из замка, передать Севиру, а там видно будет. Но в таком случае нужно наладить с дочерью контакт, войти в доверие, а для всего этого потребуется время. В том-то и беда, что времени, кажется, совсем не осталось. Ровена настроена решительно, видно, что тянуть не намерена. Молодость и терпение понятия несовместимые.
Зря он отказал ей во встрече с Севиром. Может быть, ему бы удалось охладить её пыл? Хотя чего гадать! Вечером всё и прояснится.
Затхлый проулок тонкой лентой протискивался между голыми фасадами домов. О фонарях здесь не слыхивали, наверное, с самого основания Регнума. Максиану приходилось довольствоваться тусклым светом из окон, хотя и таковых было одно через пять: жильцы уже давно спали, экономя на освещении.
Впрочем, он в нём и не нуждался и мог бы пройти до конца улицы даже с закрытыми глазами. Единственное, с чем невозможно было свыкнуться, — вонь канализации, проходящей здесь всего в метре от поверхности. В дождь переулок и вовсе превращался в зловонное болото. Приходилось лавировать по скользким доскам, рискуя свалиться в грязь.
Максиан остановился у одного из домов, плотно жавшихся друг к другу, и толкнул дверь. Тесную прихожую освещала масляная лампа, бросая бесформенные тени на облупившиеся стены. Старые ступени возмущённо заскрипели под ногами, приглушённые голоса сверху становились с каждым шагом всё отчётливее. Из-за приоткрытой двери лился тусклый свет. Последняя ступень громко скрипнула, дверной проём заслонила коренастая фигура.
— Всё нормально, свои, — послышался хриплый голос Севира.
В комнате за столом сидели двое. Не здороваясь, Максиан с порога бросился к Седому, устроившемуся у противоположного края стола.
— И тебе не хворать! — проворчал в спину командир Пера.
Максиан схватил старого хрыча за грудки и грубо вздёрнул на ноги:
— У тебя минута на объяснение, иначе сверну твою поганую шею!
Старик молча смерил его спокойным взглядом, будто ничего и не произошло. Севир негромко прочистил горло:
— О чём он, Седой?
— Да, о чём это я? — прорычал Максиан.
— Я внёс Пятьдесят Девятую в список.
— Нет, не так! — рявкнул Максиан. — Ты продал её Юстиниану. Мерзавец! Забыл, что ты мне обещал, стоя на этом самом месте? «Золото — твоя гарантия, а я уж постараюсь…» — твои слова?!