Предводитель волков. Вампир (сборник)
Шрифт:
Сначала ложем служила просто куча папоротника. Позже он изготовил с сотню пар сабо и продал их папаше Бедо, торговцу самым разным товаром из Виллер-Коттре, и из этих первых денег дал задаток за матрас, который ему позволили оплатить в течение трех месяцев.
Деревянную кровать несложно было сделать самому: Тибо не был бы мастером, изготавливающим сабо, не будь он немного столяром. Он сделал каркас кровати, сплел дно из ивовых веток, водрузил на него матрас и оказался обладателем вполне достойного спального места.
Затем, мало-помалу
Позже – переносная плитка, глиняные горшки для приготовления пищи на плитке, еще какое-то время спустя – фаянсовая посуда.
В конце года движимое имущество Тибо пополнилось красивым дубовым ларем и чудесным шкафом из ореха, который, как и каркас кровати, он смастерил сам.
Вот так Тибо обзаводился хозяйством, ибо он не довольствовался тем, чтобы из куска бука в'ырезать лишь пару деревянных башмаков: из оставшихся кусочков он вырезал ложки, солонки, плошки и чашки.
После возвращения из путешествия по Франции Тибо прожил в своей мастерской уже три года, и за это время его могли упрекнуть только в одном – в том, в чем уже упрекали раньше: он был несколько более завистлив к достоянию ближнего, чем следовало бы для спасения души.
Правда, тогда это чувство было еще настолько безобидным, что только духовник знал о нем и мог пристыдить за преступление, которое пока что существовало в душе как греховный помысел.
Глава 2
Господин и башмачник
Как мы уже говорили, лань, спасаясь от погони, прибежала на окраину Уани и кружила вокруг хижины Тибо.
Стояла чудесная погода, хотя все уже дышало осенью, и осенью не ранней. Тибо сидел под навесом и вырезал сабо. Вдруг в тридцати шагах он увидел лань, которая дрожала, едва держась на ногах, и глядела на него умными испуганными глазами. Уже давно Тибо слышал, что вблизи Уани шла охота – она то приближалась к деревне, то удалялась, то снова приближалась. Поэтому появление лани его ничуть не удивило.
Он застыл с резаком (тем, которым пользовался во время ответственной работы) в руке и принялся рассматривать животное.
– Клянусь святым Сабо! – сказал он (следует сказать, что святой Сабо – это покровитель башмачников). – Клянусь святым Сабо, вот лакомый кусочек, который не уступит той серне, что я отведал во Вьенне, в департаменте Дофинэ, на торжественной трапезе для путешествующих! Хорошо тем, кто может каждый день класть себе на зуб кусочек подобного мяса! Я такое ел единственный раз в жизни, уже почти четыре года назад, но хоть прошло столько лет, когда я о нем думаю, у меня слюнки текут. О господа, господа! На каждой трапезе – свежее мясо и старые вина, а я всю неделю ем только картошку, пью воду и с большим трудом могу позволить себе в воскресные дни попировать куском прогорклого сала, недокисшей капустой и стаканом пинеле, такого кислого, что скулы сводит!
Вы прекрасно понимаете, что при первых же его словах лань умчалась.
Тибо в подробностях
– Эй, бездельник! Отвечай мне.
Это был сеньор Жан, чьи собаки, похоже, потеряли след, и он желал удостовериться, что они не дали себя провести.
– Эй, бездельник! – повторил обер-егермейстер. – Ты видел животное?
Разумеется, тон, которым барон задал вопрос, совершенно не понравился башмачнику-философу, и он, прекрасно понимая, о чем речь, спросил:
– Какое животное?
– Эй, шут бы тебя побрал! Лань, за которой мы охотимся! Она, должно быть, пробежала шагах в пятидесяти отсюда. Ты здесь ворон считаешь и должен был ее видеть. Лань-семилетка. Куда она скрылась? Говори же, чучело, иначе получишь кнута!
– Порази тебя чума, волчье отродье! – едва слышно пробурчал башмачник. И, изображая простака, громко сказал: – Ах да! Я ее видел.
– Самца с прекрасными рогами? Семилетку?
– Да-да, конечно, самца с прекрасными рогами; я его видел, как вижу вас, ваша светлость. Но не могу сказать, были ли мозоли, я и не думал смотреть ему на ноги. Во всяком случае, – добавил он с простецким видом, – если они и были, то это не помешало ему убежать.
В другое время барон Жан посмеялся бы над такой простотой, которую он принял за естественную. Но от уловок животного он начал приходить в ярость и его лихорадило, как святого Губерта.
– Довольно, бездельник, прекращай шуточки! Если ты в игривом расположении духа, то я вовсе нет.
– Я буду в таком расположении, в каком пожелает ваша светлость.
– Увидим! Отвечай мне.
– Ваша светлость еще ни о чем не спросили.
– Лань выглядела загнанной?
– Не слишком.
– Откуда она бежала?
– Она не бежала, она стояла.
– Но ведь откуда-то она прибежала?
– А! Это может быть, но я не видел, как она бежала.
– А куда она убежала?
– Я бы с удовольствием вам ответил, но не видел, как она убежала.
Сеньор де Вез пронзил Тибо взглядом.
– Лань пробежала давно, господин шутник? – спросил он.
– Не так-то и давно, ваша светлость.
– Примерно сколько времени назад?
Тибо сделал вид, что роется в памяти.
– Думаю, позавчера, – наконец ответил он.
И тут, произнося последние слова, башмачник не смог скрыть усмешки. Это не ускользнуло от барона Жана, и он, пришпорив лошадь, подлетел к Тибо с занесенным кнутом. Тибо оказался проворнее. Одним прыжком он очутился под навесом, куда обер-егермейстер, не спешившись, попасть не мог. Итак, Тибо мгновенно оказался вне опасности.
– Ты смеешься надо мной и лжешь! – воскликнул ловчий. – Не может быть, чтобы Маркассино, мой лучший пес, так рвался и лаял в двадцати шагах отсюда, если здесь не пробегала лань; побежав же туда, она не могла не перепрыгнуть через изгородь, а значит, ты не мог ее не видеть.