Предтеча
Шрифт:
— Выходит, мальчик умел далеко слышать? — любопытный с соседней койки задумчиво почесал затылок.
— Нет, глупый! — расхохоталась Фиалка. — Он просто вспомнил маму.
Нанни удивлённо приподняла бровь:
— Верно! Так оно и было. Когда кого-то любишь, то ничто на свете, даже самые сильные чары, не заставит забыть его. А всё потому, что любовь намного сильнее колдовства, и если хранить её всегда в сердце, то никакой месмерит не будет страшен.
Глава 16
В
Заветы потомкам, 04.018
Перед глазами всё плыло: бесформенные пятна, размытые силуэты, чьи-то неразличимые голоса. Керс попытался сфокусироваться на одной из фигур и его едва не вырвало. Подавив тошноту, он снова погрузился в бешено вращающийся вихрь из монотонных звуков и пульсирующих теней. Кровь стучала в ушах, как молот по наковальне.
С трудом нашарив на полу флягу с дымом, Керс поднёс её к пересохшим губам. Горло тут же обожгло, язык защипало. Выпивка не лезла, просилась обратно, но он стойко справился с позывом и умудрился сделать ещё глоток.
Внезапно перед ним материализовалось овальное пятно, рядом возникло другое.
— Водебил! — заявило первое. — Ичёсним теперьделать?
— Чёчё! Седовазови, — проворчало второе. — Самразберёца.
— Мать вашу… совсем охренели, — еле ворочая языком, выдавил Керс. — А ну рас… рассаса-сались!
Пятна тут же исчезли, и, удовлетворённо хмыкнув, он снова занялся флягой. Дыма оставалось на самом дне, так что всё шло по плану. Керс ухмыльнулся, представив себе рожу Биффа, когда тот увидит, в каком состоянии его «товар». Да за такое вздёрнут не задумываясь. А если не вздёрнут, что-нибудь другое придумается — дурное дело нехитрое. Но лучше, чтобы всё-таки вздёрнули, в идеале — до похмелья, а то выйдет, что зря в себя эту дрянь вливал в таком количестве.
— Керс! — кажется, или кто-то хлещет его по щекам? От дыма кожа онемела, утратив чувствительность, но ему точно только что кто-то врезал. — Керс, облезлыйтыпёс!
Он приподнял отяжелевшие веки, пытаясь разглядеть хозяйку назойливого голоса. Снова затошнило, но не так сильно. Преодолевая головокружение, он непонимающе уставился на расплывчатый силуэт. Медленно начали проступать знакомые черты: большие чёрные глаза, ровный носик, чувственные губы. Губы, целовавшие его в ту ночь…
— Твин, — он протянул руку, пытаясь прикоснуться к ней. — Моя маленькая Твин… Ты здесь! А где… братья?
На этот раз пощёчину он почувствовал, да так, что в глазах заискрилось.
— Пошёл ты! — прозвучало отчётливо, и образ мгновенно исчез.
Кажется, это была не Твин. Хотя какая, к смергу, разница!
Голова уже медленно наполнялась туманом. Мысли с трудом продирались сквозь дымную хмарь и, разочарованно вздыхая, возвращались восвояси. Как здорово думать о том, что ни о чём не думаешь! Заснуть бы и не просыпаться, но на такую роскошь надеяться без толку, с его-то везением.
Снова чей-то голос. Грубый, скрипучий, до боли знакомый. Кто, чёрт возьми, позвал Седого?! Даже подохнуть нормально не дадут!
В плечи больно вцепились, потянули вверх. Вырвавшись из хватки, Керс шмякнулся пятой точкой на пол. Седой проворчал неразборчиво и, схватив его под руки, куда-то потащил.
Рядом громко зашипело, и голову окатило ледяной водой. Керс с трудом перевернулся на колени и, пытаясь остановить дико вращающийся мир, сфокусировался на носках грязных сапог прямо перед его носом. Вода продолжала хлестать по спине, течь за шиворот. Ладони скользили по камню, в ушах словно завывала сирена.
— Принеси рвотное. И поживее! — прикрикнул на кого-то Седой.
Неподалёку торопливо затопали.
Похоже, казнь отменяется. Удача как всегда на его стороне. Да уж, этой суке точно нравится над ним издеваться.
— Ничего, откачаем, — заверил Седой, — и не таких вытягивали. К полудню будешь как новенький. Да где ж эту бестолочь носит, мать её за титьку!
Откачивать? Ну нафиг!
Выловив рукой стену, Керс попытался подняться, но помощник мастера с силой схватил его за шею и толкнул мордой вниз:
— Лежать, засранец! Устроил мне здесь представление.
Керс рухнул обратно на колени. Мир снова закружился с сумасшедшей скоростью, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало.
— Отлично, малец! — одобрительно хмыкнул старик. — Сейчас мы из тебя всю эту дрянь выведем… Ну наконец-то! Чего встала как вкопанная? Неси сюда.
Старик присел на корточки и сунул Керсу под нос пузырёк с розовой жижей:
— Пей, живо!
— Сам пей эту дрянь, — огрызнулся он.
— Чего ты добиваешься, придурок? — прорычал Седой. — Торги, что ли, сорвать удумал?
— Как ты догадался? — Керс икнул, борясь с очередным позывом разукрасить пол содержимым желудка.
— А в чём смысл, можешь просветить? Не продадут здесь, в Мыс отправят. Зачем тебе туда?
— Какой ещё Мыс? Разве за такое не казнят?
— Казнят? — помощник мастера расхохотался. — Нет, малец, отправят на торги как миленького. А если не продадут, спишут в непригодные, и драить тебе толчки терсентума до самой деструкции. Как тебе такая перспектива?
— Дерьмовая… — об этом Керс как-то не подумал. Драить унитазы в его планы, кажется, не входило.